Как мы с Вовкой. Лето с пионерским приветом. Книга четвёртая

– Песня! – бодро начал он. – Народная! – добавил.

Света предварительно зааплодировала и призвала детей тоже похлопать. Я попытался её предупредить и сказал, что Вовка поёт не очень, но вожатая ответила, что это не важно. Главное, что у Вовы есть желание проявить себя. Я предположил, что Вовкино проявление может не всем понравиться, но потом махнул рукой. Пусть. Я знал, чем всё это закончится. Народная, значит, от бабки, а там действительно народная, которая не подразумевает под народом детей. И решил – пусть он опозорится. Не всё же мне должно доставаться. Вовка поклонился и начал.

К коммунизму мы идём,

Птицефермы строятся.

А колхозник видит яйца,

Когда в бане моется.

Вовка сделал паузу, ожидая одобрения. Дети смысла песни не поняли и стали аплодировать.

Света же всё поняла и успела заткнуть Вовку, прежде чем он захотел продолжить.

– Спасибо, Вова, но давайте лучше другую песню споём? – предложила она детям, возвращаясь в начало салона автобуса и с опаской оборачиваясь на Вовку. Потому что он сразу заявил, что знает ещё много песен, но Света от его творческого энтузиазма была явно не в восторге. На этом Вовкин бенефис закончился. – Давайте споём «Прекрасное далёко»?

Все затянули это «Прекрасное далёко», а я уже сомневался, что ближайшее далёко будет таким прекрасным. По крайней мере, для этого пионерского лагеря. Я прям представил перед собой бабку и что бы она сказала, узнав, что мы с Вовкой едем в пионерский лагерь: «Как у ваших родителей ума хватило отправить вас одних в пионерский лагерь? Вы же оба с приветом». Ей виднее. Может, мы и с приветом, но теперь с пионерским. Это будет наше лето с пионерским приветом.

Глава 2. Кто тут главный?

Автобус под нестройный аккомпанемент нашего седьмого отряда плавно подкатил к воротам пионерского лагеря. За два часа пути мы все успели перезнакомиться и даже поссориться и снова подружиться. Не всех устроило, что меня выбрали командиром отряда.

Примерно через полчаса пути, когда в нашем автобусном концерте наступил антракт, к нам с Вовкой подсели два парня. Нагло согнав сидящих сзади двух активных солистов автобусного хора, они склонились над нами.

– Это ещё ничего не значит, – сказал один из них.

Я не понял, что он имеет в виду, но на всякий случай согласился. Как минимум он был покрупнее меня и явно посильнее.

– Снимай повязку, – продолжил второй.

Хоть я и не рвался командовать этим отрядом, но повязку снимать не хотелось. Она мне успела даже уже понравиться. Не галстук, конечно, но я чувствовал, что каким-то образом проскакиваю этот этап октябрятского бремени, с честью неся звание октябрёнка, и одной ногой стою уже в пионерском ряду.

– Выкуси! – вместо меня ответил Вовка и протянул в их сторону фигуру из трёх пальцев, обозначающую именно то, что он имел в виду.

Они посмотрели на Вовкину фигу и перевели взгляд на меня. Я логично предположил, что бить будут меня, а не хозяина фиги.

– У него чёрный пояс по боксу, – не унимался Вовка.

– Заткнись, – я толкнул его в бок, понимая, что он только ускоряет мой вылет из рядов пионерии, в которые я начал бодро шагать.

Тут автобус остановился.

– Вынужденная техническая остановка, – объявила вожатая Света. – Можно выйти из автобуса и размяться, но никуда не отходить. Через несколько минут поедем.

Задиры хитро прищурились и сказали, что это хороший повод посмотреть на мой чёрный пояс.

– По боксу, – засмеялся второй.

Если бы у меня действительно был чёрный пояс, думал я, и не важно какой, даже от халата, то единственное, для чего он сейчас пригодился бы, так это только для того, чтобы придушить им Вовку. С такими жуткими мыслями я выходил из автобуса. Вовка же остался на месте. Сам наворотил дел, а теперь в кусты.

– Да мне что-то не хочется разминаться, – ответил он на мой немой вопрос, когда все потянулись к выходу, и отвернулся к окну.

