Готамерон. Том II. Право на сталь

Ингмар посмотрел на спутника. Едва ли Дункаю было приятно слышать подобное. У них был договор, державшийся на честном слове. Никаких клятв они не приносили. Без данного слова алмер и пальцем не тронул бы адепта темной веры.

К счастью, на упрямого кузнеца слова произвели впечатление. Пощипывая бороду, Гройс забарабанил пальцами по рукояти топора и с тревогой спросил:

– И ты считаешь, что этот человек все еще на острове?

– Он мог остаться здесь или уплыть на Южные острова. Это ничего не меняет.

– Пятнадцать лет прошло.

– Некроманты живут долго. Не нам судить об их планах, но мы можем предугадать их поступки. Как ты думаешь, Гройс, почему чародей стер твоему отцу память, но не сделал то же самое с твоей?

Борода кузнеца вновь ожила. По лицу было видно, что он и сам не раз об этом размышлял.

– Наверное, хотел, чтоб я помнил о своей работе. Это был необычный заказ. Да и меня, с его слов, выбрали неслучайно. Он мог заговорить тот клинок или попытаться со временем сделать еще один. Боюсь, что однажды увижу этот меч вновь.

– Правильно боишься. Вот только рано или поздно ты у себя на пороге не клинок увидишь, а своего старого нанимателя. – Ингмар заметил, как пальцы Гройса сильнее прежнего вцепились в рукоять, и добавил: – Существует один способ победить зло – встретиться с ним лицом к лицу. Человек, знающий остров, был бы нам полезен.

– Помогать вам – верная смерть!

– Ты поможешь людям, – поправил Ингмар, вложив в слова все красноречие, каким обладал. – Я знал герцога Волквина. Двадцать два года назад мы выбили никтов с рудников Джемсвилла. Он всю жизнь провел в битвах, ценил сталь выше золота и не подарил бы клинок простому ополченцу. Ты великий воин, Гройс, и можешь принести больше пользы с мечом в руках, а не с молотом.

Лицо кузнеца вновь посуровело. Пальцы разжались. Он сделал шаг навстречу и с вызовом глянул на него.

– Мой покойный отец относился к смерти серьезно, но и жизнью не брезговал. Перед тем как его сожгла красная потница, он передал мне свой последний секрет и сказал, что хочет видеть в этой кузнице одного мастера. Меня. Если город окажется в опасности я встану на его защиту, но до того дня от кузнеца будет больше пользы у наковальни.

– Я лишь хотел сказать…

– Ищи наемников в другом месте, рыцарь.

Гройс кивком указал на Дункая. Смуглый алмер все это время подпирал спиной дверь, но теперь резко выпрямился и скрестил руки на груди.

– Я рассказал все, что знаю.

Заскрипела входная дверь. Дункай надел капюшон и вышел наружу. Ингмар последовал за ним, но у выхода остановился и спросил:

– Имя старика тебе известно? Хотя, сомневаюсь, что он вам представился.

– Нет, но ему помог представиться твой друг-гамеланец. Я никогда не забуду это имя.

Положив топор на сундук под окном, Гройс посмотрел на него и произнес одно единственное слово:

– Бангладор.

3-й месяц весны, 25 день, Трида

Дельты молний рассекали небо, озаряя горы ослепительными вспышками. Иногда они пропадали, и тогда среди скал воцарялась кромешная тьма. Шанти влачился в этой тьме как слепой старик в трущобах, из последних сил держась за широкое плечо ополченца. На каменистых тропах легкая походка пилигрима, которой его обучили странники, оказалась совершенно бесполезна. Да и не в том он был состоянии, чтобы легко ходить. Какой-то ублюдок прострелил ему спину, загнав болт прямо под лопатку. Случилось чудо, не иначе. Он не только не погиб, но и смог частично исцелиться. Спас его Нисмасс, в лице Фергуса. Ополченец отыскал в кромешной тьме среди камней несколько ростков лечебной травы. Короткий болт тоже извлекли без проблем, залепив дырку остатками растений. С тех пор тупая боль вспыхивала все реже. Смерть отступила, но надолго ли?

Число жертв безумной погони продолжало расти, а вместе с ним росла и ярость наемников. Фергус и Анабель тоже были далеки от спокойствия, время от времени планируя, где и как можно прикончить кого-нибудь еще из шайки Орвальда. После ссоры в тоннеле они заключили извращенное перемирие, державшееся на крови преследователей. Шанти это нутром чуял, и дрожал, как новорожденный птенец стервятника, забытый в гнезде. Его мутило от жестокости и многочисленных убийств. Ноги отказывались слушаться. Боль в груди накатывала волнами, которые уносили его сознание в необозримые дали.

Если бы он только знал, чем закончатся проводы Анабель к Альбрехту, то, наверное, послал бы крестьянку к Ниргалу на рога. Наверное. Шанти не был уверен до конца. Вчера вечером у него был шанс, но он не смог с ней распрощаться. Анабель была хладнокровной, как змея, но, даже будучи мужиковатой грубиянкой, эта девушка по-прежнему волновала его сердце.

