Немой набат. 2018-2020

Наконец, Полина спросила:

– Ну и как наш культпоход?

Соснин, задержав взгляд, впервые посмотрел ей в глаза. Без привычной игривой улыбки, которую дежурно надевал при фривольном общении с женщинами, ответил коротко:

– Спасибо. Это было потрясающе.

На такси он отвёз её домой, – не ближний свет, она снимала квартиру на Коровинском шоссе. На удачу – как раз в направлении Лионозова. А вернувшись к себе, долго сидел в кресле, минута за минутой, слово за словом перебирая в памяти этот удивительный вечер. Никогда ему не приходилось пребывать в столь многочисленной «компании» великих имён. Собственно, он и не знал этот вдохновляющий мир, даже мысленно ни разу не соприкасался с ним. Полина словно приоткрыла ему дверь в другую, чарующую реальность, о которой говорил Николай Аристархович. В тревожном сером безвременье пандемии, отягощённом вдобавок поручением Суховея, перед Дмитрием замаячила не просто светлая, а яркая полоса жизни. Разумеется, Дмитрий вовсе не проникся внезапным, всепоглощающим интересом к загадочному закулисью сцены. Дело вообще было не в театре.

Дело было в Полине.

Они встретились в первый раз, и Соснин твёрдо знал – не в последний. Она его всем взяла!

Подлевский был явно доволен, услышав просьбу Соснина свести с кем-либо из финансистов.

– Отлично, Дмитрий! Всё будет о’кей, познакомлю с нужными людьми, – скороговоркой заверещал он по телефону. Однако Аркадий не был бы самим собой, если бы сразу не застолбил выгоду. – Но давай договоримся так. Банковская среда сложная, подозрительность у них в крови. Я тебя представлю как своего человека, а ты при случае меня поддерживай. Друг у нас общий, будем работать в его русле.

В назначенный день он прихватил Соснина у кольцевой станции метро «Парк культуры». Теперь Аркадий ездил на шикарном белом «порше». Его переднее сиденье было сдвинуто к «торпеде», а Подлевский развалился справа сзади, свободно вытянув ноги, иногда полулежал.

– Ты в отличной форме, – снисходительно похвалил он Дмитрия, осмотрев его. И сразу перешёл к делу: – Даю вводную. Мы едем к Борису Семёновичу Хитруку, помощнику Председателя Правления крупного банка. Ты – тот, кто есть: известный журналист с большими связями в газетном мире.

– Не только в газетном, – поправил Дмитрий. – Многие издания ушли в онлайн, в Интернет. Там точат зубы ещё острее, кому хошь соли на хвост насыпят. Или наоборот: водопад лести, из омута за уши вытянут. Там народ крутится дерзкий, рук не покладает.

Голодная публика. Жаждет гонораров в любом формате.

Памятуя наставления Суховея, Дмитрий сразу взял небрежно залихватский тон, и угодил, попал в точку.

– О-о! – Удивлённо воскликнул Подлевский. – Да ты, оказывается, парень хоть куда! Свою среду знаешь! Борис Семёнович таких привечает.

– Плотник первой руки, – в лад подкинул Дмитрий, выставив себя охотником до замысловатостей.

Шутка понравилась, и Аркадий, представив Соснина, повторил:

– Плотник первой руки! – А в ответ на недоумения разъяснил: – Асс своего дела. Набил руку на журнализме, в Штатах обучался, знает СМИ и снаружи и с изнанки.

Хитрук встретил Соснина приветливо, без надменностей, заодно усладив и Подлевского, – замечанием о том, что рекомендация Аркадия Михайловича дорогого стоит. Знакомство с маститым, как о нём было сказано, журналистом само по себе тоже представляло для Бориса Семёновича интерес. Однако главной мишенью для своего, как всегда, прицельного внимания он считал Подлевского, на чью просьбу охотно и откликнулся. Этот парень удачно, вдобавок с изысками и ухищрениями красноречия, выступил на страсбургской сходке, показав, что вырос из подручного времён поездки на Южный Урал в самостоятельную фигуру. И всё же дело заключалось в другом. Подлевского подсунул Немченков, а это имело особое значение. Уже в пандемию Хитрук по неотложным делам накоротке летал в Астрахань, и поди ж ты, там тоже отыскался какой-то знакомый Георгия Алексеевича, которому необходимо было передать «котлету» долларов. Но этот малый опять не объявился, а Немченков снова наотрез отказался «заниматься чепухой» с возвращением денег.

Логика срабатывала чётко. Немченков дал Подлевского, и тот, кстати, не оплошал, пригодился. А Подлевский суёт Соснина, возможно, по указанию того же Немченкова.

Лишних вопросов не возникало.

