Павел и Авель

– Граф, что же вы скучаете? – ласково поинтересовалась она у Михайлы. – Идемте со мной!

– С вами? Но куда же? – граф сделал вид, что не понимает и вовсе ничего.

– Да разве вы запамятовали, что нынче святки? Все шутят и веселятся! – Лесистратова кокетливо взглянула на графа и куда-то в сторону.

– Веселие на Руси есть питие, – ответил граф Г. слегка поморщившись от ужасной мигрени после вчерашнего.

– Нет, вовсе не только питие, не только! У нас нынче вечером маскарад. Вы не знали? – Лизонька была настойчива и любознательна.

– Маскарад? О боже… опять куда-то ехать. Да и потом, что ж интересного там может случиться? Опять все наденут эти дурацкие маски и станут делать вид, что не узнают друг друга, между тем их можно узнать за версту!

– Ну вы не скажите, граф! На машкерадах в Зимнем дворце, да еще и в крещенскую ночь иногда случаются прямо чудеса! Готовьтесь! – этими словами Лесистратова упорхнула неизвестно куда, так что оставалось только удивляться.

Однако пришедший вечер и вправду несколько развеял тоску. Зимний засиял огнями, и в жданный час все заходило ходуном. Подкатывали золоченые кареты, ржали вороные кони, словом все шло правильным путем-дорожкой. Маскарады тогда были в моде – даже само рождение Павла Петровича отметили тремя днями костюмированного действа. Празненства проходили в Зимнем дворце, Царском селе, Ораниенбауме и прочих местах гламурных тусовок и светских раутов того времени.

Кавалеры и дамы собирались, заиграла музыка, пары закружились в танце. Тогда танцевали новомодный вальс, который хоть и считался поначалу достоянием мещанства, но начал уже захватывать все новые сословия. Давно уже ушел в прошлое изысканный менуэт, который отплясывали еще на памятных ассамблеях Петра Первого, даже на придворных балах его уже нельзя было увидеть. И бравурный полонез теперь не занимал так умы светских модников, как предполагавший тесный контакт партнеров вальс. Пары, конечно, не прижимались друг к другу, как в последующие столетия, но намек на некую фривольность и раскованность появился, и весьма очевидный.

Маски во дворце кружились с пугающей быстротой. Черные и красные, и изящные бархатные, и жуткие звериные – словом увидать можно было решительно все. В пылу танца граф Г. начал кружиться с какой-то таинственной, но, тем не менее очень симпатичной девицей. Он как-то внезапно увлекся ей, тем более что у него почему-то возникло ощущение что он ее уже очень давно знает и она ему просто как родная. На ней было надето длинное светлое платье, перевязанное по рукавам голубыми бантиками, с таким же бантом на шее, а длиннейшие локоны цвета соломы были завиты в косы и падали на грудь, при этом вдобавок казались искусственными. Румян было столько, что даже черная золоченая маска не могла их скрыть.

– Кто вы, прекрасная маска? – поинтересовался граф после первого круга вальса.

– Ах, разве вы меня не узнаете? – маска жеманно захихикала. – Правда, не узнаете?

– Решительно нет! – граф вгляделся в прорези, за которыми светились будто бы смутно знакомые глаза.

– А ведь я…. я твой друг Вольдемар!

Граф Г. прямо отшатнулся от неожиданности, но быстро овладел собой.

– Ты совсем что ли свихнулся? – поинтересовался он у «девицы» вежливо.

– Да брось, пошутить что ли нельзя? – Морозявкин глупо захихикал, и тут обнаружилось, что он уже прилично набрался горячего грога, который по самоновейшей французской моде начали подавать, дабы на машкерадах люди веселились непритворно. Граф даже удивился, как же это его приятель все еще держался на ногах. Между тем Морозявкин выглядел весьма довольным собой.

– Пойдем на воздух, тут такая жара… я аж взопрела! То есть взопрел… Ты бы видел, как ко мне клеились – никогда не имел такого успеха мужчиной, как теперь, став на время женщиной.

– Немедленно опять стань мужчиной! Я тебе не Генрих Валуа какой-нибудь, чтобы превращать дружбу с приятелями в любовь! – Граф Михайло не желал давать волю всевозможным извращениям и излишествам.

Приятели вышли на балкон. Звездная ночь глядела на них тысячами небесных глаз. Свежий воздух отрезвил кружащиеся головы.

– Зря, зря, я мог бы быть твоим любимым фаворитом! – Морозявкин вздохнул. – Но ты лучше послушай, что я тут разнюхал! Право, женщиной быть гораздо удобнее. Знай, раздвигай ножки – только соображай перед кем!

– И перед кем же ты успел? – Граф Г. перешел на совсем уже черный юмор.

