Контракт на забой

Я решил последовать его примеру и стал выползать из толчеи плотно примкнувших друг к другу ротозеев. Загниголовые жители шестого сектора тут же занимали моё место, продолжая галдеть и обсуждать убийство. Этажерка махнул мне рукой и направился в сторону межуровнего портала, я же побрел в противоположную сторону. В какие-то считанные минуты всё происходящее вокруг меня разонравилось самым основательным образом. Мало того, что я ничего не мог предпринять, дабы исправить ситуацию, так я ещё и не понимал сути самой ситуации. Признаюсь, детективные навыки у меня были в самом что ни на есть зачаточном виде. В обычных условиях они мне и не требовались. Мой клиент погиб впервые. А ещё при столь диковинных обстоятельствах. Ранее, если на моём пути появлялся труп, то мне с первого взгляда было понятно, кто отправил несчастного к праотцам. Уличные банды хотя и проявляли мышлявость, но не были слишком-то оригинальны в почерке своих злодеяний. Я впервые столкнулся с тем, что ранее воспринял бы как досужую прихоть скучающего романиста, занятого исключительно тем, что выдумывает заковыристый поворот в сюжете своего произведения. Убить мою клиентку, посреди дня, диковинным оружием… И это всё происходило со мной наяву.

Я тряхнул головой, остановился на повороте, попинывая своим увесистым ботом изрядно поизносившийся пластиковый тротуар. Надо было собраться и привести мысли в порядок. Но это было нелегко. В голове колокольным перезвоном звучал только один вопрос: «Почему Марта Дрей не сказала, что ей на самом деле было надо?» Я решил поиграть в предположения. «Допустим, она не хотела говорить в моём офисе, так как не была уверена, что её не подслушивают. Логично? Не совсем, но, тем не менее, допустимо». Подумав пару секунд, я продолжил внутренний разговор с самим собой: «Она постоянно оглядывалась, так как полагала, что за ней следят. Оказалось – небеспочвенно опасалась за свою жизнь. Но как получилось, что я не видел следившего за ней убийцу? А это означает, что убийца Марты следил одновременно и за девушкой, и за мной. И именно потому нанес удар тогда, когда я упустил её из вида на несколько минут».

И тут в мой мозг раскалённой иглой впилось новое подозрение. Со всей очевидностью перед моими глазами предстала картинка. Плюнув на свои размышления, я подобно проворной гончей устремился обратно в свои служебные пенаты. Не разбирая дороги, сбивая с ног не успевших уступить мне путь олухов. Кровь стучала в висках, я перемахивал через ступени, пытаясь как можно быстрее добраться до третьего этажа, где располагался мой кабинет. С каждым шагом тень сомнений становилась всё гуще и гуще. Она взорвалась радужными осколками, когда подлетел к офису. Замок был вскрыт, а дверь была распахнута настежь.

Глава 5

Я замер, прислушиваясь к тому, что происходило в кабинете. В моём обиталище, бывшем на протяжении многих лет и квартирой, и рабочим пространством, царила гробовая тишина. Хотя я по личному опыту знал – пронзительная до звона в ушах глушина вовсе не означала, что в ней не прятались незваные гости. Опять же я громыхал так, что меня можно было услышать за квартал до прибытия на этаж. Игра в криминальное безмолвие была хороша, когда время работало на тебя. А у меня каждая секунда была на счету. Я вытянул из неизменно болтавшегося за спиной рюкзачка любимую бакаутовую дубинку. Сделал замах, чтобы в случае необходимости сразу нанести мощнейший удар и шагнул в темень конуры, готовый при первых же подозрительных звуках начать «боевой танец». Меня никто не огрел, не саданул по уху, не попытался вырубить электрическим разрядом. Я нырнул со света дверного проема в самый глухой угол комнаты; если биться без устали, то предпочитал, чтобы на меня никто не нападал со спины. И опять не последовало никаких агрессивных поползновений. Моя канцелярская келья продолжила хранить молчание, равно как неподвижность мрачных теней, что были едва различимы в скромных интерьерах.

