Контракт на забой

– Мне нужен рисовальщик, – сладкоголосо пропела обладательница исключительного наряда, изумительных бровей и умопомрачительной фигуры. Судя по всему, она не ожидала, что я потеряю дар речи, поэтому покручивая пальцем в воздухе, как волшебной палочкой, пыталась вытянуть из меня что-то членораздельное.

– Сударыня, вы к нам с Земли? – сказал я, пытаясь сообразить, что же могло потребоваться такой прелестной особе от меня, да ещё в таком ужасном месте как наш район. Судя по тому, что на её личико набежала тень изумления, она не ожидала подобного ответа. Я сообразил, что ляпнул явно не то и тут же выдал традиционный для моих фермерских заказчиков пароль.

– Конечно-конечно… Я весьма недурственно владею карандашом, но должен предупредить – мои услуги стоят весьма недешево.

Девушка улыбнулась. Несомненно, она ожидала именно такой ответ, а потому едва ли могла быть случайной визитершей. Земные модели вообще ненароком не забегают в шестой сектор, а в наш глухой угол и подавно.

– С оплатой проблем не будет, мне важно качество работы, – произнесла она нараспев, в очередной раз чаруя голосом. Однако при этом подчеркнуто акцентировала слова про «качество работы». Несмотря на то, что разговор шёл в том же самом русле, что и с обычными заказчиками, меня никак не покидало ощущение нечаянности всего происходящего. Я пытался понять, что же надо было столь прелестному созданию от специалиста, обычно оберегавшего космических поселян с торговой провизией, которую она наверняка не стала вкушать, даже если бы её приправили самым изысканным соусом. «Что эти недотепы наплели про меня на космических просторах?»– крутилось в моей голове. Беспокойство не было праздным. Принимая во внимание специфику бизнеса, реклама за пределами четко установленных границ мне была совершенно не нужна. Она была не просто излишней, но и вредной.

– Я хотела бы заказать у вас серию портретов, – продолжала заливаться тонкой свирелью моя нежданная гостья.

– Не хочу показаться невежливым, но кто вам рекомендовал мои услуги? Дело в том, что у меня очень специфическая техника исполнения портретов, – я даже сам поразился тому, насколько многозначно прозвучала брошенная фраза. В памяти всплыли изрядно покореженные физиономии незадачливых грабителей, решившихся на свою беду поживиться за счет моих клиентов. Я уже было ожидал услышать имя одного из старшин, прибывших в гавань с какой-нибудь из соседних крестьянских земель, как моя гостья, тряхнув стожком причудливо уложенных прядей, выдала совершенно неожиданное:

– Я видела ваши работы на одной из выставок!

Я приложил максимум усилий, чтобы не подать виду. Пришлось подыгрывать:

– В земных или орбитальных залах?

– В земных, в космическом городе я впервые, – кинула в ответ девушка.

Я с видом утонченного и попробовавшего всё в своей жизни эстета таинственно закатил глаза. Дескать, хорошие когда-то были времена. На самом деле, я мучительно соображал, что происходит, и в каком направлении надо было вести разговор. Едва ли не впервые за многие годы мне приходилось импровизировать, дабы отчасти понять, что же на самом деле было нужно моей потенциальной клиентке.

Как бы в подтверждение исключительности моих графических работ, а портретов в особенности, я бросил выразительный взгляд в сторону книжной полки. Там приютился энциклопедический томик, посвященный земному искусству. Я до сих пор не мог понять, была ли эта единственная в моём кабинете книга преднамеренной декорацией (должен же быть у рисовальщика хотя бы один фолиант об искусстве) или она всё-таки являлась маркетинговым инструментом, призванным в первую очередь производить неизгладимое впечатление на моих клиентов. В любом случае моя трудовая лицензия утверждала, что я имел непосредственное отношение к галактическому артистизму, и пока никто не ставил под сомнение сведения, содержавшиеся в сём весьма полезном документе.

Впрочем, ни для кого не было особым секретом, что на жизнь я себе зарабатывал кулаками, а вовсе не карандашами с «вечным грифелем». Энциклопедия искусства, снабженная анимированными портретами классиков, заперво в жизни мне показалась в высшей мере уместной. Расположенный на лицевой стороне обложки реконструированный портрет Леонардо внезапно нахмурился – мне показалось, что великий осуждал меня как гнусного самозванца. Впрочем, вознесенный на пьедестал в качестве провозвестника симфонического идео-искусства Йозеф Торак весело подмигивал мне с того же самого книжного переплета. Он как бы говорил: «Не переживай, брат, не для того твой предок из центурии возвращал меня из небытия, чтобы я скатывался до банального осуждения за такие мелкие шалости». Но вся эта внутренняя перебранка между великими, запечатленными на титуле фолианта, оставалась совершенно неприметной для моей прекрасной визитерши. Она же склонилась над моим столом, словно пыталась что-то прошептать мне на ухо. В действительности же её слова едва ли можно было назвать чем-то секретным.

