Верь своему ангелу

– Никуда он от нас не денется, – заметил инспектор, выслушав Сержа, – мы за ним уже давно наблюдаем. Кажется, он один из тех, кто устроил покушение на нотариуса. И пистолет изъяли вы

у него очень кстати – это серьезная улика. Теперь мы займемся хозяином дома.

*Verzeihen – извините. (нем.)

Наконец, прибыла медицинская карета; больного увезли в клинику. Вера уехала следом, не успев ничего сказать Сергею, который был занят разговором с инспектором.

В зале суда с Антуаном они появились за четверть часа до начала; к своему удивлению в первом ряду увидела свекра Марка Жерюмо. Тот сделал приглашающий жест, и они с мужем уселись по сторонам. Все вопросы у него к невестке; чувствуется, что он о многом в курсе, очевидно, уже беседовал с Симоном. Но у нее вдруг возникло ощущение, что отец Антуана все это время был рядом. К этому ее подтолкнула его фраза: «а ты неплохо все это время держалась, дочка!» Нет, было бы совершенной глупостью предполагать, что Жерюмо-старший находился эти полгода в Париже и молча наблюдал, как рушилось его предприятие, и не просто рушилось, а едва не стало добычей конкурентов. Еще немного, и Теннисон с Фронташе победили бы. А теперь им нанесли сокрушительное поражение: Теннисон уплатит огромный штраф, а его пасынок взят под стражу прямо в зале суда; кроме мошенничества, ему еще грозит уголовная статья. Но Вера не видит в этом своей заслуги. Все это случилось, конечно же, благодаря усилиям Симона и Стаса, да еще одного человека, о котором она умолчит. Человека, который неоднократно предупреждал ее об опасности и несколько раз спасал, а она до сих пор по-настоящему с ним не познакомилась. Но это все впереди, решила женщина, и эта мысль теперь приятно согревает ее душу.

В маленьком загородом ресторанчике в тот же вечер семейство отпраздновало свою победу; из чужих – только Симон Ревиньон с супругой. Родственников у Жерюмо очень много, и Вера еще даже не всех их знает в лицо. Разговор за столом был общий, в основном о семейных делах. У

старшей дочери четы Жерюмо недавно родилась дочь; Марк стал дедушкой, и это событие – главная тема. Вера довольно пассивна в этом общем разговоре, она в основном слушает, и теперь обрадовалась, что глава семьи пригласил ее во время смены блюд на открытую террасу: сейчас она услышит что-то новое. Так оно и оказалось.

– Раз уж так получилось, что Антуан не справился, быть тебе, дочка, теперь главной. Садись всерьез в кресло директора, оно как раз для тебя. Твой муж решил по-настоящему заняться живописью, для этого, кажется, есть все предпосылки; те, кто видел его картины, пророчат грядущий успех. Поедем завтра вместе, купим для него мастерскую где-нибудь на Монмартре.

Мадам Юлия тоже уделила несколько минут для секретного разговора с невесткой.

– Вы поймите меня правильно, милая Вероника, – сказала она после расспросов о здоровье, – мы, и особенно мой муж, очень и очень ждем появления внука. И в этом плане все надежды только на вас. Внук по мужской линии, продолжатель рода, наследник всего и вся! Вы меня понимаете? – она не стала дожидаться ответа молодой женщины, – а раз понимаете, то скажите нам, что надлежит сделать безотлагательно, чтобы такое свершилось? Говорите, не стесняйтесь, мне кажется, что сейчас пока еще все в наших силах. Особенно, если речь идет о материальных факторах. Говорите, я передам ваши слова моему мужу.

– Мне нечего вам сказать, – смущенно пролепетала Верочка, а про себя возмущенно подумала: «Боже мой, да о чем она говорит! Какие здесь могут быть слова, которые можно передать?» До этого вопрос о рождении ребенка с ней никто не обсуждал и она сама, как ей казалось, особо не задумывалась об этом. Она просто ждала и надеялась на естественный ход событий, положенный в любой молодой семье. Но хотя уже немало воды утекло после их свадьбы, до сих пор их семейный корабль так и не сумел причалить в какую-нибудь тихую заводь семейной жизни. Вначале неурядицы на работе, затем казино, где что проигрыши, что выигрыши, одинаково требовали снятия стресса при помощи спиртного, и это не могло не отражаться на душевном и физическом состоянии супруга. Вдобавок к этому еще мерзостная компания, окружившая Антуана после того, как большинство его прежних друзей прекратило общение со ставшим вдруг нетерпимым и взрывающимся грубостью по любому поводу человеком. О том, что эта компания не всегда была чисто мужской, Вера догадывалась по тем прискорбным случаям, когда ее супруг вдруг предпочитал диван в кабинете супружеской спальне. Теперь вопрос о наследнике, поднятый свекровью, становился вовсе проблематичным, да и до ухода на диван успехи у постоянно нетрезвого супруга были в этом плане минимальными. Сейчас слова свекрови о каких-то материальных факторах, которые якобы смогли бы содействовать зачатию ребенка, вызвали у Веры вначале искреннее негодование.