Я стукнул ладонью по панели комнатных сервисов – зажегся свет. Где-то в богатых районах это можно сделать при помощи голоса. Но то был удел лентяев, страшившихся чрезмерных усилий, сокрытых в традиционном процессе включения иллюминации. А при работе «зонтиком» леность была непростительным прегрешением. Я бы сказал, что она была в прямом смысле слова смертным грехом, так как ленивые охранники торговцев надолго не задерживались на этом свете. Под потолком золотистым цветом вспыхнуло два кристаллических плафона. Одновременно с этим в углу тихо замурлыкал спрятанный в стенных панелях проигрыватель. Из динамиков полилась мелодия популярной песни в стиле космо-бит «Дорогой, возьми меня на Землю».

Моё жилище являло собой нечто ужасное. При всей моей бурной фантазии я не мог себе представить, что за считанные минуты можно было ТАК разгромить кабинет. Целым был только письменный стол, и то по причине того, что, выполняя функции сейфа, он был изготовлен из сверхпрочных пластин. Полки, вешалки, стулья, диван были разломаны на части. Удивительно, что на шум погрома не выбежал никто из соседей. С другой стороны, даже если бы я заливался благим матом и звал на помощь, они всё равно бы не высунули нос из своих щелей – в шестом секторе взаимопомощь среди обывателей была предметом крайне редким, почти коллекционным.

Я ни разу не сомневался в том, что искали анонимные экскурсанты. Может быть, я не был самым сообразительным малым в нашем космическом городе, но я ещё был в состоянии помножить два на два. Убийство и налёт на мой офис были звеньями одной цепи, а потому надо быть конченным идиотом, дабы не понять, что дело было в поручении покойной уже несколько минут Марты Дрей. У меня руки чесались, дабы достать из искусно замаскированного тайника пухлый конверт и посмотреть, что в нём находилось. Но приходилось сдерживать себя. Острожным движением я достал информофон, кроме всего прочего оснащенный парой весьма забавных вещиц, в том числе сканером по поиску скрытых камер.

Я делал вид, что набираю какой-то внутренний номер, а сам запустил процесс обнаружения. Моя небыстрая машинка исследовала все закутки, прощупывая каждый метр, после чего выдала результат. Как я и предполагал, визитеры оставили в укромных углах аж пять наблюдающих за каждым моим шагом устройств. Приём не был новым. Я не знаю почему, но он был назван в честь какой-то бабёнки – Ирен Адлер. Если, несмотря на погром, налётчики оставили камеры, то это означало, что они не нашли искомое. А это в свою очередь значило, что мой тайник им был не по зубам.

Привычка делать нычки в «Звёздной гавани» была присуща многим. Но только единицы умели сооружать качественные тайники. Самым главным в этом нехитром (в принципе) деле было расположить схрон на видном месте. Я, наверное, перехитрил всех. Мой потайной ящик письменного стола мог найти любой мальчишка. Однако в этом секретном лотке был ещё один тайничок, а тот в свою очередь содержал сюрприз – пространственную капсулу, способную вместить на хранение весьма приличных размеров предметы. Я демонстративно открыл якобы-потайной ящик стола. Сразу было видно, что в нём покопались – бумаги лежали отнюдь не в том порядке, как я их оставил около часа назад. Трудовая лицензия, сложенная пополам, была перевернута; блокнот с записями закрыт не до конца, а карточки моих бывших верителей были сложены вовсе не идеальным ромбом, чем я себя забавлял на досуге. Тем не менее, я был точно уверен, что пачку денег и конверт не удалось бы найти никому – капсула верно хранила препорученные ей секреты.

