Берегиня

Лечение и реабилитация были позади. Получив эпикриз и прочие там документы, полагающиеся при выписке, попрощавшись со всеми, с кем только можно было, вышел я на госпитальное крыльцо. Втянул ноздрями воздух гражданской жизни, наполнив им лёгкие до отказа, да так, что голова закружилась.

– Ну здравствуй, новая жизнь! – вырвалось у меня из груди.

Надышавшись вдоволь, повертев головой в разные стороны в поисках каменьев указательных с надписями вроде «Налево пойдёшь – от жены огребёшь» и не найдя таковых, отправился в путь-дорогу дальнюю до близлежащей станции метро. Как ни хотелось мне скорее оказаться в родных пенатах, обнять деда и будущую жену, да только права на это я пока не имел – формально я ещё состоял на услужении государству российскому.

Лишь спустя две недели, сдав дела и должность, выбив у «финика»[14 - Финик – начальник финансовой службы части (армейский сленг).] полный финансовый расчёт и полагающиеся боевые, «вылившись» из коллектива, забрал у товарища из гаража своего железного коня и, осенив себя крестным знамением, поехал, наконец, домой.

Ехал не спеша, останавливаясь на отдых в местах, радующих глаз, вдали от сутолоки придорожных кафешек с кемпингами. Много ль надо солдату на привале? Да сущие пустяки: маленькая незагаженная полянка, невидимая с дороги, сытно поесть и сладко поспать – вот и вся недолга. А когда твоё авто сочетает в одном флаконе средство передвижения и гостиничный номер (удобства, правда, во дворе) – вообще полный цимес.

Домом на колёсах мне служил старый добрый УАЗ-452 «Буханка», в своём теперешнем виде мало чем напоминающий чудо советского автопрома, сошедшее с конвейера. Из родных деталей в нём остались только армейские мосты и кузов, и тот претерпел некие изменения конструкции. Всё остальное: дизельный двигатель, трансмиссия, электрика и сиденья – перекочевали из «Форд Скорпио». Повозился я с ним, вложив немалую сумму и потратив уйму сил и времени. Зато теперь, сидя за рулём эдакого монстра в камуфляжном окрасе, на широких колёсах, я был готов покорять большие расстояния и бездорожье.

Третий день пути начался для меня с первыми лучами солнца. Вскрыв пакет ИРП[15 - ИРП – индивидуальный рацион питания, или сухой паёк. — Прим. автора.], приготовил на скорую руку завтрак и так же быстро разделался с ним, запив свежесваренным кофе. Вещи сложены и закреплены на штатных местах, машина осмотрена. В сытом животе приятно заурчало, а с поворотом ключа зажигания ровно заурчал тяговитый дизель машины – можно ехать.

Солнце находилось в зените, когда через лобовое стекло я увидел родные места, мою малую родину: горы, уходящие к горизонту бесконечным океаном застывших гигантских зелёных волн хвойного леса. Отсюда, с дороги, деревню не видно, но я знал, что она там, впереди. Ещё пятьдесят километров по горному серпантину, и я дома.

Припарковав машину перед воротами родного дома, в тени раскидистой берёзы, заглушил двигатель, но из машины не вышел – что-то меня держало, что-то тревожило. Но что? Улица пуста, если не брать во внимание пяток куриц, вальяжно прогуливающихся возле соседской ограды. Будь я в горах Кавказа, я бы нашёл разумное объяснение приступу беспричинной тревоги и звериному ощущению чужого взгляда на себе. Здесь-то с чего?

Всё же выхожу из машины, медленно подхожу к калитке, разминая мышцы спины. Дёргаю за ручку – закрыто. По сложившейся у нас традиции калитку на замок мы с дедом закрывали в двух случаях: на ночь и когда уходили в тайгу. Всё остальное время она была не заперта. Сейчас день, значит, дед в тайге. Вроде бы ничего особенного, а чувство тревоги почему-то усилилось.

Пройдя вдоль высокой ограды из рифлёного оцинкованного железа, захожу во двор к соседке. Завидев меня, тётя Зина выбежала на встречу.

– Алёша! – Будь её воля, повисла бы у меня на шее, но так как я выше на две головы, обняла, прижавшись ко мне, и глаза прячет. – На побывку али как?

– Насовсем, тёть Зин, насовсем! А чего это у тебя глаза на мокром месте? Случилось что?

– Так ты что же, ничегошеньки не знаешь?

– Не знаю чего?

– Ой, да что ж я, дурная баба, держу тебя во дворе? Пойдём в дом. Там всё и расскажу.

Заходим в дом. Прохладно – это хорошо, а то меня от переживаний и недосказанности в жар бросило. Присаживаюсь к столу.

– Сейчас я тебя чаем напою, с земляничным вареньем. – Тётя Зина схватилась за чайник, но что-то уж больно много суеты в её движениях. Пора с этом заканчивать.

– Тёть Зин, присядь! Подождёт чай. Ты лучше дело говори. С дедом неладно?

– Ой, с Иваном, твоя правда. – Она присаживается на табурет. – Пропал он.

