Другой – кровавых дел поэта,
Весь черный от грехов искуса,
И на кресте,
Срамная оболочка эта
Лишь извивается для злобного укуса,
Без покаяния
И без надежды света…
А третий силуэт – разбойник тоже,
Насиловавший душу
На греховном ложе,
К чужому горлу приставив нож,
Под хохот бесов порочных рож…
Но отблеск от Христа,
Жемчужный, невечерний,
Распятому упал разбойнику на грудь,
И все его грехи его ж пронзили сердце,
Обнаживши совесть,
Как скрытую Божественную Суть…
И видит он себя в утробе,
Средь материнских вод,
Но вдруг желание,
Будто могильный червь во гробе,
Его сознания пронизывает Свод…
И возжелал младенец тот ворваться
Во сотворенный Богом свет,
И в ход пуская Слово,
Будто острый нож,
Срезать, как мясо, золото
Со убиенных лет…
И это пожеланье, отразившись
От утробных вод,
Развитие плода пустило
В обратный ход…
И опустился потолок сознанья,
Выталкивая прочь из черепа уменье –
Произносить слова, как совести познанье,
И речи музыка людской,
Весь свет объявшая любовью, -
Во превратилась рык,
Что разорвал планеты тело,
Словно звериный клык;
И черепа ломаются углы,
Сжимая мозг во маленький комок,
И закипают страсти, ада, как котлы,
И загоняют сердце
Под чешуи замок;
И хищная образовалась рыба,
Вся в чешуе из золотых монет,
Неумолимая, как смерти Глыба,
Неотвратимая, словно морщины –