Слушая шипение, Имарос взял второй мешок и перекинул его через правое плечо. Морелла потрудилась на славу, сварив ему пять бутылей с лечебным эликсиром и подарив несколько зелий огнепята. Свитки он еще не читал, но среди дюжины заклинаний наверняка было немало полезных.
Пока он свыкался с весом двух кожаных мешков, к нему подошла Миранда и украдкой вручила еще один пузырек с бальзамом.
– Запасной. На всякий случай.
– Это же твой.
– Скажу, что потеряла. Мама еще сварит.
Имарос обнял ее и поцеловал в лоб, попутно глянув на Шанти, который в эту минуту склонился над подругой.
– Что бы я без тебя делал, маленькая ведьма.
Девушка захихикала, легонько его толкнув. Ему приятно было сознавать, что он и здесь все грамотно спланировал. Обычно Морелла продавала зелья, но для единственного друга своей дочери все сделала бесплатно. Вдобавок она поделилась с ним звериным бальзамом, секрет изготовления которого передавался в их семье по наследству и никогда доселе не попадал в чужие руки. Получить помощь лучшей целительницы на острове без золота и усилий смог бы далеко не каждый. Он смог, и был горд собой.
Прибравшись на алхимическом столе, Морелла сполоснула руки и опять подошла к лежанке, на которой спала крестьянка.
– Жаль, я не смогла помочь твоему другу, – произнесла она, аккуратно извлекая конопляный валик из-под затылка девушки.
– Отец Павла известный алхимик. Я верю, он его вылечит, – с жаром ответил Шанти. Вслед за тем он бережно взял крестьянку за руку и спросил: – Анабель точно поправится? У нее не будет проблем с… разумом?
– Не думаю. Из ушей у нее не текло, да и рана почти что зажила, – отозвалась ведьма, поглядев на пропитанный мазями валик, а затем, ободряюще подмигнув, добавила: – После такого падения у нее вообще проблем не будет.
– Особенно с разумом, – давясь со смеху, заключила Миранда.
Как всегда последовал подзатыльник. Девушка тихонько вскрикнула и укрылась у него за спиной.
– Теперь мы оставим вас ненадолго.
Сказав это, статная ведьма взяла дочь за ухо и повела грубиянку наружу. Имарос последовал за ними. В лесу девушке удалось выкрутиться, и она вновь прибилась к нему, попутно сняв у него с плеча мешок с зельями.
Втроем они направились к восточному склону. Морелла шла впереди в своем коротком приталенном платье, грациозно ступая по ковру прошлогодних листьев. Имарос не знал, почему она так двигается. Даже Миранда не смогла получить вразумительный ответ. Всюду и всегда женщина ходила с прямой спиной и гордо поднятой головой, собранная и внимательная. Если бы не поношенное платье и вырви глаз цвет волос, который ведьмы по закону обязаны были красить всю жизнь, он бы не отличил ее от знатной дамы.
– Я знаю, ты не охотник, но не слишком-то рассчитывай на дары природы, – напутствовала Морелла. – Ягоды и плоды сильно тебя ослабят. Проще есть коренья. Лучше всего подойдет хлебный куст и лесная морковь.
Имарос кивнул, и женщина сразу продолжила, хоть в действительности в этот миг на него даже не смотрела.
– С грибами будь осторожен. Многие из них ложные или ядовитые. Некоторые, такие как краповый бутлер и козлиная ножка, становятся ядовитыми после дождя.
– Я помню. Вы говорили про грибы, – смущенно буркнул Имарос, не любивший, когда его поучали. – Нам запрещено их есть без нужды. Буду ловить рыбу.
– Можешь убивать горных козлов. На севере они непуганые.
– Нет уж. Обойдусь без крови, – твердым голосом произнес он, давно решив на стезе соблюдать те немногие правила, которые еще не успел нарушить вместе с Мирандой.
Отвесные утесы справа постепенно стали обрастать земляными наростами и мшистыми шапками. Каменистые края долины потянулись вниз. Морелла пересекла густую полосу деревьев, отделявшую лес от западного склона, и остановилась. Оглянувшись, она бросила на них мимолетный взгляд и печально вздохнула.
– Мам, ты чего? – забеспокоилась Миранда.
– Моя мать, Агатта, поселилась здесь задолго до моего рождения. На ее памяти прислушников трижды приобщали к стезе практика; на моей – дважды. Многие странники приходили к нам за помощью, перед тем как уйти на север. – Она помедлила и окинула взором крутой склон над головой. – Больше мы их не видели. Говорят, некоторые возвращались в кеновию ни с чем, но остальные пропадали в глуши. Торгрима и Вимана, судя по всему, не заботила их участь.