Вот именно! В ваших руках остались только материальное! Мозгов вы своему сыночку не вставите, даже если попытаетесь, возмутилась внутренне Вера. Слишком поздно – он уже окончательно и безоговорочно сформировался как блистательный эгоист. Но затем, успокоившись, подумала: а вдруг все может наладиться? Ведь если раньше она пыталась одна повлиять на Антуана, то теперь увидела поддержку со стороны его родителей. И она робко поведала это свекрови. Теперь уже и от их влияния зависит, как поведет себя этот великолепно сложенный жизнерадостный красавец. Ее же воздействие на мужа, кажется, было до сих пор ничтожным. А с ними, особенно с отцом, Антуан очень считается.

Мадам кивнула, соглашаясь, и Верочке стало легче на душе. Но они даже не могли себе представить, насколько глубоки были их заблуждения на этот счет. Он считался или может, боялся – можно было думать как угодно – родителей, лишь пока они были рядом. Месяц, который Жерюмо-старший планировал провести в Париже, закончился, и он отправился в Бордо к своим винным заводам. Через пару дней после этого Антуан взял за правило оставаться ночевать в мастерской, о чем он на первых порах сообщал жене по телефону. Затем звонки прекратились, и неслучайно заглянувшему туда вечером Ревиньону долго не открывали, а когда все же открыли, то он просто пришел в ужас. Место мольберта занимал стол, уставленный бутылками, а в мастерской, кроме нетрезвых молодых людей, было полно полуголых девиц, которых Антуан, естественно, представил Симону как натурщиц.

Вера на следующий день дозвонилась до Бордо. Жерюмо-старший тут же прибыл в Париж и уже через два часа они обедали в кафе на Елисейских полях.

– А ты знаешь, дочка, – в устах Марка такое обращение звучит теперь все чаще, – ты знаешь, когда-то Симон мне предсказывал что-то подобное в отношении твоего супруга. Да и я сам опасался нечто похожего, хотя и верил в тот здравый смысл, наличие которого предполагал достаточным в голове моего сына. Но все мои надежды рухнули, теперь это наглядно видно. Антуана тридцать пять лет воспитывала парижская среда, а мы с Юлией были уверены, что у нас вырастает примерный добропорядочный сын. Мы забыли, что Париж для слабых – а наш сын оказался именно таким – это винная лавка с распутными девицами и рулеточными шулерами. И устоять в нем слабому человеку невозможно. Конечно, есть и другой Париж – для сильных, и он гораздо больше, но не будем сейчас об этом. У меня давно уже зародилась одна, как мне кажется, спасительная мысль. Нам следует вырвать Антуана из привычной трясины парижских развлечений, от окружающих его порочных друзей, с которыми он уже давным-давно сросся в одно целое. Они совершенно не мыслят для себя иного образа жизни, он просто для них не существует, даже в воображении. И живопись не реальна для моего сына в данном окружении, точно так, как не реальна и нормальная семейная жизнь.

План спасения Антуана прост: он должен покинуть Париж и поселиться как можно дальше от столицы, вне пределов досягаемости своих дружков. Согласна ли Вера на такой шаг, не слишком ли окажется он для нее обременительным? Согласна, успокаивает она свекра, и не только согласна, но и совершит его с радостью, ибо она все еще любит Антуана, несмотря ни на что, и готова на все ради сохранения семьи. Сама мысль остаться в одиночестве ужасна, ничего страшнее нельзя даже представить.

– Вот и хорошо, – Марк подводит итог разговора, – раз ты согласна, то выслушай меня внимательно. На юге в городке с названием Ним у меня есть винный завод. Он небольшой, как и сам город, но довольно прибыльный, поскольку качество его вин непревзойденное; их успех таится в климате и почвах, и уходить оттуда нельзя никоим образом. Директор завода давно уже просится на отдых, ему уже под восемьдесят, вдобавок подагра и все прочее. Завтра же едем с тобой туда на рекогносцировку. Тьфу ты, прости меня, дочка, это гадкое слово во мне с войны! Завтра едем посмотреть и возьмем с собой Симона.

