Диссиденты советской эстрады

Летом 1985 года мемуары Александровича «Я помню…» увидели свет в Германии. Семь лет спустя они будут переизданы издательством «Прогресс» и журналом «Советская музыка» в Москве.

Личный «Карнеги-холл»

Америка – страна альтернатив, и свобода, как ее понимал Александрович, все же нашла свой путь к нему. Она пришла оттуда, откуда ее меньше всего ждали. Весной 1983 г. Михаил Александрович получает заманчивое предложение занять пост кантора в консервативной синагоге Голливуда в Южной Флориде «Темпл Синай». В этом предложении Александрович учуял уникальный шанс убить трех зайцев: укрепить репутацию крупнейшего мастера современности в области литургических песнопений, получить широкие возможности для развития концертной деятельности и стабилизировать свое финансовое положение. Как оказалось, и приглашавшая сторона понимала, какую золотую рыбку прибило к ее берегу. В своей приветственной статье раввин д-р Ричард Марголис назвал присоединение Александровича к его синагоге и к консервативному движению в иудаизме «tradition on the move» (эволюционным сдвигом в традиции). Живя в Голливуде, Александрович из года в год выступает с симфоническими оркестрами Северного Майами-Бич и Броуарда (под управлением Лоуренса Зигеля). Конгрегация регулярно предоставляет зал для сольных концертов своего хазана, берет на себя все хлопоты по организации и рекламе. По сути, «Темпл Синай» стал личным «Карнеги-холлом» Александровича. Он участвует и в ежегодных музыкальных фестивалях, гастролирует по стране и за ее пределами. В программах: Перголези, Годар, Шуберт, Россини, Чилеа, Чайковский, Доницетти, Верди, Страделла, Глинка, Галеви.

Всего этого могло не случиться, не окажись во главе конгрегации «Темпл Синай» человек блестящей эрудиции, культуры и интеллекта, соединивший в себе дар духовного лидера и трепетного ценителя и знатока музыкального искусства.

Став кантором конгрегации «Темпл Синай» в Голливуде, Александрович фактически выстроил свой собственный храм искусства – его искусства, не сдерживаемого ничьей волей. И даже присвоил этому храму свое название – «Тфилармония» (от слова «тфила» – «молитва» – ивр.).

Что роднит Александровича с Колчаком?

Утилизация железного занавеса расчистила дорогу культурной конвергенции. Отщепенцы-невозвращенцы, белогвардейцы, энтээсовцы, сионисты, литературные и кадровые власовцы и пособники стали «зарубежными соотечественниками». Когда в азарте перестроечных мезальянсов с русской эмиграцией 75-летнему певцу предложили вернуться или хотя бы приехать на гастроли в СССР, он поставил нестандартные условия возвращения к своей аудитории, по которой он откровенно тосковал: артист отказался от предложенных гонораров и сообщил, что готов дать серию благотворительных концертов. Госконцерт включил певца в фестивальный проект «Милосердие, экология, красота». Участники – видные советские деятели искусств – плыли на теплоходе по Днепру, останавливаясь для концертов в городах Приднепровья. Все было бы замечательно, если бы не ложка дегтя. Заботясь о безопасности советских авианосцев, в Николаеве Александровичу не позволили сойти на берег и продержали «на плаву» целых четыре дня. Ему не только не дали участвовать в концерте, ради которого он пересек океан, но и не позволили позвонить дочери в Мюнхен. Мотивация проста: Николаев – закрытый город, и иностранцу, даже если он старый, заслуженный и выдающийся артист, приехавший исключительно с благотворительными целями, делать здесь нечего. Если он, конечно, не на спецзадании ЦРУ.

Михаил Александрович и Евгений Евтушенко с мамой Зинаидой Ермолаевной за кулисами Театра Эстрады в Москве. После концерта поэт оставил на память экспромт:

Чуть постаревший соловей
Опять на веточке своей,
И все листочки так дрожат,
Как много лет тому назад.

В гастрольный план, помимо пяти выступлений в Одессе, четырех в Харькове (два из них – на стадионе) и других украинских городах, были включены три концерта в Ленинграде. Завершалось турне тремя сольными выступлениями в Московском театре эстрады в сопровождении музыкального ансамбля под управлением Левона Оганезова. За ними последовали два новых турне, во время которых Александрович дал 40 сольных концертов – от Москвы до Магадана и Сахалина. В ходе последнего из них – в ЦДРИ – на сцену вышел блистательный Борис Брунов и бросил в уставший от аплодисментов зал: «Я знаю только трех «русских артистов», которые всегда рвались на восток. Это – Рихтер, Александрович, а до них – Колчак».

