Тэтрум. Книга 1

Ей ответил навигатор:

– Потому что баланс восстанавливается. Несколько дней был искусственный штиль, сейчас некоторое время будет более ветрено.

– Как вы думаете, мастер Бао, сколько это продлится? – задал вопрос капитан.

– Самый сильный ветер будет ночью, к утру снизится. Думаю, к вечеру можно будет вернуться на швартовку. В крайнем случае, еще день.

– Принято. Как раз к этому времени будут готовы запчасти. Дальше пару дней на установку – и сможем отправляться. На сегодня все. Не смею вас больше задерживать.

Последующие несколько дней прошли без приключений.

В последний день на поле аэровокзала Максимов организовал прощальный обед. Были поставлены шатры, на столах была хоть и немного странная для гостей, но вкусная еда.

Когда стемнело, «Юньшань» отошел от причальной мачты и, на прощание включив все огни и освещая лучами прожекторов ночное небо, стал подниматься. С барж на реке взлетели вверх ракеты фейерверка, и, издав прощальный гудок, «Юньшань» взял курс на Москву, покидая гостеприимный Томск.

* * *

«Сонм темных крыл парил, пронзая огнь небес…» – Магистр устало откинулся на спинку кресла. Все же Валенсио Саратини весьма поэтично описывал свои путешествия в Нижние миры. Продираться через его философские размышления, просеивать мистический бред, вытекающий из подсознания, отравленного напитком истины, было все сложнее. Напиток истины… его рецепт Валенсио унес с собой в могилу, а все из-за страха перед конкурентами из других тайных орденов. И даже его любимый ученик не мог внятно описать это мистическое зелье. Есть, конечно, и более прямой путь к знаниям… Магистр с трепетом вспоминал часы, проведенные в беседах с архангелом Габриэль, но она никогда не поддерживала его интерес к Нижним мирам, к Падшим. Габриэль хмурилась, ее прекрасные полные губы сходились в тонкую линию неодобрения, а образ становился расплывчатым, таял, разрывая контакт. Магистр прекрасно осознавал последствия такого разрыва. И все же ему казалось, что их особая связь с Габриэль и с ее подопечным эгрегором защитит его от падения. Да, это было предрешено…

Магистр посмотрел на часы. Покровитель пятого ночного часа Абасдарон заступит через 10 минут. Время еще есть. Он подошел к алтарю. Вертикальная часть все еще закрыта пологом. Более восьми лет этот полог не поднимался, и знаки архангелов оставались скрытыми.

«Господь мой, Ты Тот, который дарит Вершителям особую силу и наделяет их духовным превосходством. Даруй и мне частицу Твоего великодушия! Именем Твоим я призываю Твоего архангела Кассиэля. Пусть проявит свое индивидуальное присутствие. Мои свечи все еще белы, а знак Твоей величайшей милости, Крест Спасителя, лежит на моем алтаре. Позволь мне коснуться Твоей мудрости, о Адонаи!»

Магистр коснулся указательным пальцем кристалла в центре алтаря – и в ответ на его прикосновение бледный свет снизошел и освятил алтарное поле. Магистр опустился на колени перед алтарем и, создав внутреннюю тишину, закрыл глаза. Перемещение в свой астральный предел было стремительным. Словно мощный поток воздуха подхватил астральное тело Магистра, и перед его глазами открылось пространство алтарной комнаты в тонком плане. Все вещи привычно стояли на своих местах, алтарные свечи горели, заготовка амулета ждала своего часа, а вертикальная часть алтаря была все такой же черной. Магистр помнил свой давний спор с архангелом Михаэлем, в результате которого огненный меч архангела перечеркнул возможность призывать архангелов Божественного присутствия, уничтожив алтарные символы на стене комнаты. И только символы архангела Кассиэля уцелели, остались нетронутыми. Магистр взял в руки Атоме и коснулся сигила Кассиэля, кольцо с черной жемчужиной затрепетало на указательном пальце правой руки. Магистр поднес его к губам, выдохнув:

– Кассиэль…

Глава 2

Поезд прибывал на станцию ранним утром. Остановка тут была короткая, не более пары минут, потому немногочисленные пассажиры уже стояли в тамбурах вагонов. Когда поезд остановился и проводники открыли двери, из второго вагона вышел молодой мужчина. Он был высоким и стройным, на вид чуть больше двадцати лет. Поправив на голове фуражку, он закинул за спину похожий на армейский ранец, огляделся и пошел в сторону выхода с платформы. В конце платформы стоял невысокий мужчина средних лет в строгом костюме. Увидев гостя, он приподнял фуражку, приветствуя, и спросил:

– Фёдор Алексеевич?