Городок Вере понравился, он чем-то отдаленно напомнил ей Евпаторию. Да и расстояние до моря – мелочь для автомобиля. На море у них большой дом, там Антуан может рисовать. Дом в Ниме потребует ремонта, на это у них целых три месяца. Как решил Марк, Антуан вначале отправится в Швейцарию, где ему предстоит немножко подлечиться, самому справиться с пагубной привычкой будет сложно. Если ты хочешь, дочка, можешь поехать с ним.

– Я бы с удовольствием, но не уверена, захочет ли он этого сам, – ответила Вера.

Так и оказалось: Антуан заявил, что хочет побыть один. Ему не поверили до конца, и с ним отправились его сестра с мужем. Решили, что так будет надежнее. Марк поинтересовался, кому Вера хотела бы передать дела в Париже.

– Конечно же, дяде Симону, – не задумываясь, ответила та, – лучше не придумаешь.

– Ну и отлично! – согласился Жерюмо, – и запомни, что парижский комбинат по-прежнему ваш, как и новый завод в Ниме. Это мои подарки будущему внуку, не забывай об этом.

Она обрадовалась, что Антуан не захотел взять ее с собой, теперь ей будет проще выполнить свой недавно появившийся план. Он касался ее нового знакомого. Первоначально Вера решила просто отыскать и отблагодарить Сергея за все его добрые дела. Но что значит отблагодарить? При встрече высказать соответствующие случаю слова? Ему будет приятно, но это всего лишь слова, которые ничего не изменят в его жизни. А что еще? Дать ему денег? Это было бы правильнее; она уверена, что Серж бедствует, как и большинство русских эмигрантов. Но она также уверена, что денег он не возьмет, а вот обидеть его при этом – пару пустяков. Ладно, она вначале отыщет своего спасителя и поговорит с ним, а там будет видно.

Во второй половине дня у директора завода – а Вера пока еще директор, Симон попросил ее еще хотя бы месяц посидеть в этом кресле, пока он подтянет свои хвосты – нерешенных производственных проблем уже нет, и она посвятит оставшуюся половину дня себя. Ей нужен сопровождающий; уж очень сложно женщине одной сидеть в шумном кафе и не стать объектом ухаживаний, иногда столь настойчивых, что единственный способ избавиться – это бегство. Нет, ее секретарь не подойдет, объясняет Вера Симону, будет еще хуже, ибо на такую красоту сбегутся все парижские донжуаны! Ревиньон соглашается и отправляет с ней своего младшего сына Даниэля. Он все равно скучает в лаборатории, а от вас узнает что-нибудь новое. Даниэлю скоро двадцать три, он учится в колледже на пищевика, мечтает стать виноделом, как отец. Теперь он будет сопровождать своего директора в скитаниях по кафе и ресторанчикам, преимущественно самых недорогим, где обычно собираются русские эмигранты. Он сидит с ней рядом, неуклюже, но с претензией на истинно французскую галантность, ухаживает и выполняет мелкие поручения. Тем не менее, уличным ловеласам дают понять, что женщина не одна, и уже это служит ей хоть какой-то защитой.

Они занимают места в середине зала – это удобно, отсюда видно во все стороны. Это уже третье по счету кафе, все в том районе, где она видела Сергея последний раз. И расстались как-то торопливо, и она не узнала даже его адрес; в глубине души все же надеялась, что он объявится сам, но этого не произошло. Конец рабочего дня, и кафе мгновенно заполняется; со всех сторон звучит русская речь, правда в некоей смеси с французской, но шутки и приветствия исключительно русские. Через несколько столиков от них троица русских мужчин; говорят в основном двое, но они Веру как раз и не интересуют. А вот третий чем-то неуловимо похож на Сергея, но он сидит спиной и преимущественно молчит, лишь изредка вставляя междометия. Появился четвертый. Его, очевидно, ждали, шумно приветствовали, и, кажется, выговаривали за опоздание. Разговор оживился, голоса зазвучали громче, и внезапно за столиком вспыхнула ссора.

– Да пошли вы все! – вскочил вдруг только прибывший, – я теперь с вами за одним столом …

– Погоди, Саша, успокойся! – попытался удержать его за рукав сидящий спиной, – ты просто ничего не понял.

– Все я понял! Не русские вы! – и он с силой рванул руку и угодил локтем в поднос проходящему за его спиной официанту. Раздался звон разбивающейся посуды, и стало тихо. – А тебя куда несет, морда …– вскочивший клиент подумал и добавил, – японская!

Официант был маленького роста и действительно чуточку похож на японца. Но, к сожалению, вовсе не японец, о чем сразу же всем стало понятно.

– А сейчас мы посмотрим, чья морда японская! – заорал официант по-русски так громко, что казалось, смолкли даже уличные шумы. – Сейчас какая морда заплатит, та и японская! Люсьен, зови хозяина, пусть платят, пока не удёрли!