– Предатель и трус, – процедил я сквозь зубы в ответ и поплёлся за всеми.

Не успели мы выйти из автобуса, как претендент на мою повязку схватил меня за рукав и потащил за автобус. Второй сказал, что останется на стрёме.

Несмотря на моё заочное обладание чёрным поясом, коленки мои пытались подогнуться раньше времени, и только сильная рука Шурика (а его, как оказалось впоследствии, звали именно так) держала моё неуверенное тело в вертикальном положении.

– Ну что? Сам снимешь или тебе помочь?

Мы стояли за автобусом, и я думал уже: «Чёрт с ней, с этой повязкой. Что я так вцепился в неё?» Но остатки внутреннего несогласия с этой ситуацией ответили:

– Выкуси! – и рука непроизвольно вытянулась вперёд с уже известной Шурику фигурой.

Как-то инстинктивно это всё получилось. Я был не согласен с формулировкой. Ведь если говорить по-честному, то выкусить сейчас должен был я. Причём по полной программе. Далее события разворачивались совсем не по предполагаемому сценарию. Только Шурик замахнулся, чтобы уже прояснить ситуацию с правом обладания командирской повязкой, как сверху послышались звуки возни. Шурик замер и посмотрел наверх.

Вовка, который затеял весь этот конфликт, а сам ретировался с поля боя, чувствовал себя неловко. Он наблюдал за тем, как мы с Шуриком остановились под окнами автобуса и начали свой непродолжительный диалог. Затем увидел, как я тоже показал фигуру из трёх пальцев, и понял, что сейчас меня будут бить. Он начал осматриваться по сторонам, думая, чем мне можно помочь. На глаза ему попался тот самый пионерский горн. Прям как у деда Матвея на юге. Вовка метнулся за горном и через мгновенье вернулся с ним на место. Вылез в окно и…

Шурик посмотрел наверх и увидел, как из окна сначала высовывается пионерский горн, а следом за ним голова Вовки. Вовка пристроил горн к губам и, судя по всему, пытался что-то протрубить. Возможно, какую-то мелодию, но из горна вырывалось только слабое хрюканье. По-другому я не знаю, как это можно назвать. Звуки были именно такими.

Затем Шурик посмотрел на меня и покрутил пальцем у виска, тем самым высказывая своё мнение о Вовке. Я готов был с ним согласиться. Меня тоже его поведение сильно удивило и немного озадачило. Что он хотел этим сказать? Но Вовка ничего не собирался говорить. После нескольких неудачных трелей он замахнулся горном и запустил его в Шурика.

– Ай! – Шурик схватился за глаз. Именно туда прилетела ему труба. – Дурак, что ли?

Его вопль отчаяния услышали с той стороны автобуса. Показались несколько наших бойцов седьмого отряда. А следом – вожатая, которая застала такую картину. Шурик стоит и трёт подбитый глаз, а я держу в руке горн, который успел уже поднять. Вовкина голова успела исчезнуть из окна.

– Что у вас тут произошло? – Света подошла и стала рассматривать ушибленное горном место. – Синяк будет, надо холодное приложить, – констатировала она, а затем посмотрела на меня.

Заметив у меня в руке горн, она забрала его.

– Приложи к ушибу, – протянула она трубу Шурику.

– Идите вы знаете куда? С вашей трубой, – Шурик обиженно развернулся и ушёл за автобус.

– Что случилось? – укоризненно посмотрела на меня вожатая. – Это ты его ударил?

Я ещё раз посмотрел в окно, но Вовки там не было. Я даже не знал, что ответить.

– Так! Марш в автобус, там разберёмся!

Я развернулся и собрался уже идти.

– Стой, – остановила она меня. – Я забираю у тебя повязку командира отряда, – и сняла её у меня с руки.

– Не больно-то и надо было, – ответил я и пошёл в автобус.

Честно говоря, я испытал двойное облегчение. Во-первых, до драки дело не дошло, а там ясно было с первого взгляда, кто кого побьёт. Во-вторых, если уже в автобусе начинаются такие сложности, то на фиг такое нужно. А если завтра кто-то ещё будет не согласен с моим назначением? На всех горнов не напасёшься. Нет уж. Спасибо.