Балансовая служба

Представился бы случай поквитаться, он точно не стад бы ожидать второго пришествия. Отходить бы его кнутом прямо по широченной спине!

Надсмотрщик приблизился к мастеровому, склонился над ним. Что-то проговорил, тот в ответ закивал.

«Следит, сволочь, чтобы работал хорошо», – понял бывший раб. За проведенное на рудниках время он узнал о своих мучителях почти все. Сами джинны не способны создать сколько-нибудь стоящее оружие. С тем, что требуется делать руками, отношения у них не складываются. И хотя сами они мастера отвратительные, от людей требуют особенной точности в исполнении заказов. И ужасно гневаются, если мастеровому случается сделать что-то не так, как они просили. Плата за подобную работу всегда скудная. Если и случится какому-нибудь опытному мастеровому договориться о хорошей оплате, джинны редко выполняют данные человеку обещания – не считают необходимой честность с низшей расой.

– Угнетатели трудового народа, – выдавил беглец сквозь зубы и пополз вдоль домов, стараясь двигаться как можно тише. Если силаты его обнаружат – пощады не жди. Вряд ли надсмотрщик запомнил лицо раба, но его одежда, облик, сбитые в кровь ступни говорят сами за себя. Джинны сразу признают в нем беглеца. И забьют до смерти. С людьми силаты не церемонятся. С беглецами тем более.

– Еще посмотрим, кто из нас низшая раса, – пробормотал бывший раб, вспомнив разговоры Надсмотрщиков на руднике.

Вскоре он рассмотрел повозку с запряженной в нее парой эвкусов. Животные трясли массивными головами, пряли ушами, переступали почти черными, едва различимыми в полумраке ногами. Ясное дело, надсмотрщик и его провожатый прибыли сюда на этой повозке. Второй силат – скорее всего возничий, приставленный к этой сволочи. Силаты очень гордятся своим умением управляться с эвкусами и считают людей совершенно неспособными к тому, чтобы приручать животных.

Бывший раб хмыкнул. Не на того напали. Он по молодости лет даже конным спортом занимался. Пока не стал слишком высоким и массивным для того, чтобы в соревнованиях участвовать. «Понимаешь, слишком ты габаритный для жокея», – говорил тренер. А эти зверушки с рыжей гривой от лошадей почти не отличаются. Разве что покоренастей немножко, ростом пониже и более норовистые.

Он прислушался. Силаты о чем-то тихо переговаривались. О чем, отсюда не различить. Они отвернулись и заговорили с мастеровым.

Подходящий момент! Беглец вскочил на ноги и торопливо побежал к домам. В то же мгновение из-за повозки поднялся человек. Он собирал с земли сухой навоз. Наверное, собирался готовить пищу для джиннов. Взгляд его наткнулся на тощего человека, несущегося из темноты прямо на него.

От неожиданности он выронил плетеную корзину с навозом и вскрикнул.

Беглец, не останавливаясь, сиганул на телегу, схватил повод, засвистел, словно заправский извозчик, и заорал что было сил по-русски:

– Но! Но, пошли, залетные!

Сомнения в том, что животные могут его ослушаться, развеялись в один миг. Эвкусы рванули с места так, что бывший раб едва не вылетел из повозки. Собиратель навоза едва успел отскочить в сторону.

Беглец бросил взгляд через плечо. Силаты кинулись в погоню. Надсмотрщик держал в руке нечто, напоминающее язык пламени. Он бежал широкими скачками и имел все шансы догнать телегу.

– Стой! – заорал возничий, сбавляя бег.

Надсмотрщик времени на окрики не тратил, берег дыхание. Когда почти через километр беглец снова оглянулся, то увидел, что силат продолжает преследовать повозку. «Упорный, гад!» Руки джинна ритмично двигались вдоль широкого туловища.

Язык пламени, зажатый в кулаке, взлетал вверх и опускался вниз резкими рывками. Лицо врага белело в полумраке раннего утра зловещим пятном.

– Проклятье! – выдохнул беглец и подстегнул эвкусов:

– Ходу! Ходу!

Бросил взгляд через плечо. Силат приближался.

Никогда еще ему не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь бегал с такой стремительностью и упорством. Разве что девятикратный чемпион мира Майкл Джонсон. Только бегун раза в четыре тоньше здоровенного силата. Беглец снова прикрикнул на эвкусов: «Быстрее!» Обернулся. С расстояния в пару десятков шагов преследователь метнул в повозку язык пламени. Оставляя в темном воздухе яркую нить, он устремился к повозке и вонзился в задний борт. Полыхнул огонь. Беглеца осыпало снопами горячих искр. В спину пахнуло жаром.

Часть искр осела на мокром, пропитанном потом безрукавом пиджаке. Эвкусы гнали по прямой не останавливаясь. Стараясь не выпустить из рук ускользающие поводья, человек потянулся к торчащему в заднем борту кинжалу. Клинок продолжал пылать. Из заколдованного оружия рвалось наружу пламя. Так не достать. Беглец отпустил поводья, скакнул назад. Обжигая пальцы, схватился за холодную костяную рукоять. Силат бежал в каких-нибудь пяти шагах от повозки. Их взгляды пересеклись. Человек рванул огненный кинжал. Магическое оружие джиннов оказалось в его руках. Он увидел, как расширились гневом глаза силата. Повозка шатнулась и стала замедляться. Эвкусы почувствовали, что ими никто не управляет. Беглец швырнул кинжал в преследователя. Кинжал перевернулся в воздухе, и костяная рукоять врезалась точно в середину лба силата. Джинн замешкался всего на секунду. Этого хватило, чтобы человек успел схватить поводья.