– Сколько же мы тебе должны, любезный? – примиряюще спросил Сергей (Вера уже увидела, что это был он). Официант заглянул в книжечку.

– Коньяк шестьдесят, закуска двадцать пять! – он на секунду задумался, – и пятерка мне, рукав пиджака испачкали. Итого девяносто!

– Какие девяносто!? А ну, покажи твою книжечку! – пострадавший потянулся к официанту, а тот спрятал руку за спину. – По запаху слышу – это бренди по пять франков за бутылку. Вот тебе десятка за выпивку и столько же за закуску. – Он взял двадцатку у Сергея и протянул официанту, – а рукав я тебе сам почищу. Лично. Вместе с мордой, но это не сейчас!

Появился хозяин – толстяк в белоснежном колпаке и с шумовкой в руке.

– Что здесь происходит? – он остановился среди битой посуды, уперев одну руку в бок и подняв шумовку, как меч, с которым он собирался броситься в бой; к этому следует добавить устрашающий взгляд, направленный на стоящего у стола клиента.

– Жан Жаныч! – забормотал официант уже другим, приглушенным тоном, – вот эти набедокурили, а платить не желают. Сумма большая, а они двадцатку суют. Может полицию вызвать, а?

Вера подумала: возможно, у ее земляков нет других денег, кроме двадцатки, вытащила сотенную и приказала Даниэлю вручить хозяину, но так, чтобы не поняли, от кого. Даниэль двинулся туда, но хозяин уже поинтересовался: сколько они должны? Официант зашептал ему на ухо.

– Пятьдесят?! – громко переспросил хозяин. – Точно?! В этот момент появился Даниэль.

– Вот возьмите! – и протянул ему сто франков. – От кого? – Юноша осмотрелся; в самом дальнем углу большая компания мужчин играла в карты. – Эти люди просили их не называть, но, если можно, больше не шуметь. Вы мешаете им играть.

Все посмотрели в ту сторону, и Верочка едва успела прикрыться карточкой вин.

– Я сейчас принесу сдачу, – заявил официант, пятясь от наступающего на него разгневанного клиента, – я только посчитаю стоимость посуды.

Мужчины оставили двадцатку на столе и поднялись, давая понять, что их только что незаслуженно обидели. Хозяин кафе, которому уже объяснили происшедшее, неожиданно стал на сторону клиентов.

– А ты тоже мог быть повнимательнее! Настоящий официант должен уметь маневрировать и свободно пробегать с подносом среди танцующих, даже нетрезвых. А ты? Сам виноват! Надеюсь, месье, останутся нашими клиентами, – обратился он теперь к уходящей четверке, – в виде компенсации в следующий раз я вас угощаю лично! Но вы сделайте скидку гарсону, он еще недостаточно опытен. Прошу вас, заберите ваши деньги!

Вера приказала Даниэлю оставаться в кафе, а сама вышла на улицу. Они не должны уйти далеко, подумала она, всматриваясь в начинающие сгущаться вечерние сумерки. Вскоре она увидела четверку мужчин, неторопливо спускающуюся вниз к Сене; чтобы не идти за ними следом, она перешла на противоположную сторону улицы. Если они останавливались, Вера принималась разглядывать витрины магазина на своей стороне; где-то она действительно засмотрелась, кажется на шляпки, а когда подняла голову, то увидела пустой тротуар на той стороне. Тут же ускорила шаг и внезапно остановилась; впереди нее в десятке метров стояли трое мужчин и смотрели в ее сторону. Поворачивать назад было поздно, да и бесполезно, четвертый наверняка уже за ее спиной. Она продолжила свой путь и тут услышала:

– А я вам говорю, что это шпионка. Я ее видел в кафе, она еще прикрывалась газетой.

– Ну и пусть шпионка, зато какая хорошенькая, – возразил другой, – пускай она меня завербует, или еще что-нибудь, я не стану сопротивляться.

Вера подошла ближе и остановилась возле Сергея,

– Серёжа, скажите своим друзьям, что настоящая шпионка никогда не будет прикрываться газетой. Только веером. Но если его нет, тогда карточкой вин, как было только что на самом деле.

– Вера!? – изумился Сергей. – Вы откуда? – его голубые глаза смотрят ласково и внимательно. Он взял ее за руки, и ей показалось, что вокруг сразу стало тепло, словно исчезла вечерняя сырость, идущая от реки. – Друзья, это Вера! – воскликнул он радостно. – Я вам о ней однажды говорил, теперь можете познакомиться.

– Но я не помню, чтобы ты говорил, что она владеет русским. Однако мой комплимент остается в силе, и еще мне придется купить ей веер, как настоящей шпионке, – сказал один из компании.