Верь своему ангелу

– Месье? Ты говоришь мне месье? – технолог театрально опустил руки.

– О, извини, дядя Симон! как я рад тебя видеть! О, ты еще и Верочку привез с собой! Дай я обниму тебя, дорогая. А по какому случаю вы здесь?

Они сказали ему, что искали магазин и ошиблись, но Жерюмо их не слушал.

– Это чудесно, что вы появились именно сейчас, и случай у нас превосходный! Я только что выиграл и приглашаю в ресторан. Немедленно! Это нужно отметить. Куда едем? Я вижу, вы на машине. Отлично. Так куда? В Максим?

– Антуан, поехали лучше домой. Там и отметим в семейном кругу. И дядя Симон за это.

– Тем более, что у тебя, я знаю, всегда есть прекрасный коньяк. Да и вина отличные, – поддержал Веру Ревиньон, – едем к тебе, тем более, что я давненько у вас не был.

Но Жерюмо стоял на своем: хочу в ресторан, и все. Нужно отметить мою победу по-настоящему, иначе выигрыш перестанет идти. Тогда Вера привлекла новые аргументы: милый, взгляни на меня, мой туалет совершенно не подходит для публики. Давай заедем домой, я, хотя надену вечернее платье. – Нет, ты прекрасна и в этом платье, – стоял муж на своем, – скажи, Симон. Но Симон не поддержал его, и они поехали домой. По приезду Вера отправила супруга в душ: ты тоже надень вечерний костюм, милый. Тем временем они заказали ужин с доставкой на дом и разработали некий план. Когда Антуан вышел, наконец, уже в вечернем костюме, оказалось, что супруга еще не готова. Но в гостиной их поджидал стол, уставленный бутылками и закусками.

– Давай посидим, пока появится Вера, – предложил Ревиньон, – мне кажется, нам давно следует поговорить. У нас очень много проблем в последнее время.

– Хорошо, я согласен. Что будем пить? Только знаешь, дядя Симон, давай не будем о работе. Я давно от этого всего отошел. Мой заместитель неплохо справляется со всеми делами, вот и все. Тем более, что у нас есть такой приятный повод – мой выигрыш.

– Ладно, давай поговорим о рулетке. Что-то я не помню, чтобы ты, мой мальчик, прежде этим увлекался. Вот скажи мне, зачем ты играешь? тебе что, денег не хватает? – спросил Симон.

– Денег у меня достаточно, но ведь это совершенно другое. Здесь азарт, здесь риск, все это заполнено радостью или горечью, а это эмоции, они гонят от нас скуку и серость обыденной жизни

– Согласен с тобой, это интересно. – Заметил технолог, – но как ты додумался, расскажи.

Он наполнил рюмки и приготовился слушать; Антуан за вином разговорился, и вскоре картина его падения и роль в ней Фронташе была предельно ясна для Ревиньона. Теперь он попытался осторожно повернуть разговор в нужное для него русло.

– Все это хорошо, мой друг, но из-за своего нового увлечения ты полностью отстранился от управления заводом. Ты слишком доверился своему другу, который, скажу тебе по секрету, ведет за твоей спиной какую-то непонятную игру. Скорее всего, в пользу своего отчима Теннисона. Уволенные вами работники уже работают в его цехах, а это были наши лучшие специалисты. Тебе известно, что и меня тоже убирают с завтрашнего дня? А знаешь ли ты о том, что на наш банковский счет уже почему-то перестали поступать деньги от выручки?

– Подожди, дядя Симон! Ты слишком много наговорил, но я тебе отвечу по порядку. Деньги поступают на наш новый резервный фонд. Мы затеваем грандиозную реконструкцию нашего предприятия, и этот фонд создан именно для нее. Тот самый Фронташе, о котором ты почему-то столь плохо отзываешься, выделил крупную сумму под мизерный процент для этих же целей. А тебя никто не собирается увольнять, я этого не позволю. Ты ведь сам сказал моему заму, что тебе с возрастом трудно уже бегать по цехам, и он присмотрел для тебя отдел реализации. Та же зарплата, но работы меньше и она спокойнее. Сейчас я предлагаю выпить за твою новую должность, – заканчивает свое пылкое выступление Антуан и наполняет уже в который раз рюмки. Ревиньон помнит, что он никому не жаловался на здоровье – это очередная ложь его зама. Еще он с горечью в душе отмечает непреложный факт: бывший трезвенник пристрастился к спиртному. И об этом же ему только что рассказала Вера. Значит, молодой человек настолько уже погряз в этих страшных пороках – пьянстве и рулетке, что если не принять срочные меры, дело для него может закончиться крайне печально. Но самое опасное сейчас – это Фронташе; раз он уже вложил деньги в наше дело, значит, мы близки к катастрофе. Конечно, если бы не заболел, как назло, отец Антуана, во всем этом не было бы ничего опасного. Сейчас сюда бы явился Марк и все расставил на свои места. Но у старшего Жерюмо большая проблема с сердцем, и он лежит сегодня в швейцарской клинике. Симон недавно проведал своего старого друга; врач сразу же предупредил: никаких сенсаций, никаких тревожных новостей – любое волнение для больного смертельно опасно. Рассчитывать им теперь лишь на свои собственные силы.