– Я хотела бы заказать целую серию портретов, – и словно в подтверждение загадочности этого заказа, испуганно оглянулась по сторонам. Но в моём кабинете не было никого, кроме нас и резвящихся на обложке энциклопедии оживленных «мастодонтов» искусства. Ещё раз оглядевшись, девушка извлекла на свет запечатанный толстый конверт. Протянула его мне.

– Это модели, которые должны послужить основой для будущих рисунков…

– Насколько понял, вас предупредили, что мои услуги стоят весьма недешево, – я попытался вывести разговор в канву принятых трактаций, замаскированных под художественную беседу.

– Ах, конечно-конечно, – девушка изящным жестом достала из сумочки пачку банкнот толщиной, наверное, с жерло плазменной пушки, что устанавливают на флагманах Имперского космического флота. Я присвистнул, ибо не был в силах скрыть своего удивления. У меня на столе лежали самые настоящие пластиковые имперские куны, а вовсе не привычные мне орбитальные боны. Это было целое состояние – дело могло стать самым крупным в моём послужном списке. И мне это очень понравилось, о чем я спешно уведомил мою собеседницу

– Должно быть, вам потребуются очень хорошие портреты, – пояснил я свою невольную ошарашенность. В ответ девушка мило улыбнулась и протянула мне визитку:

– Я остановилась в «Понтифике». Заглядывайте в гости в шесть вечера по орбитальному времени.

Я взглянул на визитку. На бамбуковой бумаге черной голограммой было отпечатано: «Марта Дрей. Эксперт по космо-экологии».

– Так вы говорите, что видели мои работы на выставках в земных залах?

– Именно так, – ответила Марта

– Я был хорош?

– Вне всякого сомнения!

При этих словах я широким размахом сгрёб со стола в потайной ящик и тугой конверт, и ещё более тугую, а потому весьма радующую душу, пачку денег.

– Даже не сомневайтесь – буду с точностью лазерного хронометра, – я попытался изобразить на лице подобие учтивой улыбки, мол, даже люди моей профессии иногда шутят. Марта элегантно помахала мне ручкой, поправила феску, опять тряхнула копной пшеничной шевелюры, после чего не торопясь покинула мой кабинет.

Я выждал три минуты, а затем бесшумным фантомом выскользнул в коридор. Судя по шагам, девушка прошла по улице не более десяти метров. То ли она никуда не спешила, то ли специально оглядывалась (что в наших краях не было лишним), но двигалась она очень медленно. Я последовал к запасному выходу и вышел в соседний с основным проспектом переулок. Понятия не имею, кем была на самом деле Марта Дрей, что она знала о моей работе и насколько ясно представляла, чем я в действительности занимаюсь. Но я на все сто был уверен в том, что никогда не выставлялся в земных залах. В моей биографии вообще не значилось ни одной, даже самой захудалой выставки.

Глава 4

История начинала меня забавлять. В мои обычные обязанности входила охрана и сопровождение негоциантов с планет обитаемого мира, что при наличии неплохих навыков и хороших связей было делом не слишком-то сложным. Надо было лишь, чтобы они сохраняли дистанцию от всякого рода сомнительных типов. А также сторонились заведений, под самую завязку забитыми людьми, общение с которыми было не просто вредно для здоровья, но и опасно для жизни. В остальном работа была рутиной. Слава опережала меня, а потому грабить предпочитали тех торгашей, что решили обойтись без «зонтика» (именно так на орбитальном жаргоне привыкли именовать людей моего негласного ремесла). У каждого «зонтика» было своё хобби, обычно внесённое в трудовую лицензию. Я был «рисовальщиком», кто-то был «певцом», кто-то – «танцором». Я даже знал одного «таксидермиста». Для меня было большой загадкой, почему по поводу его документов у комсицейских структур не возникало никаких вопросов. Ну, действительно, как можно было зарабатывать себе на жизнь изготовлением чучел в орбитальном городе, где животные были неслыханной редкостью? Впрочем, любознательность не была моей второй натурой, а потому эту проблему я решил оставить без внятных ответов.