– Да. Здравствуйте.

– Тимофей Алексеевич, – он пожал протянутую руку, – И вам доброго утра. Коляска под парами, ждет вас. Прошу следовать за мной.

Дорога до деревни заняла чуть более часа. Возница попался неразговорчивый, что весьма устроило Фёдора. Свернув с тракта, экипаж проехал немного по петляющей в поле дороге и въехал в деревню. Остановившись у самого большого дома на улице, возница повернулся к Фёдору и сказал:

– Пожалуйте в дом. Алексей Михайлович, наш староста, ждет вас.

Войдя во двор, Фёдор увидел припаркованный шестиколесный полицейский «Руссо-Балт» на широких каучуковых колесах. Судя по дымкам, поднимавшимся из двух его труб, на нем только что приехали. Рядом с ним на завалинке у крыльца сидели двое мужчин и степенно беседовали, явно его поджидая. Старостой оказался сухонький, небольшого роста мужчина, рядом с ним с кульком семечек в руке сидел крепкого вида полицейский ротмистр. Увидав вошедшего в калитку гостя, староста неторопливо поднялся и поприветствовал:

– Здравствуйте, – и замер в ожидании ответа.

– Здравствуйте. Я по делу господина Тихомирова, про Великодворье.

Мужчина недоверчиво посмотрел на Фёдора и представился:

– Алексей Михайлович, староста здешний.

Поднявшийся со скамейки полицейский пробасил, протягивая руку:

– Ротмистр Афанасьев.

– Кузнецов Фёдор Алексеевич. Очень рад знакомству.

Староста повернулся к открытому окну и крикнул:

– Аксинья! Поставь самовар и накрой стол! У нас гости! – После повернулся к Фёдору: – Пожалуйте в дом, сударь. Проголодались небось с дороги.

Сидя за столом в светлой и чистой комнате, староста завел разговор:

– Ну, рассказывайте теперь, молодой человек. По какому вопросу к нам, почему за вас Вельямин Тихонович просил, встретить вас, помощь оказать?

– Он ко мне приезжал и рассказывал про Великодворье. Про то, что деревню прокляли, и теперь там никто жить не может. Просил снять порчу. Подобные случаи – это моя работа, и вот я здесь.

– Вы уж простите меня, Христа ради, а вы не слишком ли молоды для такой работы?

– Мне двадцать два. Первое свое посвящение я прошел в пятнадцать. – Фёдор улыбнулся. – Как говорили мои учителя, возраст – это тот недостаток, что сам проходит со временем.

– То есть вы говорите, что сможете избавить нас от той пагубы?

– Мне сперва посмотреть нужно на месте, определиться, с чем работать. То, что господин Тихомиров рассказывал, звучало очень литературно. Что вы можете рассказать про ту деревню?

– Что я могу про Великодворье рассказать? Ну, слушайте… Появился у нас с десяток лет назад купец один, Вельямин Тихомиров. Купил землю рядом с лесом и построил там деревню. Он в Италии долго жил и хотел тут какую-то коммуну организовать. Построил дома, пригласил людей. Земли у нас бедные, песка много, вот там в основном мастеровые и поселились, кто гончар, кто кузнец, даже стеклодув был. И хорошие люди, я вам скажу, и работящие, и с головой. Мы дружно жили… Я так сейчас вижу, что с позапрошлого лета неприятности начались. Сперва собаки у них беспокойными стали. Лаяли напропалую, несколько сорвались и убежали. Потом попритихли и дохнуть начали. И к той весне почитай все и померли. И новые как-то не приживались. Ну там решили, что и ладно, без них обойдутся. Дикого зверя меньше стало, а лихих людей тут со времен императора Петра Алексеича не видели. Вот только потом и с людьми беды случаться начали. Спать стали хуже, дети болеть пошли, а как пара младенцев умерло, народ засобирался и стал уезжать кто куда.

– От чего дети умерли?