Изображая на лице отчаяние и скорбь (должен же я был подыграть наблюдающим за мною мерзавцам) я начал наводить порядок в своём стойле. Большинство моих знакомых полагали, что у меня весьма скверный характер. И разгром моего офиса сделал его ещё хуже. На самом деле мною овладели совершенно иные эмоции. Я рвался в бой – и сдерживал себя из последних сил. Большую часть мебели можно было смело выкидывать на помойку – она не подлежала ремонту. Не могу сказать, что предметы интерьера были дороги мне как память. Это была стандартная космическая мебель, но она делала мою жизнь заметно комфортнее. Теперь же комната являла собой вполне соответствующее моменту помещение. Мою клиентку убили, я не понимал, что происходит, затруднялся определить свои дальнейшие действия, мысли путались, устроив шумный хоровод. Каждая из них словно зазывала, вопия на повышенных тонах: возьмись за меня, отринь все прочие и только я приведу тебя к разгадке. Будь такая мысль одной-единственной, я, наверное, именно так и поступил бы. Однако в моей несчастной башке была устроена форменная какофония. Доводы, предположения, соображения, идеи и замыслы сплелись в один шумный клубок, выдернуть из которого хотя бы одну ясную задумку было весьма затруднительно.

Я присел на край несокрушимого стола. Снял рюкзачок и уложил рядом с собой любезную дубинку. Утрата мебели вовсе не была страшной потерей. В конце концов, на деньги, полученные от Марты, я мог себе позволить вполне шикарное по космическим меркам жилище в одном из нормальных секторов. Можно было бы забыть про мою погибшую клиенту и присвоить себе её средства. Однако, что делать с пухлым конвертом? Я был свято уверен, что именно за ним охотились разнесшие в щепья мою обстановку и остававшиеся мне неизвестными гаденыши. За этот конверт убили Марту. И я совершенно не был убежден в том, что меня оставят в покое. Тем временем достал из кармана визитку покойной. Внимательно изучил её. Натуральный цвет бумаги, произведенной из экзотических растений. Такую, наверняка, выпускают только на Священной Земле. Голограмма ровная, края не расплываются, глубина изображения приличная – значит, визитку делали на заказ. «Марта Дрей. Эксперт по космо-экологии». Мне казалось, что экология должна была продлевать жизнь, в случае с Мартой она её оборвала в самый неожиданный момент. Если не считать таинственного конверта, который в настоящий момент никак не мог извлечь на свет Божий, я знал лишь то, что Марта остановилась в «Багровом понтифике». Возможно, пройдет ещё пара часов, прежде чем местные космицейские смогут установить личность погибшей, после чего нагрянут к ней в гостиничный номер. А это означает, что у меня есть небольшая фора по времени, и ею непременно надо воспользоваться. Тем более, других зацепок у меня сейчас не было.

Я открыл ящик стола выгреб из него мелочь – со стороны налётчиков было весьма любезно оставить оную в моём распоряжении. На всякий случай сунул в карман документы и забросил за спину потрепанный рюкзак с верной дубинкой. Мой путь лежал в первый сектор. Уже собирался покинуть свои четыре стены, как заметил энциклопедию живописи, самым жалобным образом забившуюся в пыльный угол. Я достал книгу и отряхнул. Ей тоже не поздоровилось, хотя и не так сильно, как книжной полке. Корешок где-то треснул, а пара пластиковых страниц оказалась надорвана – с таким остервенением её перетряхивали. На одном из листов разрыв шел как раз через шикарную картину. Это был натюрморт Влада Сироткина «Дары Галактики». В своё время это пышное изображение плодов всяких фермерских планет, сложенных на праздничном блюде, вдохновило меня посмотреть обитаемый мир. Мне виделось увлекательное путешествие по планетам, радостно подносящим людям фантастические овощи и фрукты. Однако занимательный круиз закончился на галактической торговой помойке, не имеющей ничего общего ни с щедростью духа, ни с плодоносной жертвенностью.

На улице, как всегда было темно. Редкие фонари отбрасывали длинные тени, превращая грязный тротуар в забавный ландшафт. Прежде чем направиться к порталу, я решил заглянуть в «Ревущего буйвола», чтобы предупредить ребят. Они все без исключения были многоопытными, да и я сам был малым хоть куда, но подстраховка никогда не бывала лишней. В зале ошивался пяток человек, что для середины рабочего дня было совершенно мало. Наверняка, все глазели на труп несчастной Марты. В углу традиционно бил голографический фонтанчик, окна слезоточили цифровым дождем, а расположенный под потолком бипер надрывался новомодными бум-бум-припевками «Мы не зря покорили космос». За стойкой работал неизменный владелец сего злачного заведения по прозвищу Шива. Его прозвали так за непостижимое моему мозгу искусство управляться одновременно с потрясающим количеством стаканов. Рук у него было всё-таки две, но он владел ими много лучше, нежели некоторые, если бы у них было шесть или семь конечностей.

