Ещё три сказки, сказ и бонус

Конан подошёл к парнишке, кусавшему губы и переминавшемуся с ноги на ногу явно в сомнениях: что же делать дальше, и как достойным образом подготовиться для сложной задачи! На тонкое костлявое плечо варвар положил огромную лапу:

– Что, паренёк? Небось, спать не можешь из-за мечтаний о Малике?

– Что?! Кто ты? Чего тебе надо?! – на обернувшемся чересчур порывисто лице вспыхнул огонь румянца, и парнишка, поняв, что его «вычислили», покраснел ещё гуще.

Конан, которого ситуация несколько забавляла, сказал:

– Я – Конан-киммериец. Проездом в вашем Биркенте. Но уже успел наслушаться ваших местных… Хм-м… Легенд. А надо мне – мешок с золотом, который тут обещали за пустяковую работёнку. А поскольку ваша принцесса (Воздадим хвалы её прелестям и красоте!) – при всём моем безмерном к ней и её отцу уважении! – мне без надобности, как и половина этого вшивенького падишахства, я подыскиваю напарника для завтрашнего дельца. Если у нас получится – он заберёт эти самые полпадишахства и принцессу…

А я – мешок с золотом. Справедливый делёж?

– С…Справедливый. А… Почему ты говоришь это – мне?

– Потому что, как мне кажется, ты тут – единственный человек, действительно беспокоящийся о судьбе этой самой Малики, – при упоминании этого имени мальчишка снова дёрнул плечом и вспыхнул, лишний раз подтвердив подозрения Конана, – А не мешка с золотом и дармового титула придворного лизоблюда!

Паренёк опустил голову вниз, к стоптанным и выгоревшим туфлям, искоса глянув в сторону дворца, и опять закусил губу. Но когда поднял взгляд, Конан поразился: тот пылал такой страстью, что если б у варвара и имелись сомнения, то тут же исчезли бы:

– Твоя правда, чужеземец из Киммерии! Я… Я жизнь готов отдать за спасение Малики из лап этого… Этого… Не знаю, кого! Но в прошлый раз не смог участвовать: не хватило денег на госпошлину!

– Ну-ка, ну-ка, поподробней: что ещё за госпошлина?

– Ну, как, что за… – паренёк, казалось, опешил. Но быстро сообразил, – А, ты же чужеземец! И условий всех предыдущих попыток в день Марпита, нашего священного праздника, не знаешь! Так вот: после первого раза, три года назад, падишах решил, что незачем попросту пропадать деньгам богатых претендентов на звание наследного Принца. И определил сумму налога, который и завтра с утра будут взимать чиновники, отвечающие за сбор претендентского налога. Ну, то есть – с каждого желающего войти в отпертые ворота дворца!

– Так значит, ты…

– Да, я, наконец, набрал денег достаточно, чтоб заплатить. Ну, и оружие кой-какое прикупить…

– Ага. Отлично. Что ж, парень… Кстати, как твоё имя?

– Садриддин.

– Что ж, Садриддин, согласен ли ты объединить наши усилия на условиях, которые я предложил?

Паренёк замялся было, но тут же криво усмехнулся: похоже, над самим собой:

– Конечно, согласен, Конан-киммериец. Ты ведь с самого начала ко мне приглядывался, и понял, что мне плевать на золото и падишахство! Мне нужна только сама!..

– Знаю. Значит, договорились: завтра в полдень, здесь, у ворот.

– А… Почему – в полдень?

– Ну, как же! Я не люблю толкаться, занимать очередь, и препираться с ретивыми конкурентами, храбро, или нагло лезущими вперёд. Пусть все нетерпеливые и самоуверенные претенденты на должность зятя, уже войдут! Да и нам, – Конан хитро подмигнул, – спокойней будет, зная, что вперёд уже кто-то пошёл.

– Ага, понял. То есть, ты…

– Ш-ш! – Конан приложил палец к губам, – Не забывай: мы – на базаре. Здесь даже у стен растут уши. Так что, что бы я там не предполагал, высказывать вслух этого не надо.

– Всё понял. Ты предусмотрителен и осторожен, чужеземец. Кроме того твои… э-э… мускулы позволяют надеяться на то, что наши шансы…

– Скажем так: неплохи! – Конан поиграл налитыми буграми бицепсов, грудными и прочими мышцами, рельефно выделявшимися на его загорелом и как всегда обнажённом по пояс, на котором привычно висел огромный по местным меркам меч, торсе, – А сейчас нам лучше просто разойтись. До встречи, Садриддин!

– До встречи, Конан!

После того, как столь несхожие личности, и правда, разошлись, из узкого проёма между лавками высунулась чьё-то, похожее на лисье, загорелое почти дочерна, лицо. Взгляд внимательно прищуренных карих глаз испытующе упёрся вначале в спину киммерийца, а затем – и Садриддина. После чего, завернувшись в лохмотья-обноски поплотнее, неприметный тощий человечек убрался в свою нору.

В обеденном зале караван-сарая к вечеру оказалось не просто людно, а чертовски людно. Конану пришлось разделить стол с какими-то не то – скотоводами, (не иначе как пригонявшими баранов на продажу) не то – дехканами. Правда, эти измождённые и дочерна загоревшие бедолаги на неприятности не нарывались, и безропотно освободили по его требованию ставший привычным для него за последнюю неделю торец стола.

– Эй, Вахид! – Конан кивнул повару, которого видел прямо через широкий проём кухни. Когда усатый плотный зингарец обернулся на громовой голос, варвар закончил:

– Мне – как всегда.

Кивнув в ответ, мужчина с красным от пышущих жаром казанов, лицом, отвернулся к плите, что-то буркнув поварёнку постарше. Не прошло и минуты, как перед киммерийцем красовалось огромное блюдо с чуть не половиной барашка, зажаренного на вертеле. И, разумеется, добрая кружка вина – ёмкостью не меньше полбурдюка.

К этому времени все, кто тоже обернулся на зычный голос северного гиганта, напялившись вдоволь, повернулись обратно к своим мискам и сотрапезникам. Конан приметил, кстати, и ту пятёрку, что шушукалась о чём-то на базаре, и ещё три-четыре группки – явно претендентов. Они, кто – вдвоём, а кто – втроём, ужинали здесь же. Ну и правильно: еда у Вахид-ака всегда славилась отменным вкусом. И порции он накладывал без обмана!

Конан, отрывая куски от туши прямо руками, принялся за дело. Соседи-скотоводы, попереглядывавшись, да повздыхав, продолжили свою трапезу. Правда, отнюдь не с таким аппетитом – у них на ужин были только лепёшки да фасоль. Запивать которые приходилось жиденьким чаем. Варвар, хоть и делал вид, что всецело поглощён приёмом пищи, и не забывая чавкать и довольно крякать, тем не менее чутко вслушивался в царящий вокруг, и для нетренированного уха вроде бы абсолютно неразборчивый, гомон-ропот.

– …три барана! А я ему говорю: за мою Гюзель три барана – это курам на смех! Такая умница, красавица, с пяти лет готовит – пальчики оближешь! А сейчас, когда ей сравнялось тринадцать – вообще может приготовить хоть на роту сардоров! Нет, говорю, давай пять – и не меньше!..

– …вовсе не такие тонкие и прозрачные, как китайские. Нет, в кольцо, конечно, не проходят, но зато – какое шитьё! Уж на золотые нити я не скуплюсь! Наши платки и чадры – самые узорчато-расписные во всём Хурассане, а здесь их и за два брать не хотят!..

– Нет! Вначале стигийцы захватили только порты на юго-востоке! А король Вездигдет их оттуда!..