– Доктор приезжал, говорил про чахотку. Они кашлять начинали, потом желчь черная в кашле появлялась – и так и угасали понемногу. Дольше всех кузнец Прокофий продержался. Он один жил, детей не было. А потом сосед мой видел, как тот с топором по улице пылил. Размахивал над головой, орал что-то про нечисть и про то, что не дастся. А к осени и он собрался – в телегу все набросал грудой и уехал. Мимо нас проезжал, даже рукой не махнул. Говорят, во Владимире обосновался, видели его там, на завод работать устроился. У нас молодежь зимой ходила в Великодворье. Интересно им было, но страшно. Об заклад бились, кто сможет там ночь провести, но как-то не решились. Правда, Пашка, мельника сын, говорил, что февральскую ночь там просидел на осине, но он брехун знатный, и ему не поверили. А весной мы поняли, что эта пагуба и к нам начинает подкрадываться. Кошмары начались, снится людям то болото, что их засасывает, то как будто что-то на груди сидит и давит. И запах тинный потом до полудня мерещится.

– Кикимора? Тут болота есть?

– От нас за лугом на краю леса само Великодворье это проклятое, а за ним почитай в полусотне шагов речка Пра. Она торфяная, вода темная, берега топкие, но это не болото. Насчет же кикиморы мы не разбираемся. На Пасху, а она ранняя была, мы крестным ходом вокруг деревни прошли, чтобы от тьмы огородится, да только сразу после нее у нас Мишка пропал, мальчонка семи лет. Мы всполошились, прочесали все вокруг и на окраине Великодворья, как раз на берегу той речки, в камышах нашли его. Мертвым. Личико перекошенное от страха и рот забит травой болотной, целый пук, как будто вколотили… – Староста помрачнел и покачал головой, вспоминая. – Ну вот мы в полицию и обратились, чтобы нашли они душегуба этого. Ну а тут пусть Фрол Титович рассказывает.

Ротмистр, который до того сидел практически неподвижно, вздохнул, покрутил ус и начал:

– Мне не много рассказывать, да и тяжело это, ну да ладно… Я как в тот день прибыл, сперва все вокруг места, где тело нашли, ходил, следы искал. Но затоптали там все, а вот ближе к деревне, куда крестьяне не сунулись, нашел следы маленькие. Бежал он быстро к реке. Но следы только его, никого другого не было. Пошел я по деревне ходить, откуда он бежал высматривать. И вот ничего, не было там следов, ни мальчонки, ни кого еще. Ну там сухо было, может, поэтому. Ходил я ходил, а потом присел на крылечке одного дома – и сам не заметил, как задремал, видимо, с устатку. Очнулся уже на закате, и тут меня такой тоской накатило, прям хоть вой. И вижу я – напротив меня куст темнеется… и он движется. Так плавно, медленно приближается. И шипит тихо, каким-то высоким звуком. Я фонарь схватил, приказал по уставу: «Стой, кто идет!» – и включил его. А там ничего. Куста нет, а шипение продолжается. И начинаю я вслушиваться, а этот как женский голос какой. Шипящий, высокий, но как песню поет. Я струхнул маленько, вокруг обернулся, фонарем поводил, а ничего, все пустая улица. А вот потом страшное началось. Я на звук повернулся, а он прям рядом звучит, и смотрю – все пусто, а как фонарь под ноги опустил, так сразу во тьме передо мной в двух шагах женское лицо и увидел. Зеленое, все в каких-то потеках… и как будто осокой оплетенная, как большая кочка передо мной стоит. Я фонарь поднял, и в свете оно все исчезло, а как опять убрал, снова видеть это стал. Я отскочил в сторону, вижу – дверь открытая темнеется. Почему туда побежал, это я сейчас не скажу. Ну так вот… я в избу вбежал и трясусь весь. Вижу красный угол с образами, а за иконами целый пук свечей лежит. Я под образа сел, спиной в угол вжался. Свечу зажег, в левом кулаке держу, правой крещусь постоянно. Ну, думаю, тут меня никакая нечисть не возьмет. И вдруг чувствую, как мне на плечи холодные руки ложатся… и такое шипение со спины из угла тихое. И тут холоднючими губами меня в загривок и целуют. Каюсь, вот тут я не выдержал, оконную раму выбил и на улицу выпрыгнул. Как досюда бежал, уже не помню. Только помню стакан в руке и Алексея за этим столом, напротив.

– Он ночью прибежал. Весь белый. Нас всех напугал грохотом. Я ему водки налил, так он стакан граненый как воду высадил, в два глотка. А потом голову на руки уронил и уснул за столом.

– Вы только, сударь, не рассказывайте никому об этом, – ротмистр выглядел очень смущенным, – я, когда в Туркестане в страже пограничной служил, на троих бандитов с шашкой выходил, у меня два Георгиевских креста. А вот такого страха, как тогда, я отродясь не испытывал.

– Хорошо, конечно. Спасибо, господин ротмистр.

– Ты давай уже по-простому, Фёдор, без званий.

Фёдор кивнул