Из Бобруйска в Сомали

Я еду на Дальний Восток

Искать своей сути исток.

В тиши океана найти и войти

В радужный жизни поток.

Судьбы моей новый виток…

Эту песню-мантру выдал мозг, но отдавать её не собирался – она крутилась в голове без остановки все следующие дни. Это помогало держать мысли в кулаке и делать то, что надо делать, а не растекаться по сомнениям.

Следуя плану, надо идти сдаваться в военкомат, в призывной пункт по своему району. Поскольку прописки и регистрации у меня на тот момент не было никакой, а жил я на метро «Чернышевская», то выбрал ближайший призывной пункт, где меня приняли с во-о-от такенными распростёртыми объятиями.

Я пришёл с пакетом документов и с тем письмом с Тихоокеанского флота. Человек, который смотрел мои бумаги, вскинул брови и сообщил, что он тоже родом из моего родного Бобруйска. Вот как это объяснить? Непонятно. Разговорились. Сказал, поможет, чем сможет. Честно говоря, помочь мало чем мог, поскольку от него вообще ничего не зависело. За исключением двух вещей: той надежды, которую он в меня вселил, и какого-то знака в виде землячества. Всё это оказалось очень важной поддержкой в моём прыжке в неизвестность.

Про письмо с ТОФа они не были в курсе, но сказали, что мне в любом случае надо сначала пройти медкомиссию, а там уже разбираться, куда меня можно будет отправить.

К медкомиссии я был готов. Готовился специально, поскольку знал, что меня могут завернуть по здоровью: у меня была астма и компрессионный перелом четырёх позвонков. Так вышло, что однажды Бог послал мне одного замечательного специалиста. Предчувствуя медкомиссию, я обратился к хирургу в самой обычной поликлинике из-за боли в коленном суставе, который на тот момент сильно отёк и мешал ходить. Ещё бы, висеть на верёвках на высоте в лютый холод, тренироваться почти каждый день, при этом вести не совсем здоровый образ жизни – не каждый организм сдюжит.

В поликлинике хирург сказал, что у меня артроз и артрит. Выписал обезболивающее, противовоспалительное и отправил домой, добавив, что это очень плохая история в двадцать четыре года иметь такой диагноз. На какое-то время хворь отступила, но потом вернулась с новой силой. Пошёл опять на приём. К моему счастью, приём вёл другой врач. Усманов Дмитрий Романович.

Выслушав меня, он попросил раздеться до трусов, повернуться спиной, встать прямо и, медленно-медленно скручиваясь в спине, сделать наклон вперёд, насколько это возможно. Сам же взял блокнот и карандаш. Сказать, что я был удивлён? Скажу, но не скажу этим ничего нового: обычно приходишь, а на тебя даже глаза не поднимают. Максимум две минуты, и уже идёшь с рецептом в аптеку за средством, которое не исправит причину, а лишь заглушит симптомы. Здесь же было что-то совсем другое. Я наклонялся и крутился, как он просил, после чего он сказал, что всё понятно, и велел одеваться.

Когда я оделся, он мне показал схему моего тела с перекошенными осями в тазобедренном суставе и плечевом поясе. Видишь, говорит, проблема не в коленном суставе – проблема в позвоночнике. Из-за слабости мышц спины с правой стороны идёт перекос, из-за этого нагрузка на левое колено. Что, говорит, у тебя с позвоночником было? Я офигел. Как это вообще возможно? Я ведь к нему просто с коленом пришёл. А он за пять минут докопался до первопричины. Почему предыдущий врач не проводил никаких таких тестирований?

Узнав, что я собираюсь пойти служить, да ещё и на флоте, Дмитрий Романович заинтересовался сильнее. Оказалось, он тоже служил там, в ракетно-артиллерийской боевой части. Ещё один знак, что я на верном пути, раз встречаю правильных людей. Я сказал, что надо меня починить так, чтобы не было проблем с медкомиссией. Он заверил, что починит. И слово сдержал. Мы провели десять сеансов мануальной терапии и иглоукалывания. Меня не только перестала тревожить нога, но я вообще в целом пришёл в норму.

По окончании лечения он выписал мне направление на МРТ, чтобы посмотреть, в каком теперь состоянии мои сломанные позвонки. Когда он увидел снимки, то долго в них всматривался, пытаясь найти хоть какие-то отклонения. Ничего не нашёл. Более того, сказал, что это удивительно – никаких следов травмы не выявлено! Дмитрий Романович вернул мне снимки и пожелал удачи. Без намёка на хромоту и боль я вышел из кабинета. Тело я победил. Что там дальше? Медкомиссия и Тихий океан?