– Привет, – я показательно небрежно кивнул Шиве. Тот, не отвлекаясь от какого-то кулинарного процесса, мотнул мне головой в ответ.

– Шива, я с просьбой. Если что – ты меня не видел пару дней. И предупреди об этом ребят.

Наш криминальный кок наконец-то удостоил меня выразительного взгляда.

– Тебя ищет некто, абсолютно неприятный? – Шива решил предельно осторожно внести ясность в ситуацию. Я предпочёл отшутиться.

– Он совершенно неприметной внешности. Два метра роста, шрам через звероподобную рожу и активно прихрамывает. С первого взгляда можно и не узнать в толпе.

– Попробую справиться с этой нелегкой задачей, – понимающе проворчал Шива

На изгибе улицы, где убили Марту, ещё толпились зеваки; их ряды поредели, но всё равно людей было много. Космиция не виднелась. Я так понял, что тело бедной девушки до сих пор лежало на тротуаре. Решил, что воздам ей почести, когда разберусь с делом, а потому ускоренным шагом двинулся к порталу. Что же погубило земную гостью? Моя неразборчивость в клиентах или её неосторожность? Я всегда пытался держать двери своего кабинета широко открытыми, чтобы ни одна шальная векша не пролетела мимо меня. Теперь двери были выбиты, а кабинет разгромлен. А это означало, что перед некоторыми деньгами калитку надо закрывать на все мыслимые и немыслимые замки-щеколды.

Глава 6

Я приблизился к длинному коридору, в который тонкой струйкой устремлялись намеревавшиеся покинуть наши трущобы обитатели шестого сектора. Кто-то направлялся по делам, кто-то – на прогулку, кого-то в иные районы «Звёздной гавани» вели криминальные дела. Выход из сектора не был ограничен, хотя время пребывания в прочих было лимитированным. Три часа, и тебе надлежало вернуться на родные улицы, изогнутые, как кривой ятаган фермерского охранника, и грязные, как свинарник на планете Хубус – именно там производились общегалактические запасы сочного бекона.

Я шагнул в гулкие стены. Потолок перехода нависал над самой головой. С освещением здесь было явно лучше, нежели на ввыклых мне закоулках. Лампы были натыканы достаточно плотно, но при этом давали неприятный холодный свет, от которого я каждый раз ёжился, будто бы продрог до самых костей. На выходе из мини-тоннеля меня ожидал контрольный контур, где постоянно находился пяток вахтенных. Здесь осуществлялась проверка, после чего тебя милостиво допускали до перрона транспортного портала. Я десятки раз был на этой процедуре – каждый успешно. Мне даже посчастливилось познакомиться с некоторыми из дежурных космицейских. Вот и сейчас один из них подпирал стойку контроля, явно томясь от неимоверной скуки. Завидев меня, махнул кистью, после чего пожал плечами. Дескать, досмотр обязателен для всех – я показал документы, после чего отворил свой рюкзак.

– Привет рисовальщик, – мне подмигнул один из космицейских – Нашел выгодный заказ в приличном секторе?

Я ехидно ухмыльнулся, де, не всю же жизнь мне гостить в данной глухомани. Достав изукрашенную узорами дубинку, я уже собирался объяснить, что это мой талисман – декоративный струганец, но вахтенные только отмахнулись:

– Знаем-знаем. Ты – творческий человек, а это – предмет искусства. Иди уже.

Только на подходе к перрону кто-то из новичков окликнул меня.

– Забой, говорят, ты делаешь хорошие портреты?

– Недурственные…

– Я мой можешь сварганить?