– Как пропал? Когда?

– Четвёртая неделя пошла, как в тайге сгинул. Володя мой поиски организовал, да всё без толку – как в омут канул.

Не подвела, значит, чуйка, неспроста душа болела. Мысли в голове сменяли друг друга с молниеносной скоростью. Да что толку? С чего начать, где искать – вот вопрос, решать который следовало незамедлительно. Я хорошо знал деда, его привычки и предпочтения, помнил маршруты его таёжных похождений. Сомневаюсь, что в свои семьдесят семь он решил забуриться куда подальше в тайгу. Вывод напрашивался сам собой: произошло что-то непоправимое. Иначе он нашёл бы возможность подать весточку. А может, и подал, только искать её следовало не здесь, не в доме гостеприимной соседки.

– Он ключи от дома оставлял? – поинтересовался я, не увидев их на гвоздике, на котором они обычно висели в наше отсутствие.

– Оставлял. Только… – тётя Зина всплеснула руками, повертев головой в поисках ключа. – А, вспомнила! Вот память дырявая! Их же Володя брал, когда ваш дом осматривал. Наверное, забыл обратно повесить.

– Он всё так же в участковых ходит?

– А где ж ему ещё быть-то? Ты вот что, Алёша, поезжай к нему, а как воротишься, заходи, я тебя покормлю.

– Спасибо, там видно будет.

В стенах опорного пункта милиции царило уныние. Своего друга и по совместительству участкового оперуполномоченного, старшего лейтенанта милиции Володю Устименко я застал в кабинете. Он сидел, откинувшись на спинку стула, положив ноги на стол. Погрузившись с головой в думы думные, он даже не шелохнулся, когда я вошёл.

– Мать говорит, что её сыночек ноги до задницы стёр в поисках деда, а он спит на рабочем месте! Ковбой хренов!

Вздрогнув от неожиданности, Вовка вскочил на ноги.

– Лёха, твою растудыт, напугал!

– Это я по запаху понял. Здорово, дружище!

– Здорово, Рэмбо! – Обнялись. – Говорят, комиссовали тебя?

– Есть такое дело.

– Что-то серьёзное?

– Жить буду, а вот рожать и кормить грудью не смогу. Ты мне лучше про деда расскажи.

– Мать подсуетилась? – Лицо друга перекосила страдальческая гримаса.

– Охать и ахать потом будешь. Ты дело говори.

– Присаживайся, разговор долгим будет, потому как маменька моя не всё знает.

– А есть ещё что-то?

– Есть, Лёха, и я не знаю, с какой новости начать. Обе они плохие.

– Так начни с какой-нибудь, хватит ходить вокруг да около.

И рассказал он, что месяц назад дед вернулся из леса не как обычно – под вечер, а рано утром, чуть ли не с первыми петухами. Вид у него был потрёпанный, на щеке ссадина, на плаще пятна запёкшейся крови. На вопрос матери: «Что случилось?» – отмахнулся, сказав, что запнулся о корягу и упал.

– Вот ты, Лёха, деда давно не видел, так своим свежим взглядом, может, и разглядел бы изменения в его внешности, в его поведении. А я его раз в неделю стабильно вижу… видел, если дома заставал. И скажу тебе, что дядя Ваня держался бодрячком и на свои года не выглядел. Опять же, с его-то опытом хождения по лесу – и споткнуться? Да не поверю.

– Ну, знаешь, и на старуху бывает проруха. Не в годах дело, а в здоровье. Его и в молодые-то годы может не быть, а на восьмом десятке и подавно. А опыт, он, как и половое бессилие, приходит с годами. Только вот ведь какая штука получается: когда в ногах или ещё где сила уже не та, то на одном опыте далеко не уйдёшь.

– Понимай как знаешь, да только в то утро мать ему тоже не поверила, но с расспросами больше не приставала. Придёт время, сам всё расскажет, решила она, отдала ключи от дома и продолжила хлопотать по хозяйству. Каково же было её удивление, когда через полчаса дядя Ваня пришёл к ней и с порога заявил, что снова уходит в тайгу. Она ему: «Ты, старый, никак умом ослаб али головой при падении шибко долбанулся! Какая тайга? Ты же только что вернулся!» Улыбнулся, говорит, обнял, как никогда не обнимал, точно прощаясь, повесил на гвоздик ключи от дома и огородами ушёл в лес.

– Огородами?

– Именно. Не успел и след простыть после его ухода, как к вашему дому подъехала большая чёрная машина. Марку и госномер мама не знает, не всматривалась. Из машины вылезли крепкие парни нашего с тобой возраста, один из них поинтересовался: «Где сосед?», на что мама ответила, что ей соседи не докладывают, куда и зачем уходят. Парни ещё немного покрутились у ворот, потом сели в машину и уехали. Мама не придала бы этому визиту особого значения, но странное поведение дяди Вани и его последующая пропажа заставили бить тревогу.

– А у нас что, каждый божий день по посёлку стали разъезжать неизвестные личности на крутых джипах, раз она не собиралась придавать этому факту значения?