Пляс Нигде. Головастик и святые

Понаблюдав, отдыхая на скамейке, за бодрыми цветными прыгунами, я решил, что тоже так могу. Но переоценил свои способности: физподготовки не хватило, в прыжке зашиб колено и напоролся животом на вертушку, как медведь на рогатину.

Беженцы из третьего мира глядели на меня свысока.

Зато бесплатно доехал до Гар дю Нор, сэкономив 11 евро. Инга сказала, что это большая удача, вообще-то контролёры лютуют именно в начале месяца, когда граждане забывают или жмотятся продлить свой проездной билет Navigo.

На станции “Сталинград” в вагон зашёл молодой африканец с мегафоном на груди и начал толкать телегу явно религиозного содержания, судя по тому, как часто повторялось в его речи слово “Жезю”, то есть – Иисус. Это я понял. Остальное перевела Инга:

– Он говорит, что только Иисус может построить во Франции справедливое общество, где не будет угнетения. Тут все левые. Даже христианские проповедники из Сенегала.

– Откуда ты знаешь, что он из Сенегала?

– За двадцать лет я научилась различать местные акценты. Этот, с мегафоном, почти 100 % сенегалец. А тот, который сейчас кричит мне в ухо, скорее всего из Камеруна.

Я обернулся и увидел лицо, искажённое ненавистью, словно баклажан на гриле. Предполагаемый камерунец во весь голос обкладывал проповедника страшными хуями. Казалось, что он имеет к христианству какие-то глубоко личные претензии. Возможно, даже считает христианского бога ответственным за католический разврат в Экваториальной Африке и липкие действия педофила в рясе, который после заката увлекал кудрявого мальчика под пальму, чтобы угостить бледным бананом.

– Он говорит: “Заткни пасть, а своего Иисуса засунь себе в жопу”, – сообщила Инга.

Дальше было и так понятно – оба повторяли одно и тоже.

– Иисус добр и справедлив.

– В жопу Иисуса!

– Иисус приведёт нас к коммунизму.

– Заткни пасть!

– Иисус защитит наши права.

– В жопу!

– Иисус…

– В жопу!

Я ожидал драматического развития конфликта – махача, пиздюлей, кровянки. Но напрасно. Это было чисто французское кино, в котором только говорят. У них ведь свобода слова, и никто не обязан отвечать за базар. Paroles, paroles… Парни поорали пару остановок, и оба сошли на Crimee, на ходу перекидываясь репликами, выкрикивая их в одном ритме, словно два брата-рэпера, Christos и Antichrist, разминающиеся перед баттлом.

– Красиво! – сказал я.

– Ага, – зевнула Инга.

Она предложила миновать ближайшую к её дому остановку и прокатиться до парка Ла-Виллет, откуда мы совершим вечерний променад вдоль канала Урк, мимо бывшей скотобойни, переделанной в развлекательный центр, мимо узкоколейки “La petite ceinture”, заброшенной лет 90 назад, и того места, где слепая девушка вышла из такси в бессмертном фильме “Ночь на Земле”.

После этого, сказала Инга, придя домой, мы откроем “Plan de Dieu” – План Господа из долины Роны, которое, помнишь, мы собирались выпить той зимой, когда ты с друзьями приезжал читать стихи в клубе “ДаНет”? Конечно, помню, ответил я, это был зимняя сессия кругосветного фестиваля Пляс Нигде. А план божий я случайно разбил о стену в еврейском квартале. Совершенно верно, в Марэ. У тебя хорошая память. Такое разве забудешь? Это место является моей личной Стеной Плача.

Да, ты так огорчился, что мы пошли утешаться в булочную за углом, где пекли самые вкусные претцели на свете. Я только ими и согревалась в свою первую парижскую зиму, когда была неопытной съёмщицей жилья и арендовала квартиру в историческом центре, со средневековыми удобствами, без отопления. Булочная два года как закрылась, и клуб тоже. Всё очень быстро меняется, хотя на самом деле – никаких перемен.

– Ты грустишь?

– Что ты! Я еду в Индию! Какая может быть грусть?

Она застенчиво крикнула в небо: “Я еду в Индию!”

Два пьяницы, сидящих над каналом, помахали нам бутылкой и косячком. Мол, присоединяйтесь.