Имарос хотел добавить, что прислушники должны были сами о себе позаботиться, но не стал спорить с доброй женщиной. Морелла между тем подошла к нему и вынула из кармана платья деревянную бутылочку.
– Запомни! Только на крайний случай. – Ведьма пригрозила пальцем. – Это особый состав. Он остановит любого. Если нападет зверь или человек, задержи дыхание и выплесни содержимое ему в лицо.
– И что произойдет?
– Зависит от того, кто нападет. Я проверяла его только на гоблинах и волках. Во всех случаях эффект был разным. Надеюсь, он тебе не пригодится.
Имарос спрятал опасную бутылочку в мешок и поблагодарил дарительницу. Ведьма улыбнулась, обратившись теперь к дочери:
– Миранда, ты показала Имаросу, как использовать бальзам? Сказала, что главное смазать промежность и подмышки, там, где самый стойкий запах?
Дочь кокетливо заулыбалась в ответ, зачем-то погладив его по животу.
– Показала и даже помазала.
Правая бровь Мореллы медленно поднялась. Имарос почувствовал, что краснеет. Девушка тем временем захихикала и добавила:
– Не волнуйся, мам. Подмышки он мазал сам.
Давясь от смеха, она захлопала в ладоши, попутно увернувшись от нового подзатыльника. В который раз спрятавшись у него за спиной, маленькая ведьма обхватила его талию руками и замерла в такой позе.
– Я все запомнил, – произнес Имарос, смущенный поведением Миранды. Обычно девушка не шутила на подобные темы в присутствии матери.
Морелла отреагировала как обычно, – с королевским спокойствием. Тонкие руки отшельницы легли на его плечи. Имарос растерялся и потупил взор, впервые в жизни оказавшись зажатым между двумя ведьмами.
– Имарос, ты первый человек, которого приняла моя дочь. Я желают тебе добра и процветания под оком Нигмы, – твердым голосом начала Морелла. – Мертвецы в нашем мире всегда стремились к живым. Пообещай, если смерть все-таки примет тебя, прошу, пообещай, что найдешь в себе силы и не вернешься к Миранде.
Имарос почувствовал, как по спине бегут мурашки. Действительно, такое случалось не раз даже в его родном Ларане. Мертвецы каким-то образом перебирались через стену, находили дом родственников и убивали их в собственных постелях. В глуши подобные нападения происходили еще чаще, и никто не знал, чьи кости Ниргал в следующий раз вырвет из почвы. Дары, которые суеверные люди оставляли на могилах в надежде удержать покойников, редко помогали. Только саркофаг с тяжелой крышкой или глухая пещера могли уберечь родственников от кадавра.
Собственное спонтанное воскрешение, при всем своем умении строить планы, он не мог предугадать. Все же Имарос поклялся Нисмассом, что, оказавшись по ту сторону, сделает все, чтобы его останки остались останками. Морелла удовлетворенно кивнула и, пожелав ему доброго пути, удалилась. Имарос же уселся на широкий камень и стал готовиться к походу. Миранда примостилась рядом, положив голову ему на плечо.
В принципе он и так мог уйти. Дело оставалось за малым. Достав из мешка кинжал, подаренный девушкой, и пеньковую веревку с узелками, он с ее помощью закрепил лезвие на конце посоха. Получилось короткое копье с наконечником из лунной стали.
Завершив последние приготовления, он встал, закинув один мешок за плечи, а другой повесив на левое плечо. Миранда в последний раз поцеловала его, но не отошла, словно ждала, пока он сделает это сам.
– Мне все равно, каким ты вернешься. Главное – вернись.
– Маленькой ведьме не терпится попасть в объятия к мертвецу? – пошутил он, скользнув указательным пальцем по вздернутому носику. – Тебе склепа мало что ли? Не спеши звать смерть, пока живы близкие.
– Есть вещи пострашнее смерти.
– Например?
Миранда поглядела на лес, за которым простиралась срединная долина, нахмурилась и прошептала: «Одиночество». С этими словами девушка припустила прочь, растворившись в чаще.
Имарос некоторое время стоял обескураженный, а потом расхохотался. Большей глупости он в своей жизни еще не слышал. Ох уж эта любовь – бальзам для сердца и чума для разума. Одиночество давно его не беспокоило, равно как и чувства других людей.