«Последний дебют»

Покидая Голливуд после выхода на пенсию в июне 1990 года, Александровичи решили поселиться в Мюнхене, поближе к дочери. При этом в Мюнхене его уже ждал контракт на 10 тысяч долларов на осенние праздники из чикагской синагоги «Aншей Эмет» и график первых выступлений в Германии. Началась новая творческая фаза жизни 75-летнего артиста. Она тоже будет насыщена новыми встречами и музыкальными экспериментами, новыми произведениями и аплодисментами. Он умел находить нового слушателя и новые формы взаимодействия с ним. Его голос звучал не только в концертных залах. Александрович был единственным в истории певцом, который выступал с еврейскими литургическими программами… в католических и евангелических храмах Германии. Эмоциональный эффект был не ниже исполнения на «аутентичной» аудитории. Те же слезы, то же экстатическое цепенение, тот же выброс душевной энергии, те же самозабвенные овации стоя.

Свой прощальный концерт Александрович даст 26 мая 1997 года на «родной» сцене Большого зала Московской консерватории. Кумир и учитель Александровича Беньямино Джильи в возрасте 57 лет гордился своим 32-летним стажем и подумывал о покое: «Мое долголетие как тенора уже было своеобразным феноменом». Певческий стаж Александровича в мае 1997 г. приближался к 74 годам!

В том же году выйдет первый из трех немецких дисков.

Последний – в июне 2002-го. Русскому тенору, гражданину мира Михаилу Александровичу оставалось две недели жизни.

* * *

Коллеги Александровича по вокальному цеху заинтересованно выжидали, чем закончится борьба за выезд из СССР прославленного мэтра. После его отъезда в МВД посыпались заявления других вокалистов. Эстрадные артисты Эмиль Горовец и Лариса Мондрус, тенор Большого Театра Михаил Райцин и певец Михаил Магид, не сговариваясь, последовали за Александровичем. О них – наш дальнейший рассказ.

Бывший тенор Большого Театра Михаил Райцин (1930–1990), как и Александрович, быстро обрел на Западе свое место под солнцем – он стал тенором театра Метрополитэн Опера в Нью-Йорке

Глава 4

Эмиль Горовец. «Я был твоим сыном, Россия!»

В шестидесятых годах Эмиль Горовец был одним из самых популярных советских эстрадных певцов. В его исполнении впервые прозвучали «Я шагаю по Москве», «Королева красоты», «Голубые города», «Вы слыхали, как поют дрозды?», «На седьмом этаже», «Люблю я макароны»… Последнюю написал для него Юлий Ким, переделав из итальянской песенки «Люблю я помидоры». Он многое начал делать впервые: петь песни в ритме свинга, исполнять неаполитанские «канцонетты» и знакомить публику с ариями из лучших бродвейских мюзиклов. Сегодня кажется, что в этом нет ничего особенного. Но тогда это был прорыв в новый, неведомый советским людям мир.

Ученик Михоэлса

Эмиль Горовец

Эмиль Яковлевич Горовец родился в 1923 году в маленьком украинском городке Гайсине, в семье кузнеца. В годы войны оказался в эвакуации в Ташкенте. В столице солнечного Узбекистана Эмиль случайно увидел объявление о приеме в еврейскую драматическую школу. У него был красивый, природой поставленный голос, но был и недостаток, несовместимый с профессией актера: он картавил. Врач дал список литературы, Горовец засел в библиотеке и начал сам тренироваться по учебникам. Результат сказался уже через месяц. Упорство в преодолении препятствий – его фамильная черта. Она не раз будет выручать в трудные минуты. Эмиль Яковлевич всегда много работал над собой. В молодости он сумел за несколько месяцев практически в совершенстве овладеть русским языком. А русский не был для него родным в отличие от идиша и украинского. Освоил Горовец и литературный идиш, на котором игрались спектакли Государственного еврейского театра. В Школе при ГОСЕТе под чутким наблюдением самого Соломона Михайловича Михоэлса Эмиль Яковлевич постигал секреты актерского искусства. Мастер… Общение с ним было самым сильным впечатлением, которое он вынес из Школы: «Михоэлс в роли короля Лира – это божественно! Я был в этом спектакле статистом и имел счастье видеть его много раз. Это было потрясающе. Это нельзя передать, это на всю жизнь!», – вспоминал позднее певец. Но в 1950 году после коварного убийства Сталиным Михоэлса театр прекратил существование. Тогда Эмиль поступил в институт им. Гнесиных.