– Давай вернемся к этой теме в будущей декаде? Я не хочу опоздать на трубопоезд. Дела, знаешь ли…

Разговор был дежурным, проверка проводились больше для проформы. Я отлично понимал этих парней – их работа была синонимом тоски и томления, помноженных на неутолимое желание раз и навсегда покинуть неблагополучный сектор.

Я пристроился на перроне, ожидая прибытия состава, который должен был унести меня в блистательный мир успешных жителей «единички». Так нередко именовали первый сектор, что ещё больше подчеркивало его оторванность от прочих сфер «Звёздной гавани». Наш город не зря величали «консервной банкой галактического значения» – хотя по форме он больше напоминал шайбу, медленно вращавшуюся вокруг своей оси и по особой траектории в Солнечной системе. И всё это искусственно делилось на шесть сегментов, последовательно связанных между собою. Передвигаться по ним можно было и на межуровневом такси, однако досмотр пришлось бы проходить на каждой «границе», а количество хорошо знакомых вахтенных было вовсе не бесконечным. А можно было сесть на трубопоезд, подобно белке в колесе совершавший бесконечное движение по периметру секторов. Как предполагалось, шестой сектор был противопоставлен первому. Соседями «единички» были научный и управленческие районы (соответственно второй и третий сектора). Они свою очередь граничили с промышленным и грузовым (четвёртым и пятым) секторами. И только те уже замыкались на дебри «полудюжины» (так шестой сегмент называли местные шутники). А потому, в какую сторону ни направляйся, до «единички» быстро было не добраться.

Трубопоезд прибыл вовремя. Бесшумно остановился, беззвучно открыл двери, приглашая вовнутрь отнюдь не самых молчаливых вагонов. Публика в них была самая разная, подчас неимоверно галдящая, крикливая и тараторящая. Но на этот раз повезло: один из вагонов был полупустым, а потому можно было даже присесть на лавку, что было весьма полезно для невеселых размышлений. Я плюхнулся на гелиевую скамью, и та податливо приняла удобную для моего седалища форму. Расположенный как раз напротив меня экран показывал красочный ролик, посвященный последнему победителю общегалактической симархиады – Василию Кирею. Бравый офицер, мастер боевого пилотажа, блистательный легкоатлет и при этом всём прекрасный певец на ближайшие двенадцать лет становился олицетворением «симфонической личности», воплотившей в себе саму суть симархического мироустройства. Три принципа: сила, ум и талант – находились в нём в органичном единстве, а потому Василий должен был вдохновлять на подвиги и подвижничество во имя внутреннего преображения.

Современные симархиады являли собой нечто среднее между забавами эпохи дисперсии: олимпийскими, дельфийскими и профессиональными играми. Но в то же время нынешние состязания не были бесплодными развлечениями. Проходившие раз в двенадцать лет они помогали людям постичь неразрывное единство своей внутренней Вселенной и внешнего мира. Всё это, естественно, приправлялось изрядной порцией пропаганды о том, что важно было быть не столько успешным, сколько органичным. Симархиада, состоявшая из трех этапов: спортивного, творческого и мастерского – не раз демонстрировала, что неотъемлемость была важнее спорадических свершений.

Помню, как в прошлый раз на двух этапах выигрывал мускулистый здоровяк Петр Корнеев. Ему не было равных в тяжелой атлетике и профессиональном перетаскивании грузов. Но увы-увы… На творческом конкурсе его ожидало фиаско. Атлет был наглухо лишен созидательной составляющей, а потому получил низкий балл и в итоговом зачете занял лишь четвёртое место. Победителем тогда стал уроженец фермерской планеты Николас Туч. Он не одержал верх ни в одном из турниров, занимая то второе, то третье место. Однако в сумме набранных очков оказался несомненным фаворитом. Он был вполне сносным фехтовальщиком, чтецом и комбайнером. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы его белоснежная улыбка в последующие двенадцать лет украшала обложки учебников «Основы симфонической антропологии», а физиономия не сходила с экранов и анимированных плакатов.

