– Говоришь, земляк двадцать восьмую школу закончил? В каком году?
– Точно не скажу. Где-то в конце девяностых… Да! Он не один. Мало того, что гол как сокол, за ним баба увязалась. Деревня деревней, из-под Владимира. Познакомились в электричке, она его на жалость берёт, пугает, что на панель пойдёт. В общем, странный человек. Убогий, тихоня, тонет в будничной суете. А башка варит.
Винтроп не комментировал. А на прощание сказал: – Такие дела, что каждый месяц буду залетать.
Пребывая на политическом мелководье, в томительном ожидании славных дел, когда путинский режим рухнет, Соснин всё более увлекался общением с Суховеем.
Матёрый Винтроп, обкатав Соснина в Москве, хорошо изучил его, отведя ему должную роль в будущей российской игре.
Но и Дмитрий, немало покрутившийся среди людей из американского «аналитического» сообщества, неплохо их понял. А потому оценил потаённый смысл вопросов о Суховее. Винтропа заинтересовал бедствующий русский эмигрант со свежими мозгами. Однако Боб свято блюдёт заповеди своей службы: сперва проверь, с кем имеешь дело. «Они поднимут списки выпускников двадцать восьмой школы», – подумал Дмитрий.
Между тем Валентин стал чаще заглядывать к Дмитрию – с пустыми руками и вечными извинениями за нарушение этикета. От угощений отказывался, но в избытке пил чай, громко прихлёбывая и отдуваясь. Говорили прежде всего о России. Валентин стойко утверждал, что в девяностые Запад втянул страну во всемирную экономическую паутину, и в чужой игре России ничего не светило.
– Политика снова взяла верх над экономикой, – сокрушался он. – Эти чёртовы санкции заставили Россию рваться из мёртвой хватки глобальщиков, начать свою игру. Как Запад не просчитал этот вариант, ума не приложу!
– И что будет? – допытывался Дмитрий.
– Да всё будет о’кей, Запад дожмёт. Но теперь это сложнее, появился китайский фактор. Россия попытается продать себя дороже.
Не понял.
– А чего не понять? Олбрайт требовала расчленения России на полсотни кусков, ибо несправедливо, что огромные природные богатства принадлежат одной стране. А теперь её позиция неприемлема. Что означал бы распад России? Отпадение земель за Уралом? Они войдут в орбиту Китая! Отсюда усложнение игры: сменить власть в Кремле, взять Россию под внешнее управление, но не допустить распада страны.
После таких бесед Дмитрий задумывался. Он был человеком дела и не обладал аналитическим даром. Но уж что-что, а извлекать выводы из услышанного умел прекрасно. И прикладывая их к своей судьбе, искал выход из комфортного вильнюсского заточения. Его деятельная натура жаждала событийных эмоций.
Однажды Валентин пришёл в неурочное время, утром.
– Плохие новости, Дима. Вчера звонит тётушка, говорит, приезжай, дорогой, у меня инфаркт, может, последний раз свидимся. А на какие шиши я в Томск полечу? По телефону позвонить не могу – роуминг дорогой, а партнёр плату задерживает. Мобильный счёт пустой.
В башке Соснина сразу щёлкнуло – на такие дела он был мастак! Предложил:
– Звони с моего мобильника.
Суховей благодарно кивнул. Видимо, на помощь и рассчитывал, потому зашёл утром, чтобы в Томске не наступила ночь. Медленно, с расстановкой продиктовал номер, и Дмитрий услышал старческий женский голос:
– Аллё-ё…
– С вами будет говорить Валентин. – Соснин быстро передал телефон.
– Бабуня, ты что меня огорчаешь? – ласково сказал Валентин. – Всё будет в норме, держись. Сейчас прилететь не могу, я в Вильнюсе. Ну, в Прибалтике. Что врачи говорят? Почему в больницу не взяли? Ты отлёживайся, перемогайся. Я ещё позвоню. Держись, дорогая, держись.
Отдав мобильник, тяжело вздохнул:
Неужто не придётся с тётушкой увидеться? Единственная родня. Эх, жизнь! Удручающе всё это. Сижу здесь, как в зиндане.