«Российский Карузо»

Трудно поверить, но в ту пору, когда антисемитизм был едва ли не официальной государственной политикой, после того как под каток репрессий попало практически все, так или иначе связанное с еврейской культурой, Горовец наперекор всему кладет в основу своего репертуара еврейский фольклор. На дерзкого и одаренного парня тут же обратил внимание корифей советской музыки Эдди Рознер и в 1955 году пригласил в свой оркестр.

В основе репертуара певца всегда лежали еврейские песни. Программка из коллекции Исаака Кофмана

Молва о юном таланте стала распространяться стремительно. Как вспоминал руководитель театра «Шалом» Александр Левенбук, в то время возле хоральной синагоги на улице Архипова в Москве стоял маленький цветочный киоск. Время от времени в витрине появлялась крошечная афиша: «Эмиль Горовец. Еврейские песни». Другой рекламы не требовалось – аншлаг был обеспечен.

Журналист Белла Езерская пишет[2 - См. статью «Российский Карузо», интернет-журнал «Чайка» от 16.07.2001.]:

«Горовец был в фаворе. В 1959-м его даже выпустили в Париж вместе с группой других артистов-евреев на празднование 100-летия Шолом-Алейхема. А в 1960-м он стал лауреатом Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Это была вершина его советской карьеры; выше ему подняться не дозволили. В том же году Горовец запел на русском языке. <…> Он, еврей, так глубоко проник в загадочную русскую душу, что композиторы стали писать для него свои самые лирические, самые проникновенные песни. После того как в феврале 1963 года по радиостанции «Юность» прозвучал его концерт, к нему пришла настоящая слава. Радиокомитет был завален восторженными письмами радиослушателей. Его пригласили на телевидение. Он стал постоянным гостем популярнейшей радиопередачи «С добрым утром!» и не менее популярного телевизионного «Голубого огонька». В 1963 году, еще до выхода на экраны фильма «Я шагаю по Москве», саундтрек из картины был записан сначала Эдуардом Хилем, а чуть позднее – Эмилем Горовцом. Именно его версия, сделанная необычно, в чуть приджазованном стиле, удостоилась звания «Песня года».

Видя огромную популярность артиста, чиновники из Всероссийского гастрольно-концертного объединения задумались и предложили Горовцу сделать новую программу – «Песни народов мира». На эти цели из бюджета была выделена неслыханная сумма – 70 000 рублей, которые следовало израсходовать на закупку аппаратуры, концертные костюмы и гонорары авторам, потому что западные хиты должны были звучать только по-русски. Последний пункт обсуждению не подлежал, но Горовец, конечно, находил лазейки, чтобы исполнить оригинал или протащить под соусом «песен народов мира» пару-тройку вещей на идише. Публика, привлеченная запретной музыкой в исполнении прекрасного вокалиста, валом валила на его выступления.

В начале шестидесятых Эмиль Яковлевич с легкостью собирал стадионы. Это продолжались до 1967 года, когда отношения СССР и Израиля были окончательно испорчены разразившейся Шестидневной войной. Репертуар Горовца стал нежелательным. Советская пропаганда исподволь, как бы ненавязчиво, но все-таки убеждала: еврей – значит сионист, сионист – значит враг. А раз так, то и песням этим не место на советской эстраде. И никого не волновало при этом, что в Израиле говорят на иврите, а пел наш герой на идише. Горовцу запретили давать сольные концерты в городах-миллионниках, попутно убрав его с радио и ТВ.

Эмиль Горовец, 1960-е гг.

Скандалить и что-то кому-то доказывать было не в правилах Эмиля Яковлевича. Самым страшным ругательством у него было слово «идиЁт». Когда его творчески «зажимали» так, что было невмоготу, он находил оригинальный выход: брал больничный и отменял концерт. Трюк с бюллетенем Горовец использовал во всех случаях, когда что-то шло не так, как ему хотелось. Однажды певец гастролировал в Сочи. В этот момент там отдыхала министр культуры СССР Екатерина Алексеевна Фурцева. И она захотела, чтобы Горовец приехал к ней на дачу и спел для нее. «Вот я приезжаю к Фурцевой, – вспоминал Эмиль Яковлевич. – Допустим, я ей понравлюсь, а песни – нет. Что будет? Я как был Горовцом, так и останусь. А если я ей не понравлюсь? Она может мне все перекрыть». Но, как показало время, бояться надо было не Фурцеву, а кое-кого пострашнее, с которым даже сама Екатерина Алексеевна предпочитала лишний раз не связываться, ведь числился он совсем по другому ведомству.

