– Хосе, а почему вы сказали, что у нас слишком жарко?
– Ну, у них, у англичан, обычная температура в доме зимой градусов 15–16. Они же всегда экономят. А заодно и закаляются!
– И что, большая экономия? – поинтересовался Клаудиюс.
– Ну, в таком домике, – парень оглянулся, провел взглядом по стенам. – Если опустите температуру до 15 градусов, то фунтов пятьдесят за месяц сбережете!
На дворе светило солнце. Градусник с внешней стороны двери показывал плюс восемь. Безоблачное небо кормило взгляд радостью.
– Чего лыбишься? – по-доброму спросила Ингрида, посмотрев на щурившегося на солнце Клаудиюса.
– Я счастлив! – ответил он. – И зима тут солнечная, и дворец ты организовала! Все класс! Спасибо, дорогая!
Он обнял Ингриду, поцеловал в губы, в нос.
– Осторожней, фотоаппарат поломаешь! Забыл, что нам надо аллеи отснять?
И отправились они гулять по вверенной им территории. Садовник и экономка, молодые и красивые. Фотографировали и друг друга на фоне особняка и маленького домика из красного кирпича, в котором обитали, фотографировали аллеи и следы былых клумб, фотографировали неухоженный и «прохудившийся» местами кустарниковый лабиринт, за которым, как показалось Ингриде, не ухаживали уже лет десять.
– Ты знаешь, как только мы пошлем эти фотки Артуру, нас уволят! Из-за тебя! – совершенно серьезно заявила Ингрида, когда они, вернувшись в домик, сели на кухне пить чай.
– Почему?
– Тебя десять дней назад взяли сюда садовником! По фотографиям видно, что ты все эти дни пробездельничал!
– А мусор? – запротестовал Клаудиюс. – Ты видела, сколько я его собрал?!
Ингрида задумалась.
– Знаешь, надо будет другие фотографии сделать! Возьми лопату и фотоаппарат, пойди обкопай пару деревьев и сфотографируй так, чтобы и лопата была видна! Просто воткнешь ее рядом! Пару клумб перекопай, только так, чтоб было понятно, что там будет!
– А ты поможешь? – спросил Клаудиюс.
– Нет, через двадцать минут я буду по скайпу с Барборой говорить! Интересно, как они там? Перешли на лягушек и улиток или еще держатся?
Как только Клаудиюс взял в руки садовую лопату, так сразу ощутил себя маленьким гномиком в огромном парке. Солнце по-прежнему светило на безоблачном небе. Легкий ветерок шевелил тонкими ветвями аллейных туй. В кармане куртки лежала камера.
А он думал о другом, дорогом фотоаппарате, найденном им в кладовке в чемодане. Под фотоаппаратом там лежала одежда: джинсы и чистые рубашки. Чья-то одежда лежала и просто на полках кладовки. Может, того же хозяина чемодана с фотоаппаратом? Может, кого-то другого?
Земля на краю клумбы оказалась мягкой и податливой. Клаудиюс загонял лопату на полклинка и переворачивал вывернутый с поверхности земляной ком кверху ногами.
«Странно, – думал он, опять вспоминая о чемодане и чужих вещах. – Если здесь до нас уже жил какой-то садовник, то почему все такое заброшенное?! Или он просто сидел в доме и ничего не делал, пока его не выгнали? А выгоняли так, что даже собраться с вещами не дали? Да очень даже может быть! Этот Ахмед то, что ему прикажет хозяин, то и сделает! Поэтому надо работать!»
И Клаудиюс заработал лопатой проворнее и быстрее, только загонял теперь лопату на треть клинка, чтобы быстрее клумбу перекопать.
Глава 34. Париж
– А ты вообще-то не совсем клоун, – задумчиво произнес Поль. – Если хочешь, можешь снять свой нос!
– А если не хочу? – Андрюс широко выпучил глаза и наклонил голову на бок. – Нос – не шляпа, его снимать не обязательно!
Мальчик не отреагировал на шутку. В этот день он был грустнее, чем вчера. Грустнее или серьезнее. Он полусидел на коротковатой подростковой кровати, спиной упершись в две поставленные на ребра пухлые подушки, упиравшиеся в свою очередь в невысокую металлическую спинку. Андрюс всматривался в личико Поля, пытаясь понять, как он себя чувствует. Черная кожа не выдавала болезненности или усталости. Только глаза были слишком красные. Поль смеялся, когда вначале несколько раз Андрюс смешил его в присутствии папы. Папа тоже смеялся, когда Андрюс с одним только символическим признаком клоуна – пушистым красным носом на резинке, похожим на уменьшенный балабон на лыжной шапочке, показывал, как проявляют свое настроение домашние животные: свинки, кошки и собаки, как ходит утка и как петух прыгает на конкурента по курятнику. Но этим вечером Полю или не хотелось смеяться, или вообще ничего не хотелось.
Его двухместная палата показалась просторнее из-за излишне аккуратно застеленной второй кроватки.
– Ты теперь один? – спросил Андрюс.
– Его забрали в другую больницу, – ответил Поль и вздохнул.
– Я его ни разу не видел, – произнес Андрюс задумчиво. – Как его звали?
– Бенуа. Его с утра увозили на процедуры, а вечером привозили. Он мне только один раз прошептал «привет!» А давай в шашки сыграем?
– Давай, – согласился Андрюс.
– Достань их, они в тумбочке.
Большая белая тумбочка с одной полкой справа от изголовья кровати была заполнена книгами и играми.
Андрюс достал шашки, подкатил к кровати легкий столик на колесиках, расставил шашки на доске.
– Ты белыми, – сказал.
– Нет, ты – белыми, ты же белый. А я – черными.
– Тогда я хожу, – кивнул Андрюс, развернул доску и опустил взгляд на свою шашечную армию.
– Нет, мой ход первый! – с ноткой упрямства, словно с ним кто-то спорил, заявил Поль.
– Хорошо, тогда сегодня черные ходят первыми! Ходи!
– Пойди за меня. Подвинь вперед вот ту, первую с правого края.
Андрюс подвинул черную шашку. Потом пошел своей белой ей навстречу и поднял взгляд на Поля.
– Я хожу той же шашкой вперед, – уверенно заявил мальчик.
Андрюс снова сделал ход за Поля.
Мальчик задумался, внимательно глядя на доску.
– Ну походи за меня еще разик, так, чтобы я выиграл! – попросил он.
Андрюс снял клоунский носик и почесал кончик своего собственного носа.
– Ну, знаешь, – произнес он, – шашки – не такая серьезная игра, чтобы играть до победы!
– Тогда сдайся!