Теперь миру был явлен новый победитель. Успешный офицер космических войск и боевой истребитель, приправлявший лоск белоснежного мундира исключительным исполнением оперных арий. Офицер как воплощение «симфонической личности» был весьма своевременным явлением. Несколько возгордившиеся прошлой победой фермерские планеты начали проявлять не только признаки стяжательства, но и приметы гордыни, хотя и в весьма рудиментарной форме – «Мы не только воплощение симархических принципов, но и кормильцы всего мира». В те дни Генеральному Социатору пришлось изрядно попотеть, доказывая Верховному Симарху, что эти настроения были всего лишь зыбью, которая вовсе не могла поколебать основы гармоничного мироустройства. Теперь пальма первенства была у представителя Блиц-Императора; хотелось бы надеяться, что «погоны» не зазнаются, продолжая нести службу на рубежах Галактики, не обращая при этом внимания на внутренние дела.

И только я хотел как следует поразмыслить над будущим нашего мира, как в вагоне раздалось сопение, кряхтение и хриплые ругательства. Я завертел головой. Посреди площадки мялся легендарный ужас всех пассажиров – небритый боров с чрезвычайно скверным характером. Я не знал его имени, но если бы проходил общегалактический конкурс сквернословия, то этот хряк наверняка стал бы финалистом. Судя по всему, он побывал во многих переделках, а потому был с массой шрамов на лице, но при этом наделен лишь одним глазом. То ли бурное прошлое, то ли нездоровый образ жизни, но что-то добавило его натуре весьма скверную привычку – привязываться к едущим в трубопоезде. Одноглазый толстяк делал это нагло, плотоядно и со знанием дела. Кажется, на этот раз горький жребий выпал мне.

Толстенный циклоп остановился у скамьи близ меня и впился в мой рюкзак пронзительным взглядом единственного глаза. Оставалось лишь делать вид, что я его не замечаю. По этой причине я стал ещё внимательнее разглядывать портрет Василия Кирея, пытаясь представить, в каких боевых операциях он принимал участие на задворках Галактики. Столь безучастное отношение с моей стороны явно раздосадовало кривого монстра – сиплое дыхание фактически переросло в настоящий свист. Я же всем своим поведением пытался изобразить предельное спокойствие, граничащее с безразличием. Номер не прошел. Туша со всего размаха шлепнулась рядом на лавку, заставив горемычное сооружение перекоситься и наклониться набок. При этом меня фактически впечатало в стену. Казалось, что хулиган хотел протереть мною перегородку вагона, показавшуюся ему не слишком чистой. Я ещё не оставлял надежды разрешить назревавший конфликт миром – мне точно не хотелось привлекать к себе ненужное внимание.

– Вам не кажется, что вы сидите излишне широко… – попытался я завести разговор с самыми миролюбивыми интонациями в голосе. И тут же на меня вылился поток нецензурных выражений и непечатных слов. Я грубо прервал его именно в тот момент, когда жирдяй собирался недобрым словом помянуть орбитальных угодников, с чем я как человек в известной степени верующий, никак не мог согласиться.

Каблук моего тяжелого башмака вонзился в свод стопы хама. Тот хотел взвыть, но тут же получил со всего размаха локтем в горло, после чего желейной массой сполз на пол. Я приподнял его тушу и подтащил к дверям. С минуты на минуту должны были приехать во второй сектор, и я хотел преподнести тамошним ученым своеобразный сюрприз. Когда двери открылись, я вытолкал всё ещё бессознательного кабана на платформу. Прочие пассажиры молча выразили мне благодарность. Немолодой трудяга в робе со знаком шлюзового ремонтника хмыкнул:

– Экий нервный юноша…

– Да уж, исключительно тонких ментальных материй человек, – ответил я ему.

Остаток пути обошелся без происшествий. Я размышлял над делом Марты Дрей, люди весело болтали, вожатый докладывал о времени прибытия трубопоезда. В первый сектор мы пришил точь-в-точь по расписанию.