– Брось, ты же меня знаешь. Я только немного развлекаюсь, да. И хочу продолжить нашу приключенческую стезю. Но, кажется, и стараться особенно не придется… Так вот, я узнал, что…

Но графу Г. так и не удалось узнать, что же услышал Морозявкин и от кого. На террасу неожиданно выкатился вдребезги пьяный гвардейский офицер Преображенского полка и немедленно начал орать страшным басом.

– Ах вот ты где! Мерзавка, шлюха чертова, изменщица коварная! Только отвернулся – а ты уже шастаешь с другим!

– Я вас не знаю, сударь! Впервые вижу! – Морозявкин попытался убежать от разгоряченного вином гвардейца, но тот крепко вцепился ему в платье.

– Я не потерплю, чтоб надо мною издевались! Затронута моя офицерская честь!

Граф немедленно выступил на защиту «дамы».

– Милостивый государь, вы наглец!

– Кто это наглец? А скажите мне, граф, вас никогда не били в морду?

– А в чем причина сего вопроса?

– А в том, что мне видите ли очень хочется это сделать!

– Ну если вам так хочется… почему бы и не попробовать? – граф всегда был чуток к желаниям и сокровенным чаяниям ближних своих, даже сели видел их в первый раз в жизни.

– А вот и попробую! – с этими словами гвардеец сжал огромный кулак и постарался нанести чудовищной силы удар.

Однако граф Г. ловко уклонился и небрежным с виду движением перебросил здоровяка через перила вниз, в сугробы. Крик его быстро замер в темноте. Когда же граф, насладившись зрелищем барахтавшихся в снегу ног, обернулся к Морозявкину, желая похвастать своей ловкостью и сказать что-то вроде «видал как я его», он обнаружил, что хвастаться не перед кем – того уже не было рядом. Рядом вообще никого не было – только почерневшее небо, почему-то потухнувшие окна дворца, в котором перестала играть музыка, огромные вороны, которые каркали над ухом. Граф вбежал во дворец – там только кружили черные тени, и более не было никого. Секунду он смотрел на все это остановившимся взглядом, а затем потерял сознание.

Глава 7, в которой граф Г. впервые слышит про Черного барона

Туманное и седое утро застало графа Г. в неопределенном месте и в неопределенной позе. Несколько секунд он лежал с закрытыми глазами, не решаясь их открыть. А когда он все же продрал их, то обнаружил себя лежащим в собственной постели. Рядом сидела какая-то дама. При ближайшем рассмотрении она оказалась мамзель Лесистратовой. Лизонька читала книжку, тихо перелистывая хрустящие страницы. Граф небрежно застонал, желая прилечь к себе внимание. Девица подняла голову.

– Ах, граф Михайло, вы очнулись? Слава Богу!

– Что случилось? Как я попал сюда?

– Мы нашли вас перед дворцом на снегу… вы так замерзли! Просто ужас. Пришлось спасать, везти домой, растирать водкой, не могли понять что же с вами стряслось… Ах, можно ли так много пить? – Лизонька произнесла это с нравоучительными интонациями в голосе.

– Нельзя, но приходится… Да хотя что же, вы думаете что я спьяну там валялся? Да я ни капли! Вообще ничего не помню. Помню что повздорил там с одним… господином… а потом пустота…

– Пустота! Шампанское, рейнское, токайское и конечно пустота потом! Это так естественно!

– Нет, я…

– Бесполезно оправдываться. Ну и раз вы проснулись наконец, вам следует знать, что князь очень хочет вас видеть.

– Это еще зачем? – граф Г. закатил глаза и болезненно поморщился, но на Лесистратову это почему-то не произвело ни малейшего впечатления.

– Вставайте, граф! Вас ждут великие дела. Камзол и бриджи на стуле.

Делать нечего – пришлось вставать и идти. Более всего графа нервировало то, что было не вполне понятно, что же произошло. Он не желал верить в мистику, но тут трудно было придумать правдоподобное объяснение. Одевшись и наскоро умывшись, он предстал пред очи князя.

На этот раз Александр Борисович был мрачен как никогда ранее. Вице-канцлер неожиданно потерял весь свой, казалось бы, неотъемлемый лоск, как-то поблек и пожух. Даже бриллиантовые пуговицы на камзоле потускнели. Он стоял у стола кабинета, тяжело опершись на его край, и вовсе не смотрел в сторону графа Михайлы.

– Ваше сиятельство, что случилось? – вопросил граф Г. в крайнем недоумении. – Вы вчера выбрали не ту табакерку к костюму?

Тут надобно заметить, что в светских кругах частенько вспоминали забавный случай, когда князь Куракин во время карточной игры у покойной императрицы проигрался в пух и прах только потому, что ему стало дурно – он неожиданно обнаружил ужасную ошибку камердинера, из-за которой его перстень не соответствовал табакерке, а табакерка платью. Впрочем остальные гости видимо не отличались столь тонким вкусом и ничего не заметили. Табакерок же у «бриллиантового князя» насчитывалось полторы сотни.