Он думал о ней между приступами боли. Когда же мучения возвращались, в памяти всплывали слова, которые он сказал Оливеру за мгновения до смерти. Слова, которые исказило его воспаленное сознание: «Я иду печь хлеб». Он всю жизнь этим занимался, и думал, что это глупо. Ему хотелось приключений, а отец заставлял его с утра до вечера дышать мукой. «Кто-то ведь должен печь хлеб?» – говорил заправский пекарь в третьем поколении. Только теперь, получив болт в спину, он понял, что старик Ларс был прав. Отныне Миркхолд не будет голодать из-за его беспечности. Он обязательно вернется домой и испечет весь хлеб.

Кусая губы, он так увлекся новой идеей, что стал повторять этот завет вслух.

– Кажется, парень бредит, – донесся над ухом обеспокоенный голос Фергуса.

– Наверное, заражение, – ответила Анабель.

– Нужно больше растений.

– Настурция нужна! Но где ее откопать в этом дерьме?

Она поменялась с Фергусом местами, и теперь он шел, держась за ее маленькое плечо; а дождь все лил и лил, вымывая песок и глину из трещин под ногами.

Камни с грохотом скатывались по крутым склонам. Ополченец подался вперед, выискивая место для укрытия. Шанти видел, как его массивная фигура в рваном сюрко удаляется от них.

– Зачем ты это сделала? – шепнул он, коснувшись губами ее уха. – Зачем на него напала? Ты могла погибнуть.

– Шанти, хватит! Ты меня уже сто раз спрашивал, – отозвалась Анабель без привычной грубости. – Отомстила и все тут. За себя, и за тебя.

– За меня? Но почему? Я же для тебя просто кусок заплесневелого хлеба.

– Хватит уже о хлебе, Шанти! Ты не в себе.

Сверху донесся оглушительный грохот, за которым последовал нарастающий рокот. Шанти и Анабель оглянулись. Затаив дыхание, оба проследили, как по небу черной тенью пронеслось нечто. Казалось, это была целая скала. В лицо ударил водяной пар с примесью песка. Массивный осколок, кувыркаясь, прокатился по склону и разнес часть тропинки у них за спиной. На мгновение все стихло. Потом далеко внизу прогремел взрыв, а за ним раскатилось эхо.

Непонятно, от чего и как могла отколоться подобная махина. Складывалось впечатление, что с наступлением ночи камни вокруг стали гулять сами по себе, забираясь на вершины и прыгая с них забавы ради. Вода тоже вела себя странно, выбиваясь тугими струями из самых неожиданных мест, иногда прямо из-под ног. О нескончаемых порывах ветра, холодных и теплых, нечего было и говорить. Молнии, проливной дождь и даже снег на фоне этого хаоса казались самой безобидной проблемой.

– Дальше идти нельзя! – донесся из темноты голос Фергуса. – На том краю ущелья есть пещера! В пещеру! Я проверю… идите… Слышите?

Фигура стража вновь возникла на извилистой тропинке впереди. Сквозь пелену дождя было видно, как Фергус поднимает руку и указывает пальцем куда-то вперед. Рев ветра заглушил его последние слова, но Шанти и так понял, что ополченец нашел убежище.

Через четверть часа они были там. Фергус к тому времени проверил каждый закуток пещеры. С его слов, несколько внутренних гротов и спуск в обрушенный тоннель были пусты. Здесь же он нашел еще три стебля лечебной травы и несколько рудных грибов с мясистыми ножками.

Шанти почувствовал себя лучше, когда его усадили рядом с валуном и обработали рану соком целебного растения. Если так и дальше пойдет, то к утру он сможет ходить самостоятельно. Анабель была иного мнения. Отбросив копье, она уселась рядом и положила руки ему на плечи.

– Жар не спадает, – прошептала девушка, коснувшись его лба, и посмотрела на Фергуса. – Что еще мы можем сделать?

– Ничего. – Он покачнулся и едва не упал, прислонившись к стене. – Простите. Я, правда, не знаю, что еще можно сделать. Я очень устал.

Последние слова были признанием. Ополченец уже не храбрился, и говорил как есть. В грязном сюрко поверх кольчуги, насквозь промокший, он напоминал старика, и сил в эти минуты у него было примерно столько же. Глядя на каменную тропинку, очертания которой виднелись по ту сторону ущелья, он указал на нее арбалетом и произнес:

– Это плохое укрытие. Отсюда я смогу подстрелить одного или двух, но остальные доберутся до нас раньше, чем мы сумеем сбежать. Лучше здесь не засиживаться.

– Им сейчас не до нас, – ответила Анабель. – Я знаю этих ублюдков. Они свои шкуры поберегут, и будут ждать утра.

– Хорошо если так, – пробубнил Шанти, опустив подбородок на грудь. – Нам бы всем отдохнуть. Завтра опять придется идти. Идти и идти…