Говорить было не о чем, не то настроение, и Валентин, поблагодарив за помощь, умотал. А Соснин подошёл к зеркалу и хитро подмигнул себе: двух зайцев убил – и Валентину порадел, и в своём телефоне сохранил номер его тётушки. Будет о чём доложить Винтропу.
Для Боба томский телефон действительно стал приятным сюрпризом. Он переписал его на одну из маленьких бумажек, которые носил в верхнем кармане пиджака. Вечером они распрощались до следующих встреч, но утром неожиданно раздался звонок:
– Слушай, возникли обстоятельства, которые требуют задержаться в Вильнюсе. На что тут можно убить пару дней простоя?
Дмитрий лихорадочно перебрал в уме здешние прелести и, зная нелюбовь Боба к осмотру музеев, посоветовал:
– Единственный нестандарт – район Ужупис с местной богемой.
– Ладно, годится, – сказал Винтроп и попрощался. Но вдруг словно вспомнил: – Да! А как поживает твой Сухой? Так, кажется, фамилия?
– Вы имеете в виду Суховея?
– Да-да, Суховей.
– Всё так же. Тётушка сильно хворает.
– Слушай, а может, ты меня с ним сведёшь? Кстати, что он о тебе знает?
– Пожалуй, ничего. Вопросов не задавал, а мне зачем заплывать за буйки?
– Та-ак… Значит, скажи ему, что стажировался в Штатах, а я был преподавателем. И должен пролётом быть в Вильнюсе. Встречу организуй в нашем кафе, и чтоб он был со своей бабой. Но предупреди, что могу не прилететь. Если всё пойдёт по плану, Суховею сообщишь послезавтра днём.
Звонок Винтропа застал Соснина за домашним завтраком: он перешёл на самообслуживание. Но нажав «отбой», отвлёкся от кофе и, скрестив руки под головой, улёгся на канапешку. Его не мог не встревожить повышенный интерес к Суховею, и первой эмоцией была ревность. Но он осознавал: к Валентину интерес совершенно иной, чем к нему, Соснину. Выстраивая цепь событий, понимал, что номер томского телефона сыграл решающую роль в вильнюсской задержке Боба и в желании познакомиться с Валентином. Видимо, по школе двадцать восемь всё сошлось, однако этого мало. Вот телефон тётушки – это да! Можно быстро проверить, есть ли тётушка, больна ли? Соснин уверенно отгадывал действия другой стороны. И вместе с отгадкой пришло успокоение: Валентин не конкурент, он нужен для чего-то иного. Более того, при удачном раскладе землякам придётся работать в паре, где у каждого своя роль. Винтроп слишком важный человек, чтоб терять время впустую.
Допив холодный кофе с сырной булочкой, Дмитрий снова растянулся на канапешке. Теперь предстояло обдумать, как ловчее уговорить Суховея на поход в кафе, да ещё – с его тёхой-матёхой. Глаша может взбрыкнуться, а они нужны вдвоём. Не выполнить поручение Соснин не мог.
Всё тщательно взвесив, написал Валентину: «Намечаются неожиданные события. Удобно, если через час заеду?»
Суховей, разумеется, согласился, и Дмитрий, по традиции с маленьким тортиком, на такси помчался по знакомому адресу. Войдя в скудную комнатушку, не здороваясь, громко воскликнул:
– К нам едет ревизор!
Валентин побелел от неведомой опасности, а Глаша вылупила глаза, с ужасом повторила:
– Ревизор?
Дмитрий рассмеялся, разрядив напряжённую атмосферу, попросил чаю, удобно устроился на хлипком стуле и начал заготовленную заранее сагу.
– Валентин, у тебя, насколько я понял, биография короткая, а у меня уже набралось кое-что. Я не говорил, что три года стажировался журналистом в Америке.
– В Америке? – изумлённо ахнула Глаша.
– Ну ты даёшь! – восхищённо поддакнул Валентин. – И молчал?
А ты не спрашивал, чего я буду тебе Америкой тыкать. Но сейчас не обо мне речь. Как ни странно, – о вас.
Нагнетая нетерпение Валентина, положил в рот кусочек торта, глотнул чаю и только тогда начал:
– В Томске я работал в городской газете, помнишь такую?
– А как же! – торопливо откликнулся Суховей. – Еженедельник. Знатно обком бомбил.