– А ну! – закричал он. – Вперед! Вперед!

Животные ощутили сильную руку и снова прибавили шагу. Кинув взгляд назад, беглец убедился, что джинн отстал. Только вдалеке светился в полумраке раннего утра слабый огонек огненного кинжала. Бывший раб с облегчением выдохнул, он стал обладателем отличной четырехколесной повозки и пары крепких эвкусов.

* * *

Двигаясь неизменно на запад, к полудню беглец увидел нечто напоминающее издали человеческое поселение. Не раздумывая ни секунды, он направил эвкусов туда. По мере приближения монолит на горизонте начал распадаться на отдельные фрагменты – облупившиеся, приземистые постройки с широкими куполами и устремленными в небо стрелами шпилей. «Жреческая капистула, – вспомнил беглец, – или, по-нашему, храмовый комплекс». Однажды он уже видел такой и говорил о нем с местными жителями. Бывший раб понял, что ему повезло. Страждущему в храме никогда не откажут. Он подхлестнул эвкусов, чувствуя, как тяжело ему дышать. Предвкушение воды делало жажду невыносимой.

Приближение повозки заметили. Из храма навстречу беглецу высыпала толпа служителей в серых свободных одеждах. В центре стоял, как водится, верховный жрец – седовласый, длиннобородый старец, тощий, с темной, опаленной солнцем кожей.

Беглец остановил повозку в двадцати шагах и спрыгнул на землю. Он пошел к толпе, встречающей его, попробовал что-то сказать, но из пересушенного горла не донеслось ни звука. Он жестами показал: «Воды!» Старец отдал приказание, и служители принесли кувшин с водой. Бывший раб пил долго, напоследок смочил лицо. Теперь можно было, наконец, поприветствовать гостеприимных хозяев.

– Ахлан, – хрипло проговорил он.

– Ахлан, – откликнулся верховный жрец, – кто ты? И почему едешь на повозке джиннов?

– Нам еще не приходилось видеть такого, – вмешался один из жрецов.

– Мне нужна ваша помощь, – беглец обернулся и показал рукой назад, – я ушел с медных рудников… Но я не преступник, – поторопился он уточнить, заметив тревогу на лицах храмовников, – меня отправили туда по ошибке…

– У тебя странный акцент, – сказал верховный жрец с подозрением, – к тому же ты приехал на колеснице джиннов. Мы не всегда рады незваным гостям, тебе бы следовало об этом знать.

– Колесницу я угнал у джиннов, – заметил беглец, – а акцент у меня такой, потому что я не так давно выучил язык вашего народа. И прибыл в ваш мир издалека. Мне нужна помощь… – повторил он, чувствуя, что его захлестывает отчаяние.

– Хорошо, – решился верховный жрец, – мы пустим тебя под своды нашей капистулы, но знай, что если у тебя дурные намерения, боги покарают тебя за столь тяжкий грех.

– Я просто хочу поесть и выспаться, – ответил бывший раб, – мне нужно немного воды и еды, и я отправлюсь восвояси, а вы сможете и дальше пребывать в покое.

– Мы пребываем в молитвах и стремимся к пониманию этого мира, – возразил верховный жрец, затем повернулся. По мановению его руки храмовники расступились. Беглец вошел в жреческую капистулу, оглядываясь кругом с любопытством советского туриста, которому выпал счастливый случай побывать в резиденции папы римского…

– Смотри прямо перед собой, – услышал он голос верховного жреца, – только так ты сможешь узреть истинный путь.

«Начинаются наставления», – подумал бывший раб, но не стал говорить, что придерживается того же мнения, что и Остап Бендер: «Религия – опиум для народа». Еще обидятся, чего доброго, и выставят.

– Куда идти? – спросил он, потому что перед ним оказалось множество приземистых построек, мало чем отличающихся друг от друга.

– Если ты тот, кого я ждал, ты найдешь путь! – заметил верховный жрец, чем привел беглеца в замешательство.

«Старик явно не в себе, – понял он, – хорошо, попробуем поиграть в эту игру».

– О да, я тот, кого ты ждал, но я надеялся, что путь ты покажешь мне сам!

Тут старик повел себя и вовсе странно, зарыдал и простер к бывшему рабу руки:

– Наконец-то.

Тот смутился. Испытывая неловкость, ляпнул:

– Да ладно те, папаш, показывай уже, где пожрать можно…

* * *

Богочеловек, скрестив ноги, сидел на голой земле. Ел вареную курицу. Вокруг – великое множество людей. Они следили за каждым жестом посланника Белого божества. И им казалось, что вокруг худого тела волнами расходится сияние, что атмосфера вблизи насыщена святостью и магической силой, равной которой нет нигде в мире. Две почти круглые сферы, прикрывающие глаза богочеловека, посверкивают в лучах заходящего солнца.

Так дивна эта картина, так необычайно благостна, что многие впадали в религиозный экстаз, падали перед богочеловеком на колени, плакали, заламывая руки. Одна из женщин рухнула в двух шагах от явленной миру святости и, конвульсивно содрогаясь всем телом, простерла к нему руки: