А ты не сдерживай слёз и реви

– Мурдиклифф – етя мой дрякон. Онь сбезяль оть меня недявня – паськудя. Укряль мой медальён, нясептяль зяклятие – хятя гявориль, сьтё не будеть – и убезяль в вась погяний мир. Я еле успель зя ним. (Пых-пых.) Зясем я ему тёлькя скязяль етя сёртяво зяклинание? Ведь зняль зе, сьтё хитрязёпий! Кяк тёлькя из яйся свяего погяняго вилюпился, срязю поняль, сьтё хитрязёпий! Дя пяследнего сидель тям, пякя мне не прислёсь егё отлюпливать. Притвярилься недянёсенним, сьтёби викярмливали егё в дьва рязя больсе, хятя весиль кяк не зняю ктё.

Новоявленный дракон окончательно напугал мальчика. Дюклён стоял и, смотря на того, о чём-то сосредоточенно попыхивал трубкой.

– Пямозесь?

– Чччто? – заикаясь, спросил мальчик.

– Пяймать етяго хитрязёпяго?

– Мммурдиклиффа?

– Угю.

– А-а… он большой?

– Больсёй не больсёй, нё осень грёзний. (Пых-пых.) Одинь разь ня моихь глязях онь сязряль двесьти зюкулят, а яни в свяю осередь (пых-пых) рязделивают трямпитёняв кяк ореськи. (Пых-пых.) Воть тяк-тя.

Мальчик весь скукожился от страха.

– Ну тяк сьтё?

– А огонь?.. Огнём он дышит?

– Дисит не дисит, нё одинь разь на моихь глязях онь зивьём зязяриль селюю стяю обамзеев (пых-пых), а яни в свяю осередь систят зюби пять разь в день. (Пых-пых.) Как-тя тяк.

Мальчик и Дюклён с выжиданием смотрели друг на друга.

– Пямозесь? (Пых-пых.) Или бяисься?

Да, мальчик боялся, но признаваться в этом не хотел. Но и, обвинив его в трусости, в какую-либо авантюру его этим не заманишь, так как Марти Макфлаем мальчик не являлся. Он желал незаметно переменить тему с Мурдиклиффа на… на вон ту кучку сваленной одежды.

– Это твоя?

Дюклён неторопливо перевёл одинокий взгляд туда.

– Мяя.

– Ты в этом сюда пришёл?

– Угю.

– А почему она… – мальчик разворошил груду и достал оттуда нечто вроде шубы, – такая тёплая?

– Я зь не зняль, сьтё у вась здесь летя!

– А что у вас там? Зима?!

– Кянесьня зимя, сьтё зе есё? У нась всегдя зимя! И не прёстя зимя, а Ряздесьтьво! Во!

Мальчик изумлённо смотрел на этого пыхтящего пришельца из потустороннего мира.

– И всегда Рождество?!

– Кянесьня!

– Каждый день?!

– А тё!

– Обманываешь!

– Я никогдя не обманиваю! И Мурдиклифф етять мне нюзень, сьтёби я рязьвозиль с ним подярки мяленьким сизелёидям. Сьтё ми и деляли, пякя онь не сбезяль от меня – паськудя.

– Сизелёидям?

– Дя.

– А это кто такие?

– Етя я. Тёлькя не маленький, а больсёй, – сказал Дюклён и запыхтел трубкой.

Пока мальчик рассматривал шубу, Дюклён извлёк из кармана какой-то предмет, посмотрел на него, недовольно цокнул, бросил за спину, достал следующий – «Япять не тоть», – следующий…

– Что ты делаешь?

– А! Казеться нясёль, – сказал Дюклён, держа в руках круглый предмет с откинутой на нём крышкой, и затем протянул его мальчику: – Тьвои?

Мальчик всмотрелся в эти карманные часы и замотал головой.

– У меня никогда не было часов.

– Я не спрясиваю тьвои етя сяси лисьня или не тьвои. Я спрясиваю: яни васи? – Мальчик ничего не понял. – Из васегя погяняго миря?

– А! – дошло до мальчика, и он взял часы. – Да, кажется, из нашего.

– Агя! Ню тяк скёлькя тям узе нябезяля? Дя зякатя успеем пяймать Мурдиклиффа?

Мальчик сконфуженно всматривался в циферблат.

– Ню тяк сьтё? Скёлькя тям?

– Ммм… до заката ещё не скоро, – неуверенно ответил мальчик и вернул Дюклёну часы.

– Не скёря етя скёлькя?

– Не скоро это… ммм… – мычал мальчик, ища над головой спрятавшееся за многоэтажным домом солнце, – много.

– Не скёря – етя мнёга?