Дело о легком убийстве

– Вот еще. Я не собираюсь здесь задерживаться, но улететь планирую именно, как вы выразились, при помощи летательного аппарата. А вы недурно освоились на астероиде, Ник. Сколько вы здесь, час, больше?

Коронер помотал головой.

– Меньше, лейтенант. Но дело в том, что я не в первый раз на астероидах вообще. Увы, но несчастные случаи на них пока еще не так редки.

– От кого я слышу «увы», от вас, верного дуайена смерти?! – я поцокал языком. – Так может и здесь тоже?..

Ник медленно и размашисто погрозил мне пальцем.

– Это уже ваша работа, лейтенант. Но, если хотите знать мое мнение, на несчастный случай крайне мало шансов. Впрочем, пойдемте, я надеюсь, даже вы это поймете.

Я поморщился. Труповед своим искрометным юмором начинал действовать мне на нервы, а они и так находились не в лучшем состоянии.

– Пойдемте, Ник, – я с досадой махнул рукой и с большим трудом удержался на ногах. Пожалуй, если бы не магнитные подошвы, я бы отлетел в направлении, противоположном взмаху. – У меня нет желания слушать вас больше, чем это необходимо.

Ник снова развернулся и двинулся вперед забавной танцующей походкой. Я пошел следом. Сойдя с площадки я затаил дыхание, но ничего страшного не произошло. В общем-то, ходить по астероиду оказалось не такой уж сложной задачей. Только про походку Ника я больше не думал. Потому что не хотел бы, чтобы кто-либо стал оценивать мою собственную.

Только теперь до меня дошло, что имел в виду Ник, смеясь над «двумя шагами». В двух шагах на этом астероиде находилось практически все. При желании шагнуть можно было очень, очень далеко. И я прилагал максимум усилий, чтобы этого не сделать. Потому что мне сложно было заранее рассчитать, пролечу ли я десять метров или двести пятьдесят. Нет уж, лучше неловкими семенящими шажками…

И вот наконец шлюз. Именно там, под шипящий звук воздушной струи, во мне зародились сомнения. Сначала смутные, но уже через пару секунд ударившие меня с полной силой.

– Ник, – стараясь, чтобы голос звучал как можно небрежнее, сказал я. – А где же гравитация?

Этот идиот снова изобразил непонимание.

– Вся местная гравитация в полном вашем распоряжении, никто не посмеет ее отнять. Вам мало? Простите, лейтенант, вы на астероиде.

– Какого черта, Ник, – я изо всех сил сдерживался, чтобы не закипеть. – Даже вы должны были слышать что-то о гравитаторах. Открою маленькую тайну, на вашей труповозке тоже стоит один из них.

Коронер вздохнул.

– Попробуйте включить свой мозг хоть на пять процентов его гениальности, Руслан. Поищите ответ, зачем вообще разбивать оранжереи на астероиде. Полагаете, на планетах закончилось место?

Мне действительно пришлось задуматься. Получив сообщение об этом убийстве, я просто мимолетом отметил факт наличия оранжереи на астероиде как очередной штришок глупой человеческой эксцентричности, один из бесчисленного числа во Вселенной. Но смысла в этом было в самом деле маловато даже для самых чокнутых представителей расы людей.

Я вопросительно глянул на Ника.

– Розоиды! – он наставительно поднял толстый палец кверху. Наверняка он пытался вывести меня из состояния душевного равновесия и только поэтому корчил из себя непонятно что. Я просто продолжал смотреть на него.

– Вы чертовски не любопытны, Руслан, – Ник укоризненно покачал головой. – Могли бы за время полета не полениться навести справки. Розоиды – это цветы, Руслан, какие-то особо ценные цветочки, которым категорически противопоказана сколь-нибудь значимая сила тяжести. Именно поэтому даже посадочная площадка отдалена от базы – чтобы поле гравитаторов машин не мешало этим нежным созданиям.

Я хотел было сказать пару слов обо всех цветах вообще и – с особой теплотой – о розоидах в частности, но, к счастью для них, шипение прекратилось и внутренние двери шлюза уехали в сторону, открыв нам недлинный прямой коридор. С наслаждением я избавился от шлема, хоть на малую толику почувствовав себя человеком.

Ник последовал моему примеру.

– За мной, лейтенант.

Одна радость – пол в базе был металлическим. Хоть одна уступка здравому смыслу. Мы дошли до перекрестка (коридор имел Т-образную форму) и повернули направо. Когда мы дошли до двери в самом конце, моего пространственного мышления хватило, чтобы понять: перед нами одна из оранжерей.

Я не ошибся. Буйство зелени ударило по глазам, успевшим привыкнуть к безликой серости астероида и почти столь же серому пластику коридора, а когда зрение пришло в норму, я различил ровные ряды кустов чуть ниже человеческого роста, украшенные редкими синими цветами. С небольшим запозданием я осознал, что «розоид» означает «розоподобный». Кусты выглядели настолько заурядно, что, увидев их на Земле, я и не подумал бы об их инопланетном происхождении. Не скажу, были ли они похожи на розовые кусты – к стыду своему, представления не имею, как те выглядят – но ничего чуждого в них не наблюдалось. Это если не считать цвета бутонов, потому что синих роз я никогда не встречал.

Но опять-таки, будь я дальтоником, за пять шагов назвал бы этот цветок розой. Если подойти поближе и приглядеться, разница, конечно, становилась заметной. Лепестки пожестче, покрупнее и какой-то чуть заостренной формы. Но в целом – ничего особенного.

