Это же заметил и товарищ Калинин и огорченно покачал головой.
– Что поделаешь, – сказал он. – С дисциплиной у нас, конечно, не все в порядке… Ну да ладно!
И он взял целый сухарь, помочил его в чае и громко грызанул.
За чаем говорили о сельской жизни, о прошлом, о будущем, но разговор шел какой-то несерьезный. А в конце разговора хозяин кабинета посмотрел вдруг пристально на Виктора Степановича и то ли в шутку, то ли всерьез сказал:
– А ты, Степаныч, зря этот галстук у Петренки на селедку выменял! Сдается мне, что галстук-то ворованный…
Павел видел, как его спутник побледнел и пальцы прижал к столу, чтобы не дрожали. А тут еще хозяин кабинета попросил его выйти, чтобы с народным контролером с глазу на глаз побеседовать.
Павлу даже жалко стало Виктора Степановича – так он медленно из-за стола поднимался, словно ему предстояло на казнь идти. Но ничего не поделаешь – вышел, как сказали, и остался Добрынин наедине с товарищем Калининым.
– Ну вот что, Павел… Можно, я тебя буду по-простому называть?
Павел кивнул.
– Тогда давай о деле. Статью о рабкрине прочитал?
– Да, – ответил Павел.
– А понял?
– Нет, – признался контролер.
– Ну ничего, – успокоил его Калинин. – Главное – не понимать, а действовать. Понятно?
Павел снова кивнул.
– В общем, задача твоя не из легких, – продолжал хозяин кабинета. – Родина у нас, как ты понимаешь, большая. Везде глаз да глаз нужен, и то порядка мало. Поэтому на Политбюро и было решено выдвинуть из самой честной народной среды ряд верных тружеников, обучить их всем способам народного контроля и отправить в различные области и края, чтобы вели они там беспощадную борьбу за настоящий порядок, за качество продукции и выполнение всех поставленных задач. Но положение в промышленности усложнилось, и приходится посылать вас без достаточного обучения. Но народ у нас смышленый. Да, я думаю, ты и сам до всего дойдешь. Вкратце-то я тебе объясню. Я ведь с каждым таким контролером лично беседую и скажу прямо: контролеров у нас мало, и каждый из них – на вес золота. Ну, а контролировать жизнь и ее производственные процессы несложно. Приезжаешь в город, узнаешь, какие заводы и фабрики есть, что выпускают. Потом идешь прямо туда, говоришь им: «Я – народный контролер» – и требуешь предъявить изделия для проверки качества. Вот, собственно, и все. Ну, там, где качество трудно проверить, – так ты на глазок, а если сомнения, то берешь то, в чем сомневаешься, и сюда везешь…
– А как же? – не понял Павел.
– Чуть позже я тебе объясню! – успокоил его хозяин кабинета. – А пока скажу, что выпал тебе нелегкий район действий, так сказать. Северные места… И условия там, конечно, приближенные к боевым. А может, ты не хочешь? Ты скажи! Может, ты не готов к этому?
– Да нет, готов! – заверил товарища Калинина Павел.
– Ну, а может вопросы есть? – поинтересовался хозяин кабинета.
– Есть, – признался Добрынин. – Насчет служебной жены… Как-то… неловко…
– Ну, брат, это надо, – понимающе закивал товарищ Калинин. – Мне и самому трудно, у меня ведь тоже и моя, венчались еще до семнадцатого, и служебная… Что поделаешь, такой порядок. Я ведь из Твери сам, жена с детьми там осталась, а здесь служебную получил. Правило такое – кто не из Москвы, тот здесь жену получает, так сказать, номенклатурную. Да ты не бойся, они у нас проверенные и пользуются полным доверием, а если что, не стесняйся, говори, и мы заменим…
– Ну, раз порядок… – развел руками Павел.
– А может, еще что-нибудь волнует? Может, о своей семье думаешь?! Так ты не беспокойся, они у нас будут под партийной заботой. Так что все в порядке, как видишь… Ну и теперь самое важное. Решил я тебе, Павел, подарок сделать… Непростой подарок… – Товарищ Калинин испытующе посмотрел в глаза народному контролеру. – Такой подарок, за который многие полжизни отдали бы. В общем, коня белого дарю тебе.
И, тяжело вздохнув, товарищ Калинин на некоторое время замолчал, то ли обдумывая что-то, то ли погрузясь в воспоминания.
А Павел слушал возникшую тишину и думал. Думал о том, что не случайно, должно быть, его выбрали, и не из-за желания избавиться от честного и правдивого человека. А были, видимо, на то особые причины, о которых он если и узнает, то очень не скоро.