Следуя по улочкам шестого сектора за Мартой Дрей, я не столько следил за ней, сколько пытался отгадать, что же ей было нужно на самом деле. В какой-то момент едва не попался. Она резко остановилась и столь же резко обернулась. Я чудом оказался скрыт за резко выступающей вывеской лавки торговца снадобьями. «Всё-таки с ней что-то не так, – мелькнуло в мозгу. – Она не шутку опасается за свою жизнь. Но почему она ничего не рассказала мне раньше и отложила беседу на вечер?» Прикинул в голове – Марта могла выйти к транспортному порталу, ведущему к прочим секторам, только лишь следуя по изогнутому дугой проспекту. Назвав захудалую улочку Проспектом Слияния, власти «Звёздной гавани» весьма польстили нашей дыре. Просто этот прогон был не настолько страшным, как прочие закоулки. Да и изогнутость хоть как-то придавала ему мнимого изящества.

Вообще-то улицы отдаленных секторов в космическом городе никогда не были отражением симархических принципов относительно архитектуры. Те в полной мере могли быть реализованы лишь на планетах: практично, надежно, изящно. «Звёздная гавань» в данном случае была выстроена по принципу – «жить можно и то уже хорошо». Нависающее в десяти метрах над головой небо-потолок было одинаковым везде – и в первом секторе, и в шестом. Только в первом секторе оно расцвечивалось лазурными тонами, что создавало недурственную иллюзию. Да и дома там были в два этажа. В шестом же секторе царила непреходящая полумгла, а высота потолков даже самых престижных квартир не превышала одной имперской сажени, что было чуть больше двух классических метров. Рекламные конструкции как таковые на «Звёздной гавани» были запрещены (ибо считались непростительной тратой ресурсов и пространства), но при этом не возбранялось делать броские вывески, нередко придававшие изогнутым улочкам ещё более причудливые очертания. За этими бесконечными выступами, козырьками и консолями было очень удобно прятаться, когда приходилось за кем-нибудь следить.

Метнувшись в темень подворотен, я молниеносным тараканом срезал добрую часть пути, который предстояло пройти моей заказчице. Изрядно её опередив, я пристроился в непроглядной тени, отбрасываемой вертикальной вывеской магазина предметов первой необходимости. Меня едва смогли бы заметить даже редкие покупатели, лениво открывавшие двери, дабы приобрести гигиенический набор или упаковку протеиновых крекеров. Шедшая по мнимому проспекту дамочка вообще вряд ли додумалась бы что-то выглядывать в замызганном закоулке, где не видно ни зги. Я пристроился поудобнее, облокотившись на покрытую отвратительного цвета краской стену, и стал ждать. Прошло пять минут, Марта Дрей всё ещё не появлялась в поле моего зрения. Земная барышня явно не спешила убраться из чреватого ненужными приключениями шестого сектора. Миновало несколько минут. Мимо меня проследовал пяток местных обитателей с явно тревожными глазами. Я заподозрил неладное. Прошло ещё некоторое время. Шагавшие мимо меня люди что-то бурно обсуждали и размахивали руками. Я стремглав покинул своё укрытие и махнул вверх по улице – туда, откуда должна была показаться моя клиентка.

Первым, что я заметил, была толпа, подобно гипсу сковавшая движение на изогнутом проезде. Она шевелилась, урчала и бормотала. На обочине стоял лохматый тип по прозвищу Этажерка. Только не считайте, что он любил столярничать. Он был межуровневым таксистом. Наверное, одним из лучших, кто мог проворно перемещаться между этажами нашего космического города. А ещё он по мелочи толкал контрабанду, а потому волей-неволей был знаком со мной. Я приблизился к толпе. Меня терзали самые нехорошие предчувствия.

– Что-то скверное? – обратился я к Этажерке.

– В точку, – буркнул он мне в ответ. Взгляд у него был твердый как вольфрамовая монета, выпущенная к юбилею симархической революции. Этот таксист и в хорошем расположении духа не был многословным. В критические моменты он и вовсе экономил на словах, будто бы за каждое из них с него взимали специальную плату. Я пытался протиснуться сквозь толпу, но, не пустив в ход кулаки, это у меня получалось плохо, а начинать мордобой без существенного повода мне никак не хотелось. До меня лишь долетали отрывистые фразы: «Надо же…», «Как же это могло произойти…» Небрежно поработав локтями, я всё-таки отодвинул некоторых из зевак и пробился к центру сборища. Я ещё не увидел, что обсуждали люди, как взору предстала знакомая черная бархатная туфелька, на которой поблескивала пара веселящихся саламандр. И только затем я осознал, что туфелька была перепачкана кровью. Тут я потерял самообладание. Возможно, я кому-то двинул в ухо, кому-то засадил по ребрам, но толпу вмиг рассек как мягкую глину.

В огромной багровой луже лежала Марта Дрей. Феска слетела с головы, а замеченная мною туфелька соскочила с хрупкой ножки. На лице застыло изумленное, наивное выражение, что усиливалось изгибом её бровей. Она как бы спрашивала: «За что?»