Глава 7

Двери вагона неслышно распахнулись, настойчиво предлагая публике погрузиться в весёлую суету роскошной жизни первого сектора. Пассажиры гомонящей гурьбой высыпали на платформу, я последовал их примеру. В отличие от прочих секторов в «единичке» трубопоезд приходил не к убогому перрону, обычно обрамленному скудными металлическими ограждениями, а к самому настоящему вокзалу. Поток прибывших понёс меня прямо в его сверкающие стены; пришлось снять с плеча рюкзачок с дубинкой – так можно было быстрее двигаться в шумной толпе. Я шагнул через распахнутые двери вокзала и утонул в сиянии множества ламп. Казалось, что золотистая вата окутывала тебя с разных сторон, погружая в дремотную негу. Люди устремились к разным выходам, большая часть из них явно торопилась по своим делам. Я тоже спешил, но решил пролётом присесть на комфортную банкетку – надо было осмотреться. Нутром чуял, что за мной следили, но не мог понять, кто именно. Лиц, подозрительным образом мелькавших в вагоне, я не заметил. Несколько человек скопилось у справочного аппарата, выясняя положение нужных им портовых доков. Кто-то выправлял лицензию на торговлю, что можно было сделать в отдельном окне. Десяток разинувших рот фермеров, задрав к потолку свои клочкастые бороды, разглядывали голографические фрески, занимавшее всё пространство между светильниками. Ничего сомнительного и тревожного. Закинув поклажу за спину, направился к выходу, ведущему от транспортных путей в «город».

Первый сектор встретил меня беззаботным гамом и беспечным мельтешением пестрых нарядов. Здешняя мода была чем-то удивительным – такого нельзя было увидеть ни на Земле, жители которой придерживались принципов сакрального прагматизма, ни на одной из планет, где жизнь вообще не располагала наряжаться в странные убранства, ни, конечно же, в прочих секторах «Звездной гавани», полностью отданных во власть утилитарных устремлений. «Единичка» была едва ли не единственным местом во Вселенной, где можно было увидеть осуждаемую симархическими принципами роскошь. Вот шествовала дама, наверняка, супруга местного воротилы. Платье с длинной скошенной юбкой из дорогущей синтетической ткани «серебряная Луна»; нижняя юбка обшита биэ, в некоторых местах вызывающе перерезанным черной бархатной лентой. Вторая юбка с треном. Она поднимается хозяйкой одеяния на руку и отделана тафтой ручной выделки под цвет всего наряда. А ещё – серебристое пальто-блуза с фиолетовыми буфами вместо рукавов, широкий лазурный пояс, масса вышивки – космические узоры, больше всего разместившиеся на воротнике. Наряд завершала шляпка фаншон, украшенная черными цветами с неизвестной мне планеты.

А вот шествовала юная барышня, судя по наряду и возрасту – дочь какого-то из высокопоставленных служащих гавани. Платье типа «Резонанс» из фая, настолько глубокого черного цвета, что на нём не возникало ни тени, ни отблеска. Юбка расходилась широким колоколом, буквально вписывая её обладательницу в сияющий пластиковый тротуар. По контуру наряда шла череда зубцов, каждый из которых обильно украшен фиолетовой бахромой. Накидка-пояс, вышитая стеклярусом и куафюра из черного шелка – всё придавало хрупкой фигуре девушки исключительную грациозность и двусмысленное изящество – конечно, ничто в этом наряде не было фривольным или легкомысленным, однако выглядел он настолько богато, что едва напоминал о такой добродетели, как симархическое благоразумие.

Я оторвал взгляд от модниц. К орбитально-кафедральному Собору во имя Святой Троицы двигалась свадебная процессия. Явно, что молодожены не из богатых, возможно, вообще не из первого сектора. Кроме самих жениха и невесты в шествии принимает участие пара человек и робот-шафер, которому промышленные дизайнеры придали форму венчального каравая. Люди состоятельные никогда не прибегали в обрядовой части к услугам машин. Они направлялись на Землю в один из двенадцати Троицких Первохрамов, а саму свадьбу проводили в строгом соответствии с древними традициями, с настоящими пирогами, плакальщицами и прочей всячиной, которую несведущему в культовой жизни человеку и не учесть.