– Проходят, – согласился с ней Бокалов, – но секрет очень прост, да и нет никакого секрета. Раньше, чтобы попасть на такую выставку, нужно было сначала представить картины на суд экспертов, профессионалов, понимающих в живописи, любящих и разбирающихся в ней. А теперь эксперт один – наличность. И не важно, что ты пишешь. Есть деньги – покупай место и развешивай, хоть, простите, свое нижнее белье на это место и говори всем, что это искусство, а ты – художник. Конечно, я слегка сгустил краски, и там бывает, что встречаются хорошие художники, настоящие живописцы с сильными произведениями. Но сегодня живопись никому не нужна. Понимаете, если раньше завскладом был уважаемый человек, то теперь он просто завскладом и все.
Женщина стояла и кивала. А затем, дождавшись, когда Бокалов закончит свою обвинительную речь, спросила:
– И что же мне делать?
– Не знаю, – улыбнулся Семен, – попробуйте себя в поэзии, хотя данный вид искусства еще менее востребован обществом.
– Вы смеетесь, – печально вздохнула женщина, – а мне не до смеха. Я на пенсии, а пенсия, сами знаете, небольшая. Думала, может стану известной художницей, буду писать, продавать свои работы. А можно я Вам принесу показать, а Вы мне скажете?
– Нет, не нужно, – отрезал Бокалов, – что я могу Вам сказать? У нас хватает и картин, и художников. Каждый божий день приходит по пять, а то и больше, великих гениев. Но у нас просто нет места, чтобы брать работы у всех. У нас, извините, не Лувр.
– Вы меня не так поняли, я просто принесу Вам показать, – попыталась разъяснить свою позицию женщина.
– Я понял, понял, но не нужно. У каждого творческого человека свое видение, и я не берусь судить, плохо это или хорошо. У меня есть свои пристрастия.
– А что Вам нравится из того, что у вас есть в галерее? Можете просто показать? – никак не хотела отставать от Семена женщина.
Ее назойливость потихоньку стала напрягать Бокалова.
– Да, конечно.
Семен показал ей пару картин, рассказал о художниках, которые эти картины написали, и многозначительно замолчал, давая понять, что аудиенция окончена.
Женщина покрутила головой, а затем раскланялась со словами:
– Спасибо Вам, извините, что отняла у Вас столько времени.
– Ну, что Вы, – выдавил из себя подобие улыбки Семен, – это моя работа.
Женщина ушла.
Семен открыл ноутбук и принялся писать. Просто, без цели, ни о чем.
Казалось, что строки сами появляются на экране монитора без лишних усилий с чьей-либо стороны.
«Что она за оса такая непонятная?» – подумал Бокалов, на мгновение перестав писать.
Он вдруг вспомнил, как однажды летом, когда он был еще маленьким и гостил у бабушки в частном доме, его укусила оса. Он играл во дворе в мяч, просто играл, никого не трогая, а противная мерзкая оса его тяпнула в ногу, и нога распухла. Семену было больно, но он не заплакал, он возмутился и стал ругать осу.
– Ты что меня кусаешь? Я тебя не трогал. Я просто играл в мяч. Зачем же ты меня укусила?
Услышав голос внука, во двор вышла бабушка.
– Что, оса укусила? – заботливо спросила она.
– Да, в ногу, вот, – и Семен показал место укуса.
– Ну, сейчас, схожу, принесу йод, надо помазать.
И бабушка ушла в дом. В скором времени она вернулась с маленьким темным бутыльком и клочком ватки. Бабушка открутила крышку и налила йод на ватку. Ватка в одно мгновение из снежно-белой превратилась в противную, пугающую темно-коричневую какашку.
– Давай-ка свою ногу, – приготовилась бабушка намазать внуку осиный укус.
– Да ладно, не надо, – отмахнулся Семен, – все уже, ничего не болит.
– Не «ладно», не надо ему. Давай, говорят тебе! – и бабушка намазала йодом укус.
– А, щиплет! – вскрикнул Бокалов. – Больно же!
– Ниче, терпи, щас пройдет. Пойдем-ка, чего покажу.
И бабушка пошла на задний двор, где были постройки – сарай и баня.
Семен зашагал следом. Они подошли к бане, зашли в предбанник.
– Смотри, – сказала бабушка, подняв голову вверх.
– Куда смотреть?
– Вон, на крышу смотри, туда, дальше.
И Бокалов увидел в дальнем углу, там, где один бок крыши упирается в другой, серое, словно из войлока, яйцо огромного размера.
– Что это? – испуганно спросил он, будто увидел неопознанный летающий объект.
– Это гнездо осиное, – спокойно произнесла бабушка, – как-то надо от него избавиться.
– А как?
– Сжигают их.
– А как же баня? – удивленно посмотрел на бабушку Семен, – она ведь сгорит вместе с этим яйцом!
– По осени они гнездо оставляют и в землю уходят зимовать. Вот гнездо сшибают да жгут. А весной осам лететь некуда, они новое место ищут и там гнездо вьют. Так что до осени придется ждать. Если сейчас сбить, то целый рой растревожишь, горя не оберешься. Но они безобидные, ты их не трогай, и они тебя не будут.
– Да слышал уже, – огрызнулся Семен, – я ее не трогал, а она…
– Ты руками, поди, махал, бегал. А она ведь неразумная, взяла, да и тяпнула тебя.
– И чего? Мне теперь и в мяч не поиграть, что ли? – еще больше возмутился Семен.
– Да играй ты себе в мяч, авось и не тронут тебя больше. А лучше бы взял банку да набрал малинки в огороде. Глядишь, поели бы с молочком. Да сахарком присыпать, вкуснятина. Пойди, набери баночку.
– Ладно уж, – нехотя согласился Семен, – давай свою банку.
Семен всегда с нежностью вспоминал бабушку, он любил ее. У нее было много внуков, и всех она любила особенной любовью, и каждому по секрету шептала на ушко, что он самый любимый ее внучек.
Бокалов взглянул на часы, до конца смены оставалось полчаса. Он практически не заметил, как пролетел этот сумасшедший день.