Появилась хозяйка, на ней новое платье с легкомысленным декольте и открывающее снизу не только ноги, но даже слегка и бедра. Такие платья только начинают входить в парижскую моду; говорят, она пришла к нам из Голливуда. Верочка в нем обворожительна; Антуан не удержался, вскочил и бросился к ней навстречу.

– Это именно то платье, что ты хотела надеть в ресторан? – он схватил жену за руки. – Очаровательно! Дядя Симон, собирайтесь! Едем в Максим, пусть все увидят мою красавицу жену. – В его взгляде восхищение. – Вера! Твое платье настоящий подарок для меня!

– Ну, не такой уж это и подарок, платье. Я приготовила для тебя настоящий сюрприз! – и она протянула мужу белый листок. – Вот, я достала для тебя пригласительный билет на выставку художников импрессионистов.

– Да ты и впрямь волшебница! Я увижу картины Моне, Ренуара, Пикассо! И где она состоится и когда? – он прочел адрес. – Лондон, Трафальгар-сквер, Национальная галерея. Послезавтра. Чудесно, завтра вечером я вылетаю. Пойду, позвоню своему заместителю.

Антуан вышел, а Ревиньон вопросительно взглянул на Веру.

– Пусть попытается, я выключила телефон. А билет этот, вернее их два, для меня есть тоже, прислали три дня назад, – сказала она, – я только сейчас вспомнила.

– И очень кстати. – Симон погрузился в глубокое раздумье на целую минуту, затем перевел просветлевший взгляд на молодую женщину. – Теперь попробуем использовать ситуацию в нашу пользу. Я постараюсь уговорить его уехать раньше, чтобы никто не знал, куда исчез директор. Сейчас едем в ресторан, а дальше во всем положись на меня.

Они вызвали водителя и отправились в ресторан. По дороге Ревиньон попросил высадить его возле какой-то адвокатской конторы; несмотря на поздний час, в ее окнах светилось.

– Антуан, делай заказ, я полагаюсь на твой вкус, – сказал Симон, – обещаю, буду через полчаса. Он сдержал свое слово; ужин прошел очень весело, у всех было приподнятое настроение. – Но давайте не будем засиживаться допоздна, – предложил Симон, – завтра очень много работы.

И в самом деле, утром Ревиньон в семь утра звонил у парадного входа, так как телефон по-прежнему не работал. Вера еще не выходила из ванной, а Антуан только уселся завтракать и был явно удивлен столь раннему визиту. – Что-нибудь случилось, дядя Симон? – поинтересовался он.

– Пока ничего, но через два часа твой поезд, – ответил Ревиньон.

– Какой поезд? Я и не собирался ехать поездом, меня больше устраивает самолет.

– А ты слышал сегодняшний прогноз погоды? Нет, не у нас, а у англичан? Нет? Так вот, не зря ведь их страну называют туманным Альбионом. Вылетишь, а сядешь где-нибудь в Брюсселе. А так я взял тебе билет до Кале, через пролив можешь и перелететь, это рядом, и самолеты местной авиалинии у них через каждые полчаса. Зато в мягком купе хорошо выспишься.

Антуану не хочется в столь ранний час выходить из дому, но последнее слово – выспишься – склоняет его к капитуляции; после вчерашнего ресторана неплохо бы и поспать. Но он не дозвонился до Фронташе. Как быть? Может, заехать в контору до поезда?

– Можно, – соглашается Симон, – но намного проще написать для него записку, я ему передам. А пока подпиши вот это. – И он протягивает Жерюмо несколько листов. – Это приказы о твоей командировке и о заместительстве.

Антуан подписывает одну бумагу, но на второй останавливает свой рассеянный взгляд.