Эмиль Горовец исполняет свой знаменитый шлягер: «К нам в Нью-Йорк приехала кузина…»

17 апреля 1970 года Председателем Гостелерадио был назначен махровый антисемит Сергей Георгиевич Лапин. Он рьяно принялся искоренять еврейский дух из подведомственного ему учреждения. Горовец продолжал гастролировать – его концерты приносили государству миллионные доходы. Но его, подлинно народного артиста, не удостоили даже скромного звания заслуженного артиста республики. Шесть раз директор концертного объединения «Мосэстрада» подавал документы на это звание для Горовца и шесть раз получал отказ. В конце концов, получив сверху четкое указание, он компенсировал певцу несправедливость против него дорогой немецкой аппаратурой.

«Я не уехал…»

В начале 1970-х годов еврейский репертуар попал под тотальный запрет. Горовец понял: пора уезжать и в 1972 году подал документы на выезд в Израиль.

Есть легенда, что, узнав о планах артиста, ему позвонил министр МВД Щелоков и грустно поинтересовался: «Ну, что, уезжаешь? А кто же теперь будет петь про макароны?» Правда это или досужий вымысел, нам неизвестно, но факт налицо: чинить препятствий власти популярному артисту не стали. Летом 1973 года вместе с сыном Александром и женой, актрисой Маргаритой Полонской, его верной соратницей, партнершей и помощницей Эмиль Горовец сошел по трапу в аэропорту Тель-Авива. Столичный записной острослов, исполнитель хулиганских куплетов Костя Беляев тут же запел злободневную песенку на известный мотив:

С чего начинается Родина?
С подачи заявки в ОВИР,
С путей, что в изгнании пройдены
До вас в окружающий мир.

А может, она начинается
С отъезда певца Горовца,
С дороги, которой пока ещё
Все «идн» не видят конца!

«Я не уехал, меня уехали», – сказал Эмиль Горовец в первом интервью на Земле Обетованной.

«Отъезд знаменитого певца поверг советскую общественность в состояние шока. <…> Горовец уезжал на пике популярности и материального благополучия, продав генеральскую дачу и бросив квартиру на улице Горького, “Волгу”, нажитое за много лет добро. Уезжал под свист и улюлюканье властей, с клеймом предателя. Его отъезд заставил задуматься даже тех, кто тогда еще не помышлял об эмиграции: если уж такие, как Горовец, уезжают, значит, что-то неладно в “датском королевстве”. Он ни разу не пожалел о своем решении, несмотря на все превратности эмигрантской судьбы. Такой у него характер: он ничего не делает, не обдумав, но приняв решение, не меняет его», – продолжает Б. Езерская.

После отъезда певца советская пропаганда устроила настоящую вакханалию. Его записи стирались, а пластинки изымались из продажи и уничтожались. Советским вандалам от искусства пришлось попотеть, ведь записи «российского Карузо» разошлись многомиллионными тиражами: он выпустил к этому времени 12 долгоиграющих дисков.

Эмиль Яковлевич вспоминал:

«Готовясь к отъезду, я сделал большую программу на еврейском языке. Но откуда мне было знать, что культура на идише в Израиле искореняется? Представители СОХНУТа со мной упорно говорили на иврите, хотя все они отлично понимали и русский, и идиш. Тогда вопрос стоял так: или учи иврит, или… Мне, тенору, предложили выучить на иврите… репертуар Шаляпина за 100 тысяч лир, огромные по тем временам деньги. Петь “Блоху” на иврите! Я отказался. Все-таки я дал там четыре концерта на русском и идише, а дальше что? Израиль – маленькая страна, там нельзя быть просто певцом, надо что-то делать, чем-то зарабатывать на жизнь. Правда, там мне после первого же концерта дали квартиру. Ну и что из того? Была бы работа, я бы сам заработал на квартиру. Но мне не дали выхода ни на телевидение, ни на радио. О моем приезде никто не знал. Но самой большой неожиданностью для меня было то, что и в США, которые я считал оплотом еврейской культуры, эта культура умирала. Уже при мне продали небоскреб газеты “Форвертс”[3 - «Форвертс» (Forverts) – еврейская газета на идише. Первый номер увидел свет в 1897 году. Сегодня – ежемесячный журнал. В 1990-е годы здание на Бродвее, принадлежавшее редакции, было реконструировано в многоквартирный дом.]