– Мертва? – это всё, что мне удалось выдавить из себя в тот момент.

– Мертва, как аммиачные моря Юпитера, – заметил кто-то из зевак.

– Кто ёе убил? – я лихорадочно пытался сообразить, что же произошло за последние несколько минут.

– Судя по всему, тот, кто засунул в неё вон ту штуковину, – один из завсегдатаев «Ревущего буйвола» махнул рукой в сторону лежащего по соседству с телом предмета. Я склонился над орудием убийства. Мне стало не по себе – это был вороненый стилет из самой настоящей земной стали.

Не в меру продвинутые мозги нашего мира за последние три века сделали массу полезного, чтобы максимально обезопасить нашу жизнь. В частности, были придуманы и произведены на свет ранее невиданные, почти сказочные, то есть совершенно безвредные для человека материалы. Стоило любому из них войти в контакт со столь дорогим ученым мужам отдельно взятым человеком, как сей материал (в простонародье – новомат) терял свои свойства. Сталь переставала колоть, стекло – резать, пластик – рассекать; одним словом, ничто из новомодных материалов не могло причинить человеческому организму хотя бы малейший вред.

Придумывалось это исключительно для безопасности первых поселенцев, рискнувших заселять ныне обитаемый мир. В те дни аварии на кораблях и станциях не были редкостью; от смертоносных осколков и стремительно летящих обломков людей гибло едва ли не больше, нежели от всякого рода внеземных лихорадок. Я и сам, будучи на шахтах Минокса, не раз мысленно благодарил министерство перспективных наук. А ещё возносил хвалу Всевышнему, сподобившему кого-то основать оное. Подобные мысли становились весьма назойливыми, когда летевший в голову фрагмент рудокопной техники внезапно терял свои убойные свойства.

В то же время в урочищах орбитального города «Звёздная гавань» эти диковинные свойства металла, стекла и пластика приобрели совершенно иное предначертание. Они помогали справиться с преступностью. Здесь, как и во всех непланетарных городах, исконно было запрещено любое огнестрельное или огнемётное оружие. Даже силы правопорядка были вооружены пусть и в высшей мере современными, но всё-таки электрическими ударниками и газовыми шокерами. Но запретить ножи, торторезки, кулинарные ланцеты и бритвенные тесаки не предвиделось возможным – как же вы прикажете резать хотя бы тот же хлеб? И вот тут выяснилось, что орудия из новомата никоим образом нельзя было использовать в криминальных целях. Дело было лишь за малым: изъять из оборота вещи из привычных субстанций. Задачу, естественно, решили не за год и не за два, но всё-таки решили. Пересекая границы секторов, ты просвечивался с ног до головы, а потому запретные вещички обнаруживались сразу. Иные из преступных талантов пытались пользоваться костяными секачами, что привозили с собой обитатели фермерских планет. Но они были весьма ненадежны, стоили прилично и во многих случаях просто-напросто не пробивали усиленную ткань, столь популярную на нашей космогалоше.

Закроечные ножи модельеров и лазерные скальпели хирургов, конечно же, кромсали всё, что угодно, но вот приводились они в действие добрых полчаса, а потому были совершенно бесполезны в уличных разборках. В баталиях, нередко случавшихся между представителями кварталов и секторов, куда более важным аргументом был крепкий кулак. Если же кого задумали убрать, то это делалось весьма изощренным образом. Впрочем, некоторых банально душили. В этой связи я не припоминал, чтобы в шестом секторе рисковали носить шарфы или галстуки. Тут на выручку приходил армированный воротничок, скрывавший дорогую вам шею от посягательства не слишком родных недоброжелателей. В итоге всякая банда любого из секторов вырабатывала собственный стиль. Некоторые не были лишены извращенной изобретательности. Взять хотя бы баллончики с моментально каменеющей аварийной пеной, которая в считанные секунды могла застывать не только в бортовых пробоинах корабля, но и на вашем лице. Однако сейчас передо мной лежал самый настоящий вороненый стилет, пробивший в один удар не только наряды Марты Дрей, но и её сердце.

Я исступленно смотрел на тонкое лезвие, лужу крови и труп моей недавней собеседницы; был обескуражен и раздражен. А ещё я не понимал, что происходит. И это меня нервировало многократно больше. Рядом со мной нарисовался Этажерка. Он сам не без интереса изучал окровавленный стилет, который в «Звёздной гавани» был подлинной редкостью и самым настоящим антиквариатом.

– Бред какой-то… – пробормотал я.

– Именно, – поддакнул мне Этажерка

– Всё это очень паршиво.

– Точно, – проскрипел таксист и направился прочь из толпы.