– А это зачем? У меня есть заместитель, пускай он и остается за меня. Причем здесь Вера?

– Фронташе твой заместитель, это верно. Так же, как и то, что он не имеет права оставаться за директора. Этого нет в приказе о его назначении на должность заместителя.

Антуан снова хотел возразить, но умолк; вошла супруга и спросила, о чем они спорят.

– Да ни о чем, – отвечает Ревиньон, – Антуан не желает оставить тебя за директора на эти пять дней. Хотя это ведь простая формальность. Пусть, конечно, продолжает командовать всем Фронташе, но приказ на него будет недействителен. А жена вполне имеет право заменить супруга, тем более, если она винодел. Я повторяю – это формальность, но ее следует соблюсти.

– Я и не собираюсь торчать на выставке целых пять дней, – бормочет Антуан, подписывая приказ, – чтобы насладиться великими художниками, достаточно несколько часов.

– Вот и хорошо. Теперь я отвезу тебя на вокзал, – подвел итог Симон. – А ты, Вера, подожди меня здесь, я быстро вернусь.

Но вернуться быстро у Ревиньона не получилось. С вокзала он заехал еще в меблированные дома на улице Молинеж, где отыскал некую Изабеллу Рош. Когда-то девушка работала в заводской конторе и дружила с младшим Жерюмо, даже поговаривали, что у них был роман. Но это было очень давно, когда Антуан был еще холост. Недавно она попала под сокращение, поэтому встретила главного технолога с неприязненным выражением лица.

– Ты напрасно на меня сердишься, девочка, – улыбнулся ей Симон, – возможно, я здесь, чтобы исправить чью-то ошибку. Ты лучше мне скажи, только честно, какие у вас в настоящий момент отношения с молодым директором?

– Да никаких отношений, мы просто остались с ним друзьями. А что, случилось что-то? – ответила Изабелла, взглянув на собеседника с оттенком некоторой тревоги

– Ничего не случилось, – ответил Симон и подумал, что при таком раскладе, если они остались всего лишь друзьями, то ничего и не случится. Хотя он понимал, что явно рискует, но другого варианта у него просто нет.

– Изабелла, сегодня Антуан отправился в Лондон на выставку картин. Нам бы очень хотелось, чтобы он пробыл на ней до конца, от начала и до закрытия. За последнее время, что-то нервишки у него не в порядке, а выставка для художника – это лучший отдых. Вот и появилась у меня мысль: хорошо, если бы кто-нибудь за этим присмотрел. Чтобы он не сорвался оттуда на второй день. А кто это сможет сделать лучше тебя?

– Думаю, что никто. Тем более, что я никогда раньше не была в Лондоне. Но я надеюсь, месье Ревиньон, что за всем этим нет никакого криминала?

– Изабелла! Как ты могла такое подумать?! – Лицо Ревиньона тотчас изобразило искреннее возмущение. – Какой криминал! Вот тебе пригласительный билет на выставку и тысяча франков, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Полетишь самолетом, прибудешь туда раньше Антуана, и там обязательно разыграешь случайную встречу. Ты же понимаешь, что он ни о чем не должен догадаться. Если не справишься, тогда эти деньги я вычту из твоей зарплаты.

– Как? Разве я еще смогу вернуться на прежнее место работы? – рассмеялась девушка.

– Вернешься, Изабелла, вернешься. Я тебе обещаю. Разумеется, если выполнишь мое поручение.

Веры дома уже не оказалось, и Ревиньон отправился на завод. Он торопился изо всех сил; где-то в глубине души поселилось предчувствие чего-то тревожного и неприятного. На площадке у доски приказов стояли несколько человек; он заглянул через их головы с высоты своего роста. Рядом с приказом « о назначении на должность директора», висел второй, где после слов:

«приступаю к исполнению обязанностей», значилось: «своим заместителем назначаю главного технолога Ревиньона Симона». И еще приказ, отменяющий предыдущие увольнения и сокращения.

« Вот так Верочка!» – с восхищением подумал теперь уже настоящий главный технолог и помчался, перешагивая через ступеньку, наверх, откуда доносился разговор на повышенных тонах. Посреди приемной стоял покрасневший от злости Фронташе и орал, захлебываясь от душившей его злобы, на побледневшую, но сохраняющую внешнее спокойствие Верочку. Симон незамедлительно встал между ними и поднял руку над головой.

– Прекратите сию минуту кричать на женщину, – произнес он твердым голосом. – Тем более, на директора. Вас здесь никто не задерживает, вы можете уйти, и все.