Дело о легком убийстве

– Синей? – переспросил я.

– Да, это та, в которой он был найден. В ней растут синие розоиды, а в другой – желтые, поэтому мы ее называем…

– Спасибо, я догадался, – проворчал я. – Значит, во сколько он ушел?

Госсенс развел руками.

– Мы специально не засекали, сами понимаете. Но, полагаю, выражу общее мнение, если скажу, что было не больше одиннадцати сорока.

Я кивнул.

– Кто обнаружил труп?

Тодоров прочистил горло.

– С вашего позволения, я, лейтенант.

– Во сколько?

– В тринадцать сорок шесть, – Тодоров скромно улыбнулся. – Вот тут уж я догадался сразу зафиксировать время.

– Молодец, – похвалил я. – Вы позвали всех?

– Конечно. Разве не надо было?

– Да нет, почему же. Надеюсь, вы ничего не трогали в дежурке?

– Ну что вы, лейтенант, мы же не дети, – Тодоров надул губы. – Убедившись, что Генрих действительно мертв… это было несложно, мы все вместе вышли из оранжереи и вызвали полицию.

– Больше туда никто не входил?

– Нет, потому что…

– Да, да, госпожа Ласкариду, потому что я отдал это идиотское распоряжение. Я рад, что вы его выполнили.

Я снова обернулся к Тодорову.

– Как вы обнаружили тело?

Тодоров начал было вопросительно вскидывать брови, но, не успели они пройти половину дистанции, суть вопроса до него дошла.

– А! Я понял. В половину второго или чуть раньше я позвонил Генриху, но он не ответил. Это не показалось мне особо подозрительным, мало ли… он мог как раз срезать цветок, например. Но когда он не ответил и на повторный вызов минут через десять, я решил навестить его в оранжерее. Нет, мне тогда в голову не приходило, что могло случиться такое. Скорее, я полагал, что Генрих, возможно, заснул, хотя раньше с ним такого не случалось. Я зашел в оранжерею и… – Тодоров красивым жестом развел руки в сторону.

Я подпер подбородок кулаком и задумался. Все это вполне могло быть правдой. А могло и не быть.

– Вы понимаете, что алиби у вас таким образом нет? – спросил я.

– Увы, лейтенант, – Тодоров снова развел руками.

– А что насчет остальных? – я обвел глазами гостиную. – Прошу вас, предоставьте мне прочное алиби, я заберу господина Тодорова и оставлю вас с вашими мраморными розоидами. Скажите, чем вы были заняты после ланча и до времени обнаружения тела? Начнем с вас, пожалуй, – я выразительно посмотрел на парочку садовников, держащихся несколько отстраненно. Звали их Шимон Лешчак и Корнелиус Мэйнард, и после знакомства они пока не проронили ни слова.

Как опытный массовик-затейник я решил вовлечь их в нашу дружную компанию.

Лешчак, тщедушный плюгавый тип с нервными руками, повел плечами.

– Я был на ланче тоже, так. Ушел через несколько минут после Генриха, у меня сегодня смена в желтой оранжерее. Потом я не покидал ее до того самого момента, как Пламен рассказал всем о трагедии. Так.

– К вам в оранжерею заходил кто-нибудь?

– Так, – Лешчак кивнул. – Кори заходил минут в двадцать первого. Мы поговорили немного.

– Немного – это сколько? – спросил я.

– Точно не скажу, но, думаю, минут пятнадцать, так? – он вопросительно глянул на Мэйнарда. Дождался утвердительного кивка и закончил. Потом Кори ушел, и я был один.

– То есть, полноценного алиби у вас тоже нет?

– Меня это тоже огорчает, как и вас, пан лейтенант.

Меня он почему-то раздражал даже сильнее, чем Тодоров. Хорошо, что у него нет алиби. Я обратил свой взор на Мэйнарда. Был он, несомненно, самым молодым из всего честного общества садовников астероида – едва за двадцать. Впрочем, что касается внешности, молодость, пожалуй, была единственным его достоинством. Вялый подбородок, робкий взгляд, покатые плечи, волосы не то, чтобы грязные, но какие-то тусклые, неопрятные. Из подобных типов неплохие маньяки получаются.

В дверь моего сознания деликатно постучалась критичность мышления и с легкой укоризной предположила, что, возможно, я не вполне объективен к окружающим по причине плохого настроения и самочувствия.

– Вы, Мэйнард?.. – резко бросил я, не собираясь распахивать свое сознание перед чем бы то ни было. Критичность мышления пожала плечами и тихо удалилась.

– К ланчу я пришел позже всех – отсыпался после дежурства, – начал он. – К слову, Генриха уже не было. И уходил я позже всех, ближе к половине первого. Может быть, Шимон прав, минут двадцать первого, не смотрел на время. Я заглянул к нему в оранжерею, а потом пошел к себе и снова прилег отдохнуть. Заснул, судя по всему, почти сразу же… Вызов Пламена меня разбудил.

– Спали вы, разумеется, в одиночестве?

– Разумеется, – дряблую не по годам кожу залил неровный румянец.

Я вздохнул.

– Хоть вы меня порадуете алиби, госпожа Ласкариду?

– Тоже неполным, господин лейтенант, – Димитра кривовато усмехнулась. – Начиная с часа дня мы с Люком играли в настольный теннис.

– Что?! – я вытаращил глаза.

Тодоров вмешался в разговор, раскатисто рассмеявшись. Голова при этом довольно картинно откинулась назад. По-моему, он сильно страдает от отсутствия зеркал во всех помещениях, где ему доводится находиться.

– Да, лейтенант, у нас есть стол в спортзале. Вообще, занятия спортом для нас не досуг, а необходимость. При такой силе тяжести мышцы быстро атрофируются, если их регулярно не нагружать, – набрав полную грудь воздуха, он небрежно продемонстрировал, что уж его-то мышцы не атрофировались. – Тренажеры – само собой, но это не так весело. Настольный теннис… О, если вы никогда не играли в настольный теннис на астероиде, вы очень много потеряли. Конечно, некоторые привнесенные правила могут показаться вам вычурными, но…

– Пламен, друг мой, – я скрипнул зубами, – посвятите меня в тонкости игры позже, хорошо? Госпожа Ласкариду, начали вы в час, я понял, а закончили?

– Мы не закончили, вызов Пламена прервал игру в самом разгаре. Так что после часа у меня все о’кей, но до того, – она немного виновато повела плечами, – я была одна в своей комнате, читала книгу.

Госсенс сложил руки на намечающемся животе.