За окном вечерело, и, несмотря на то, что рядом жил своей бурной жизнью большущий город, было тихо и спокойно. И, может быть, даже спокойнее, чем в это же время в деревне Крошкино, где с наступлением первых сумерек осмелевшие из-за своей невидности дворовые собаки начинали переговариваться-передаиваться, рассказывая друг другу, кто из них какого размера кость получил, и так этот лай стоял бы до полуночи, пока осовевшие от него хозяева не обругали бы свою псину последними словами, после которых в дело уже мог бы пойти деревянный колок, и собаки, конечно знавшие об этом, замолкали, уткнув свои носы в теплую землю.
Товарищ Калинин вдруг очнулся, обошел свой письменный стол и вытащил из его ящика книжечку, которую тут же протянул Павлу.
«Детям о Ленине», – прочитал Павел название и посмотрел на обложку, где великий вождь был изображен на скамейке, окруженный гурьбой ребятишек.
– Ты не смотри, что название такое, – сказал уже уставшим голосом хозяин кабинета. – Эта книга тебе очень пригодится! Она, в общем-то, не только для детей. Ну вот, я тебе вроде все сказал. Завтра днем на аэродроме тебе седло передадут. А сейчас поезжай домой, отдохни…
– А как же белый конь? – негромко спросил Павел и тут же смутился из-за наглости своего вопроса.
– Конь? – повторил товарищ Калинин. – Коня тоже привезут на аэродром. Он здесь, в кремлевских конюшнях. Хорошо?
Почувствовал тут Павел в себе наличие такого желания, о котором не сказать товарищу Калинину он не сможет. Но и как сказать – он не знал, потому как второго наглого вопроса задавать не хотелось.
– Ну что молчишь? Вижу, что о чем-то просить хочешь? – проницательно подметил хозяин кабинета.
– Да я… вот…
– Ну говори, не дакай!
– Хотел бы, товарищ Калинин…
– Да называй ты меня по имени, мы теперь равные!
– Ну… хотел бы я, Михаил, на этом коне от Кремля до аэродрома проскакать…
– Да-а… – сказал товарищ Калинин. – Желаньице, я тебе скажу!
– Но это если можно, а если нельзя, то…
– Сейчас! – остановил Павла хозяин кабинета и подошел к телефону. – Эй, Вася! – сказал он кому-то. – На завтра эскорт свободен? Да? Хорошо. Тогда прикажи, чтобы к двенадцати был готов у Спасских ворот! – Ну вот, – опустив трубку, товарищ Калинин посмотрел на народного контролера. – Порядок. Будет тебе конный проход!
– Спасибо! – глаза у Павла загорелись, и он едва сдержал свой порыв обнять товарища Калинина и расцеловать его.
– Потом спасибо скажешь! Главное – Родину люби и делай все для ее блага! Ну все, иди! Нет, постой, скажи-ка мне, зачем топор с собой принес?
– Жена в дорогу дала, – объяснил Павел, поднимаясь из-за стола.
– Вот так да! – усмехнулся хозяин кабинета. – Молодец жена! Правильно дала! Тут жизнь такая… да…
За дверью в коридоре стоял красноармеец, который и проводил Добрынина вниз к автомобилю. Виктора Степановича в машине не было. Только шофер сидел, сонный и молчаливый. Ни слова не сказал за всю дорогу. Лишь когда остановил машину у подъезда, напомнил, что квартира у Павла под третьим номером.
Дежурный дворник открыл Павлу двери в парадное. Добрынин поднялся на третий этаж, вспомнил про ключ, врученный ему дворником. Нашел его в кармане брюк и отпер двери. Котомку оставил в прихожей, а книгу «Детям о Ленине» взял с собой и прошел в кабинет.
Включил лампу с зеленым абажуром, и так уютно стало в этой самой человечной комнате квартиры. А тишина, она была непоколебима и настраивала на серьезные мысли. И, усевшись за письменный стол, открыл Павел перед собой первую страницу подаренной в Кремле книжки. Открыл и стал читать.
Прочитав первый рассказ о Ленине, Павел решил на этом пока и остановиться, тем более что захотелось подумать немного о смысле и морали этого рассказа. Речь в нем шла о том, как однажды Ленин попал в дом поморских рыбаков одной северной народности. Пришел он туда как гость, и тут же хозяева накрыли на стол и стали угощать Владимира Ильича их национальным супом, который, конечно, для европейского человека показался очень невкусным. Но ничего не сказал им об этом Ленин, а только поблагодарил за угощение. А они, решив, что суп Ленину очень понравился, предложили еще, короче – добавки ему дали. И тут Ленин ничего не сказал, и все съел, как учили его родители еще в далеком Симбирске – повлияло, конечно, воспитание, «общество чистых тарелок» семьи Ульяновых, но и не только это.