– …сами пошли, никто на аркане не тянул! И когда к закату не вернулись, всё стало понятно! Сожрала их – Да упокоятся их души с миром! – чёртова тварь! – ага! А вот это – то, что стоит, пожалуй, послушать дальше. Конан отпил солидный – в полкружки! – глоток, и продолжил якобы кусать и жевать, водя глазами по залу, где уже плавала мгла от трубок курильщиков опиума, а на самом деле вслушиваясь в разговор за столом справа:

– А какие были мастера! М-м!.. С одних только сабель могли позволить себе купить по загородному дому! Да вот не поделили, понимаешь, отцовскую мастерскую. Разъехались на разные стороны площади, и стали конкурентами… – Конан понял из дальнейшего разговора, что речь идёт о братьях-близнецах, искусных кузнецах, слава о которых далеко вышла за пределы Биркента, и которым элитное оружие, изготовленное в их наследной лавке-кузне, позволяло неплохо сводить концы с концами. Если сказать мягко.

Однако тут рассказчик – пожилой мужчина с потным и раскрасневшимся от горячей пищи лицом, и заплатами на явно видавшем лучшие времена халате – пустился в воспоминания о качествах кольчуг и сабель, и довольно долго об интересующем Конана предмете речь не шла. Но вот опять:

– …в самом расцвете лет! Каждому – по двадцать пять! Пора, вроде, и женой обзаводиться. Ну и одолела их тут гордыня: захотелось одним махом добиться всего! И дворянства, и золота, и принцессы! А уж ненавидели друг друга к этому времени – и не говорите! Я сам – сам! – видел, как входили не далее как в прошлом году прямо в ворота. Первый – с обнажённой саблей в руке, и в кольчуге полированной: чисто – зеркальный карп! Ослепнуть можно было! А второй – Ринат! – наоборот: выкрасил всё в чёрный. Наверное, думал, что так он станет незаметным там, в тёмных переходах и комнатах… Саблю и два кинжала, само-собой, и он не забыл. Только…

Только после заката, когда закрыли уже и заперли ворота, да наложили снова заклятий защитных с печатями наши-то придворные дармоеды-то, ну, то есть – чародеи…

Перелетели в числе других через стену и головы Рашида с Ринатом!

А я уж так хорошо приспособился продавать в Зингару через двоюродного брата их кольчуги и кинжалы!..

– Но погоди-ка… Бэл с ними, кинжалами… Так, получается, за день эта тварь может убить более двухсот человек?! – это прорезался недоверчиво-удивлённый и чуть подрагивающий (От удивления, разумеется!) голос собеседника справа, гибкие холёные пальцы которого автоматически, без участия глаз, крошили на стол белую лепёшку – патыр.

– Хо!.. Убить-то она может и побольше, я думаю… В самый первый раз, когда вход был ещё бесплатный – многие ломанулись попробовать. И даже сардоры самого Мохаммада. Только погибли они. Все погибли. (Тогда-то падишах и запретил воинам гвардии участвовать!)

Дело-то в том, что она, тварь эта, там, внутри, живёт по своему, собственному времени. Да и все, кто попадает внутрь – живут так же. Словно бы – вне времени!

– Это как так? Что за чушь?! – это влез собеседник слева, юнец с ещё блёкло-белёсыми усами, почти непрестанно чешущий затылок. Конан подумал, что, в-принципе, ребята-претенденты работают грамотно: расспрашивают, щедро угощая, бывшего младшего виночерпия, уволенного с должности не столько по возрасту, сколько в связи с тем, что в неё вступил его старший сын – передача поста, так сказать, по наследству.

И вот теперь пожилой профессиональный сплетник и интриган, чтоб совсем уж не заскучать дома, не потерять квалификацию, да и покушать задарма, с умным видом пересказывает дворцовые закулисные пересуды и сплетни трёхлетней давности.

Дней пять назад, пока ещё не начался наплыв прибывающих из других стран претендентов, и караван-сарай стоял полупустой, Конан и сам расспросил старца. Однако быстро понял, что тот – не слишком надёжный свидетель. И все его сведения получены из третьих-пятых рук. А то и побольше.