Следуя за коронером, я прошел до края оранжереи, где за не доходящей до потолка перегородкой помещалось нечто вроде дежурки. Небольшая, примерно три на три метра, комнатка, вполне, впрочем, уютная. Экран, включенный в режиме окна (я скривился в гримасе отвращения), небольшой холодильник в углу, который украшал натюрморт из пустого стакана, пепельницы с окурками и начатой пачки бездымных сигарет. Мягкое кресло и солидный стол с выдвижными ящиками. Если меня не обманывали глаза, стол был из настоящего дерева, причем породистого, из-под полировки выступали изящные пурпурные разводы. Один из углов стола был темным от крови, и причина испорченной красоты находилась тут же, на полу.

Одетый в бежевый комбинезон мужчина – я знал про него только то, что звали его Генрих Шталлер, сорока двух лет, холост, был здесь главным садоводом – лежал лицом вниз. Затылок убитого представлял из себя зрелище не для слабонервных, кровавое пятно отчетливо выделялось на фоне светло-русых волос. Ник уже обвел контуры тела белой краской. Аккуратно перевернув покойника, я бросил взгляд на лицо. Ничего примечательного, обычное чуть худощавое лицо мужчины среднего возраста. Серые глаза распахнуты, рот чуть приоткрыт.

– Почему же все-таки не несчастный случай, Ник? – спросил я, пожав плечами. – Споткнулся, упал…

Во взгляде коронера, адресованного мне, читалась жалость. Он собрался было что-то сказать, но затем просто отошел от стола на шаг, повернулся к нему спиной и… начал падать затылком прямо на угол.

Да, именно начал падать, ибо процесс это был небыстрый. Я вспомнил его прыжок-полет возле посадочной площадки и подосадовал на себя. Действительно, падать на астероиде, когда твое тело весит в пятьсот раз меньше обычного, совсем не страшно. По крайней мере, не смертельно.

– Хватит валять дурака, Ник, – проворчал я. – Примите более или менее вертикальное положение и объясните мне, как же он умер.

Коронер, прервав свое падение примерно на середине, выпрямился и пожал плечами.

– Девяносто девять шансов из ста, что ему помогли, Руслан. Один шанс на несчастный случай я все же оставлю – исключительно из приязни к вам. Если Шталлер споткнулся, начал падать, испугался и резко дернулся… – Ник аккуратно махнул рукой, – почти невероятно для человека, уже три месяца живущего на этом астероиде. Нет, полагаю, его просто стукнули головой об угол стола.

Я почесал подбородок.

– Но как? Если его масса в пятьсот раз меньше…

Ник схватился за голову.

– Скажите, лейтенант, вы учились в школе? Нет, не отвечайте, не надо. Я не хочу слышать ответ, позвольте мне сохранить хоть какие-то иллюзии… Его масса осталась неизменной, килограмм восемьдесят, я думаю. Не путайте с весом, который здесь в самом деле ничтожен. Притяжение астероида слишком слабо, чтобы при свободном падении тело обрело серьезную скорость. Но если эту скорость помогли набрать, энергия удара будет столь же значимой, что и на планете с привычной силой тяжести.

В общем-то, я совсем не нуждался в этой лекции, я и сам уже понял, что произнес не самую умную фразу в своей жизни. В свое оправдание могу сказать, что меня все еще подташнивало, а в висках ударным образом вкалывала пара молотобойцев.

– Время смерти? – грубовато бросил я.

– Приблизительно за три с половиной часа до осмотра, значит, – Ник посмотрел на комм. – Три часа пятьдесят минут назад, плюс-минус минут сорок-сорок пять. Возможно, позже я смогу сказать чуть точнее, но особо на это не рассчитывайте.

– И в мыслях не было, – фыркнул я, фиксируя на своем коммуникаторе интервал смерти.

Ник прав, несчастный случай можно с чистой душой исключить. Про самоубийство таким варварским способом можно даже не думать. Значит, все-таки убийство, и мне придется его расследовать. А помимо погибшего Шталлера людей на Гноме-13 только пятеро… Если я схвачу первого, кто попадется мне под руку, и смотаюсь отсюда незамедлительно, целых двадцать процентов будет за то, что я арестую убийцу. Не так уж и мало, черт возьми!

Собрав волю в кулак, я подавил в себе это искушение. Возможно, Бог будет милостив ко мне, и у четверых подозреваемых окажется стопроцентное алиби. Или убийца проявит сознательность и во всем сознается. Тьфу ты, тавтология получилось. Хотя тавтология удачная, надо будет запомнить. Потому что это уже можно назвать каламбуром.

Я посмотрел на убитого – при жизни он был достаточно крепким мужчиной, жилистый, широкоплечий, выше среднего роста. Значит ли это, что и убийца был неслаб? Или просто сумел застать Шталлера врасплох? Все-таки, что ни говори, оторвать человека от поверхности здесь проще, чем на планете… Но рассчитать и ударить соперника головой именно об угол стола не так-то просто, наверное. Это ведь не манекен, а человек, со свойственным людям инстинктом самосохранения.

– Лейтенант, вы медитируете?

– Не мешайте мне работать, Ник, – огрызнулся я. – Я сейчас впитываю в себя мельчайшие детали места происшествия.

Ник хмыкнул. Ехидно и гадко, как умеет только он.

– Вы не могли бы продолжить впитывание без тела? Я бы уже откланялся.