Кровосмешение

– Почему? Вам не понравилось?

– Это… вампирские вирши.

В зале повисает молчание.

Вера встает, снимает с крючка свой плащ. Михаил пытается ей помочь, она отталкивает его руку. Она нагибается к столу с плащом на руке и говорит предводителю в лицо:

– Я знаю.

Глава 5. Отчитка

По главной городской улице движется колонна. Из репродуктора ползущего за колонной автофургона несутся искаженные до неузнаваемости песни советских лет. Крупным планом – армейские ботинки, полы священнической рясы, гриндерсы, туфли на стоптанных каблуках. Над колонной развернуты плакаты: «Всех не сожрете!», «Нет – фашистской темной нечисти!», «Губернатор! Ты за народ или берешь у народа в рот?», реют красные, желто-синие и черно-бело-желтые флаги.

У некоторых в руках – обрезки труб, стальные прутья.

В колонне – бывший мент Алексей Крылов с семьей, миловидной женой-блондинкой и двумя мальчиками. Глаз у Алексея заплыл, половина лица багровая, но двигается он довольно бодро.

На перекрестке, поджидая колонну, стоит цепочка «терминаторов» с щитами и дубинками.

– Вот этого парня возьми, – говорит оператору Алена Ахматова, показывая на Крылова. Тот приближает изображение. Съемка ведется с третьего этажа одного из правительственных зданий.

– Для кого снимаем-то? – бурчит оператор.

– Для будущего.

* * *

В проеме двери образуется сияние, в сиянии угадывается фигура в священном облачении.

– Отец Владимир! – радушно поднимается из-за стола хозяин кабинета и жизнерадостно целует протянутую руку служителя культа, после чего крепко пожимает ее: – Ну здравствуй, Сережа. Как работается?

– Спасибо, Василий Юрьевич, с Божьей помощью.

Оба садятся в низкие кресла.

– Скажи, Сережа, что ты думаешь о бесах?

– Нам не положено, – коротко регочет отец Владимир.

– Я серьезно. К тебе бесноватые приходят?

– Полно. Бешенство матки, в основном.

– А есть такие, про которых непонятно, люди они или… нет?

– А кто же еще, Василий Юрьевич?

– Ты, я смотрю, материалистом заделался. А здесь был мистиком.

– Простите. Но я правда не понимаю.

– Пойдем. Покажу тебе кое-кого. Поймешь.

* * *

Древняя «девятка» притормаживает рядом с тротуаром, водитель – неприметный молодой человек – сигналит идущей мимо девушке. Та оглядывается, вздыхает, неуверенно идет к машине.

Пацан лет десяти звонит в дверь, ему открывает парень постарше.

– Мать ушла, я перелезу?

– Ну лезь, – пожимает плечами парень.

Колонна демонстрантов подходит вплотную к ОМОНу. Младший Крылов юркает между ног омоновцев.

– Дима, стоять! – орет Крылов. Омоновцы начинают озираться. Несколько демонстрантов бросаются на оцепление с оружием.

* * *

Отец Владимир, в полном облачении, с большим позолоченным крестом в правой руке, стоит перед Мамедовым, прикованным к сооружению, напоминающему крест. Мясника трудно узнать – он смертельно бледен, кожа на лице висит лохмотьями, но глаза горят лютым огнем.

Царю Небесный, Утешителю, Душе истины… – начинает о. Владимир.

Пацан, перелезающий с балкона на балкон, хватается рукой за перила, напарывается на гвоздь, вскрикивает и летит вниз. Впустивший его сосед сидит в наушниках перед компьютером.

Прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны…

Лицо Василия Юрьевича вытягивается. Мамедов не мигая смотрит в переносицу священнику. Тот поднимает крест и касается им лба Мамедова, слегка надавливая.

* * *

Металлический прут опускается на каску омоновца, в каске ослепительно играет солнце – и разлетается на множество радужных осколков.

И спаси, Боже, души наша…

Молодой человек неприметной наружности запирает изнутри гараж, садится в машину, опускает стекло и поворачивает ключ в замке. Девушка в полубессознательном состоянии лежит на заднем сиденье.

* * *

– ДИМА! – ребенок бросается прочь от потасовки, Крылов бросается за ним. Слышен отчаянный женский крик: второго сына топчет обезумевшая толпа.

– Ты снимаешь?

– Да, – глухо говорит оператор.

* * *

Верую во единого Бога-отца, Вседержителя, творца неба и земли…