Глава 1,5. ХРЕБЕТ

Мне было четырнадцать лет. Второе сентября, восьмой класс. Я только что перевёлся в очередную школу. Так вышло, что я их менял почти каждые два года. Мы с моим лучшим другом, Сергеем Лоскутовым, каждый день ходили на стадион. Тренировались, устраивали спарринги. Занимались основательно, в любую погоду. Однажды, возвращаясь с тренировки, проходим мимо старой высокой груши. Решили проверить, созрели плоды или нет: в прошлые разы они были ещё зеленоваты. Всё как обычно: нашли палку, начали сбивать. Сбили парочку, подняли с земли, надкусили – превосходные! Но палкой много не насбиваешь, а нам, естественно, надо было много – самим поесть да кого-нибудь угостить во дворе.

Я полез на дерево, чтобы хорошенько его тряхнуть. Залез на высоту примерно третьего этажа. Смотрю: идут две девчонки-футболистки. Видимо, тоже на тренировку. Завидев нас, они решили подойти и попросить пару груш. А нам-то что? Не жалко. Берите.

– Девчонки, хотите груш?

– Хотим!

– Подходите собирать!

Я тряхнул дерево. Самые спелые плоды посыпались вниз. Серёга и две подруги подошли их собирать. «Ну, сейчас я вам устрою», – подумал я и начал неистово трясти дерево руками и ногами. Какой же был угар, когда из-под дерева вылетели две побитые грушами девчонки! За Серёгу я не переживал, был уверен, что он поймёт прикол.

Но у шутки оказалось два финала. Раззадоренный своей идеей, я тряс мокрое от дождя дерево и не заметил, как начал скользить. Сорвались ноги. Попытался уцепиться руками за ствол, но кора дерева больно впивалась под ногти. Я сорвался и полетел вниз. Приземлился на пятую точку. Шок. Дышать не могу, глаза навыкате. Все ржут, и больше всех Серёга. После этого он перестал быть моим лучшим другом.

В тот раз я понял, что связь с высшими силами у меня налажена короткая: только замыслил недоброе – сразу к ответу! Считаю, что мне повезло, иначе мог бы творить всякое непотребство, а потом мне прилетало бы не пойми что и не пойми откуда. А тут сразу ясно: напакостил – получи.

Кое-как я смог вдохнуть и взглянуть на свою правую руку. Она выглядела как S-образная водопроводная труба. Двойной перелом со смещением. Первое, что я произнёс:

– Пиздец… Что мама скажет?

Мне никогда не хотелось быть для неё объектом тревоги, хотелось как-то, наоборот, защитить от всякого рода волнений. Кое-как собравшись с силами, встал. Попросил Сергея проводить меня в травмпункт. Идти было тяжело и больно. Сергей помогал, но ржал всю дорогу, придурок. На мою просьбу не ржать он отреагировал неоднозначно:

– Это же не я упал, у меня-то всё хорошо, поэтому и весело.

В травмпункте мне довольно быстро наложили гипс и хотели было отправить домой, но я попросил сделать снимок спины. Болела сильно. Снимок сделали, но это был вечер пятницы, поэтому сказали, что за результатами надо прийти в понедельник. Мама, увидев меня в гипсе, конечно, расстроилась. Но с кем не бывает. До свадьбы же заживёт. Сама однажды сломала руку, поскользнувшись и упав, когда возвращалась с утренней тренировки с того самого стадиона. Я за неё тоже сильно переживал.

Именно она, кстати, и приучила к спорту. Мы вставали в пять утра и бежали на стадион. Сама она делала это каждый день. Я никогда не хотел просыпаться в детский сад или школу, а вот на тренировку подрывался всегда с большой охотой. Зимой даже бегали босиком по снегу. Закалялись. Иногда мы ходили на стадион вчетвером. Мама, брат, сестра и я. Шикарнейшие воспоминания! Отец, к сожалению, был в основном на службе.

Все выходные ныла спина, но я не подавал виду. В понедельник пошёл за снимком в поликлинику. Зашёл, попросил снимок. Сказали, сейчас найдут. Стоять было нелегко, и я присел в ожидании. Через какое-то время услышал какой-то вопль за дверью, где скрылась врач. Через секунду она выскочила со снимком и бледным лицом.

– Немедленно встань!

– Что случилось?

– Тебе нельзя сидеть!

– Почему?

– У тебя сломан позвоночник! Тебе и стоять-то, наверное, нельзя.

Ну начинается…

Я пришёл домой и сказал маме, что у меня перелом. Такой расстроенной я её никогда не видел. Ревела навзрыд и причитала, что такого она в своей жизни никогда не хотела. Сказала мне лечь на спину и не двигаться. Я лёг. Лежал и молился. А что мне ещё оставалось делать? Потом приехала скорая и увезла меня на носилках в больницу. Не понимаю, почему нельзя было этого сделать сразу? Помню, ещё несли вниз по лестнице вперёд ногами. Успели поржать с медиками по этому поводу.