Курение травы в общественных местах – древняя традиция Ла-Виллет. Когда в ХХ веке хиппи, словно цыгане, разбили в парке свой табор, наркотики были местной валютой. Полиция была бессильна. Как сказал, уходя в отставку, глава жандармерии девятнадцатого округа: бесполезно винтить волосатых – они давно сорвались с резьбы.

Шли годы. Жандармы рождались и умирали. А конопляный ветер свободы гулял над парком, и счастливые люди танцевали рок-н-ролл от кольцевой дороги до площади Сталинград.

Некоторое время казалось, что пипл победил, и веселью не будет конца. Но городские власти всё-таки нашли способ прикончить этот moveable fest. По счастливым людям ударили массовой культурой. За бешеные деньги в Ла-Виллет отгрохали филармонию и Дворец техники с аттракционами.

Эта репрессивная мера оказалась более эффективной, чем полицейские рейды. Тусовка в ужасе рассеялась, когда в парк повалили отдыхающие с детьми и сосисками. Затем подтянулись любители ЗОЖа, которых привлекли новые беговые дорожки и бесплатные тренажёры. Сейчас на берегу канала бегунов от инфаркта гораздо больше, чем пьяниц и торчков. Да и тех половина – иностранцы из хостела у Крымского моста.

– Я ещё застала очаги сопротивления в конце нулевых, – вспоминала Инга. – Странные люди тусовались в тёмных аллеях. Но потом их оттеснили в резервацию, – она указала на уродливый барак-самострой за высоким забором с колючей проволокой, притулившийся у насыпи “La petite ceinture”.

Со двора доносилось позвякивание цепи и глухой астматический кашель большой собаки. Всё это напоминало декорацию к постановке “Колымских рассказов” в модном театре. Сходство усиливал висящий на заборе плакат с красной звездой.

– Я же говорю, здесь все левые. Даже наркоторговцы.

Инга рассказала историю своей подруги Селин, француженки, которая несколько лет назад нашла своё счастье в объятиях чилийца по имени Сальвадор. Сын богатых родителей, он мечтал построить в пустыне Атакама город философов и поэтов. С названием он не определился: Ницшебург или Заратустровиль? Главное, что это перевернёт мир. Сколько гениев теряют веру в себя из-за того, что им приходится работать. Или ещё хуже – искать работу, продавая талант за копейки. Так пускай миллиардеры подавятся своими миллиардами. Мы превратим их в ничто, когда совершим переоценку всех ценностей в интеллектуальных кузницах нашего прекрасного города, свободные люди будущего.

Сальвадор заводил Селин возвышенными речами. К тому же он был красив. Но в 2014 году на биржах Южного полушария упали какие-то акции, и родители перестали оплачивать парижскую жизнь мечтателя. Пришлось ему вернуться в Сантьяго. Оставшись одна, Селин увлеклась каннабисом. У неё появился дилер, чрезвычайно похожий на Льва Троцкого, с такой же львиной гривой, в круглых очках и кожаной куртке. Вне всякого сомнения, он много работал над своим имиджем, ведь настоящую комиссарскую кожу двадцатых годов найдёшь не во всяком секонд-хенде. Когда “Троцкий” встречался с Селин в парке, в руках у него была газета “Lutte ouvri?re”, а в газете – пакетик с марихуаной.

– Что это такое, “Lutte ouvri?re”?

– “Борьба трудящихся”. Очень левое издание и очень забавное. Из любопытства я прочла один номер. В редакционной статье говорилось: когда мы придём к власти, буржуи побегут из Парижа, и пламя народного гнева будет лизать им пятки.

– Похоже, что лучшую травку редакция оставляет себе.

– А с другой стороны, во Франции действительно построен социализм.

– Как в СССР?

– Гораздо лучше.

– Кто его построил?

– Государство.

– Зачем?

– По требованию трудящихся.

– Мало ли чего они потребуют.

– Понимаешь, их интересы представляют хорошие ораторы, которые ловко складывают слова. А французы воспитаны с уважением к Логосу. Здесь философов приглашают в самые популярные телепередачи, чтобы они поделились мыслями о том, как нам жить дальше.

– И что они говорят?