Зари взлетевший Алый Гусь,
Он утро в землю ту вдохнул,
Что звётся Киевская Русь…
И вот уж солнце золотом стекает
В пшеницы море
С куполов церквей,
Оно жнеца на ниву привлекает
Сияньем зрелости полей…
И стадо облаков пасется в небе
Под к ним взлетающую трель,
Что, как весеннюю капель,
Хрустальным звоном,
Рождает пастуха свирель…
И Света палача
Наследный сан
От Зверя получает Чингиз-хан,
Он, не колеблясь, прОдал
Души бессмертья сласть
За мир подлунный этот
Терзающую Власть;
И предвкушает бойню
Страстей его хорал:
«За правду своей смертью
Никто не умирал!»
И в степь – бескрайний бубен, застучали,
Свинцовым ритмом горя и печали,
Орды бесчисленной копыта,
И ими же была
Могила Правды рыта…
И, как со дна вулкана газ,
Монгольский накрывает сказ
Мать Русь кровавой сетью,
И похотью горит раскосый глаз,
Впиваясь в душу плетью…
И воя, из последних сил,
Монгол о Крепость бьется,
Ему уж смерти вкус не мил,
Ведь русский, умирая, не сдается…
И Зверь, из тех князей,
Что Русью совладеют,
Вдруг создает себе друзей,
Что зерна как соблазна зреют;
И тот соблазн велик:
Для собственного возвышенья
Мать Русь отдать на поношенье,
И, хищных для утроб своих,
Как благо воспринять –
Монголов нападенья обстоятельство,
И тот соблазн пророс –
Гордыней и предательством…