Пару месяцев лежал в больнице. Лежал в прямом смысле. Потом ещё пару месяцев дома. На зимних каникулах разрешили начинать понемногу ходить. Любой транспорт и лифты под запретом во избежание малейшей компрессии. Начал ходить в школу, но сидеть было нельзя, поэтому все уроки у меня проходили стоя. Примерно через полгода после травмы сняли ограничения, но сказали, чтобы я забыл про все свои любимые занятия: горно-пешеходный туризм, скалолазание, спелеологию, боевые искусства – всё, что было связано с физической активностью, а также поднятие тяжестей. В добавок предупредили, чтобы готовился к тридцати годам столкнуться с большими проблемами, поскольку ничего бесследно не проходит.

Кто вообще «рухнул с дуба», они или я? Как можно такое было сказать и враз всё запретить? С детства упрямый, я им не поверил. Начал тренировки. Сначала в щадящем режиме, потом в обычном, потом в полную силу. Да, поначалу было неудобно, непривычно, даже больно, но меня это нисколько не останавливало. Восстановился довольно быстро и вернулся к любимым занятиям: соревнованиям, походам, экспедициям.

Абсолютно уверен, что таким образом Господь явно уберёг меня от чего-то более серьёзного. Я тогда был в хорошей физической форме, умел драться и крутился с ребятами постарше. Всё это в перспективе должно было иметь какой-то выход. Надо же когда-то применять полученные навыки. Четырнадцать лет – сумбурный переходный возраст, но я провёл его в глубоком смирении. В то время как мои друзья начинали кучковаться, пробовать всякое и мутить странные делишки, я лежал и размышлял о жизни.

Спасибо, что живой!

Любая болезнь или трудность делает тебя осознаннее и сильнее духом. Во всяком случае, можно использовать это время для того, чтобы задуматься: «А что в своей жизни я делаю неправильно?» Провести внутреннюю работу над ошибками. И постараться больше так не делать, попросив помощи свыше. Причём попросив обязательно. Без поддержки сверху мы вообще мало что можем – ходячие мешки с костями.

Астма

Чёртова психосоматическая издёвка организма. Уже доказано. Просто что-то не так в отношениях, в окружении или в твоём восприятии. Тело на тонком уровне насаживает на себя все нервозности, стрессы, а ты не понимаешь, что происходит. Чувствуешь, что что-то не так, но ни выразить, ни объяснить не можешь. Поэтому так и протекает. Ты не в силах с чем-то мириться, высказаться по этому поводу и, как результат, – задыхаешься. Тесты, которые я сдавал, подтверждали аллергию на всё. Без преувеличений. Вода, еда, воздух, животные. Сначала возникает и усиливается реакция, потом не можешь дышать. И всё по новой – скорая, больница, капельница.

Всё это было пережито в раннем возрасте, но осталась аллергия на тополиный пух. Приходилось каждый год выезжать куда-то, где нет тополей, либо в другой климат, где они уже отцвели. Или же просто пить таблетки. В один момент эта хрень меня достала. Я решил, что надо как-то договориться: либо с собой, либо с пухом. Таблетки решил использовать в крайнем случае, если вдруг совсем перекроет дыхательные пути.

Дело было уже после службы: именно тогда я познакомился с йогой Андрея Сидерского – «23» (направление получило такое название из-за количества входящих в неё комплексов упражнений). Я не сильно вдавался в подробности духовной стороны. Честно говоря, она мне как православному христианину совсем чужда. Вот не воспринимает моё сознание всех этих их вещей, как ни пытался постичь. Закрыто. Ну и нечего лезть. Для меня важен был именно практический смысл, а тут его было в избытке.

В конце тренировки мы стояли в планке. Уже семь потов сошло. Дышать трудно. Стоять сил нет. Хочется только упасть, лишь бы это поскорее закончилось. И тут! В носу открылись «кингстоны», и всё как из ведра хлынуло наружу. Откуда там вообще было столько жидкости – непонятно. Понятно другое. Организм, видимо, был в таком напряжении, что ему пришлось выбирать – либо обратить всё внимание и силы на аллергию, либо на то, что я решил не сдаваться и истязать свою плоть до конца. Похоже, что он выбрал забить на аллергию. С тех пор она меня не беспокоит. И позвоночник тоже.

Глава 2. МЕДКОМИССИЯ И ПРОВОДЫ

Заручившись словами врача, надеждой и верой, я пошёл в военкомат на медкомиссию. Куча призывников, в трусах снующих от кабинета к кабинету и ожидающих в коридорах приёма врачей. Для меня всё проходит спокойно и гладко. Никаких сомнений, что завернут. Точнее, сомнения были ранее, но я решил, что если завернут по здоровью от службы на флоте, то всё равно куда-нибудь отправят. И лучше так, чем вообще никак. На то она и служба по призыву. Куда тебя Родина призвала, там ты и нужен.