Глухой – твой брат и поводырь – слепой,
раскачивай плечом ларёк вокзальный.
Мир тоже маятник, его кривое жало
всегда под пахом, если помнить По.
«Вот и мир проявился…»
Вот и мир проявился:
бутылка вина на столе,
кошкин завтрак:
два шпрота на блюдце,
глаз едва различает
скупые предметы во мгле,
вещи плавают, падают,
прыгают и не бьются.
Туго глянешь в окошко,
поставишь весне минус балл,
кровь пройдётся по венам,
погладишь мягкую кись,
отодвинешь гардину —
май в грязную лужу упал —
и поправишь стихами
вялотекущую жизнь.
«Меня освободили, я – Варавва…»
Меня освободили, я – Варавва;
и крест мой наг, и гвозди целы.
Желающие есть? Вакантно место славы,
как слово, пролетая мимо цели.
Я ближе вам, я так же дурно пахну
лосьоном и дезодорантом,
я пью по воскресеньям, верю в Пасху,
люблю родителей и уважаю брата.
Я дым, я дом, я – жареное мясо,
я – развращённая словами масса.
Тень ваша под ногами. Я – Варавва.
Стон под грудною клеткой. Справа.
«Да Винчи безбожник…»
Да Винчи безбожник
да праведник Босх…
Мир, в сущности, множат
секс, зеркало, бог.
«Через час и в провинции будет полдень…»
Через час и в провинции будет полдень,
корни дерева говорят о том, что
земля вертится,
серый зимний закат,
ворона Басё на снегу
и ворон По на карнизе дома,
дождик Поля Верлена,
под глазами круги Данта,
глаза прощального вечера,
Мария Санта.
«Ты каштановый мой, мальчик-с пальчик…»
Ты каштановый мой, мальчик-с пальчик,
и хрусталь расколот в жёлтой зале,
в синей зале бесы ночевали
и открыли изумрудный ларчик.
Пили белые, и красные плясали.
«Дождь не похож на слёзы…»
Дождь не похож на слёзы,
но на рассказ о них.
«Сон жизнью, жизнь была войной…»
Сон жизнью, жизнь была войной,
был сладок спирт перед атакой,
и мы блевали под стеной
расписанного в дым рейхстага.
«Мы отдаём и шпагу, и кинжал…»
Мы отдаём и шпагу, и кинжал
и не под нашей мышкой топорище.
Актёр играет, и галёрка свищет,
катарсис обнажает скрытый зал.
По трупам пробираемся к двери,
где светит, как спасенье, слово «выход».
Темно в Воронеже и холодно в Твери,
в столице ядовиты вдох и выдох.
Готфрид Бенн. Из беспамяти
Под сенью бесконечных звезд
иду домой бог весть откуда,