Тем более, этот парень, прошедший через «дрессуру» в Штатах, должен понимать, что к чему, и может здраво разъяснить ситуацию в сегодняшней журналистике, где, по прикидкам Хитрука, вот-вот начнут назревать перемены, хотя и с запозданием по отношению к аппаратной возне.

С этой темы Борис Семёнович и начал. Прощупывая, стремясь понять истинную профессиональную ценность гостя, подкинул заготовленный впрок вопрос на засыпку:

– Дмитрий, вы журналист опытный. Аркадий Михайлович говорил, что прошли Болотную, Майдан. Скажите, как оценивают в вашей среде постмедведевскую экономику? Долго ещё Запад будет пить нефть российских младенцев?

Нет, не напрасно в американских университетах, где Соснина тренировали журнализму, от него требовали очень внимательно следить за громкими заявлениями топовых политиков, фиксируя их в записной книжке, которую обязан вести каждый профессионал. За многие годы у Дмитрия накопилась солидная пачка таких блокнотиков, он периодически просматривал их, отсеивая устаревшие факты, – но никогда не вычёркивая их! – и перенося в очередной блокнот те, которые могли «сыграть» в текущей жизни. Новым блокнотиком он освежал память перед каждой важной встречей.

Привычка была давняя, въевшаяся, без неё ни сесть ни встать. И Дмитрий мысленно даже не похвалил себя за то, что именно вчера, готовясь к этому рандеву, перелистал интересные записи.

– Борис Семёнович! – без малейшей запинки воскликнул он. – Теперешние журналюги барахтаются в текучке, глядят себе под нос, глаз не пялят, чтобы глянуть вперёд. Прогнозы – не их стихия. Это же азы профессии, вторая древнейшая! Сегодня пишем так, завтра эдак, вот и вся недолга. – Как бы между прочим добавил: – Что будет со следующими поколениями, если Запад выпьет российскую нефть, задумываются лишь такие светочи, как Сурков.

У Подлевского глаза на лоб полезли: при чём тут Сурков? А Хитруку стало ясно, с кем он имеет дело. Улыбнулся:

– Дмитрий, извините, но это моё правило. При знакомстве с новым, интересным для меня человеком задаю ему каверзный вопрос. Я вас понял.

Но и Соснин понял Хитрука – по термину «постмедведевская экономика». Этот деятель, по подсказке Суховея, давно пригревшийся на склонах вершин власти, выполняет её весьма деликатные поручения и дышит «горным» воздухом. Но теперь он скептически лягает прежние порядки. А у них всё строго. Как по нюансам церковной службы – кого упомянут, можно судить о настроениях высшего клира, так и оценки деятелей из популяции Хитрука отражают намерения верхов власти.

Соснин был близок к истине, однако по незнанию до конца не раскусил витиеватые раздумины Бориса Семёновича. После мозгового штурма в Страсбурге, где в преддверии больших перемен обсудили стратегию «Удержания на плаву», среднесрочные прикидки Хитрука претерпели изменения. Раньше он мыслил близоруко: как бы укромно притаиться в извилистых коридорах власти, когда там пойдёт дым коромыслом, чтобы переждать кадровое цунами, только и всего. Но поднявшись на уровень мышления элитариев, осознал наивность прежних надежд. Теперь речь шла не о личной изворотливости. Те, кто задавал тон при Медведеве, готовили масштабный, по сути политический прорыв в постмедведевское завтра, чтобы сохранить свои позиции. И он, Хитрук, волею судеб, через сближение с ВВ, оказался в группе прорыва.

После Страсбурга Борис Семёнович несколько раз приватно общался с Валерием Витальевичем и искренне восхищался его дальнозоркостью. Компромат на самого себя понадобился ему, чтобы слегка пригасить своё либеральное реноме. Но теперь он смотрел дальше, на-амного дальше. Анатомируя весь комплекс грядущих перемен, он почуял, что период расцвета коммерческих банков – на закате. Кому нужны вклады под мизерные проценты? Эпоха благополучных рантье уходит в прошлое. Да, богачи удержат часть своих бездоходных денег в банках – для сохранности. Да, финансовые расчёты будут по-прежнему идти через них. Но потребность в финансовых услугах ужмётся. Из крупняков выживут лишь банки, связанные с госсектором. ВВ не сомневался, что ради выживаемости ему придётся плясать кадриль с государством, для чего предстоит двинуть в политику.

Аргументов у Валерия Витальевича было много. Но один из них – неотразимый, убийственный, как считал Хитрук, именно на уровне элитарного мышления.

– Борис Семёнович, вы согласны, что Уолл-стрит и Сити – это мощнейшие финансовые центры мира? – спросил ВВ однажды. И после утвердительного кивка одним ударом загнал гвоздь по шляпку. – А теперь представьте, что в США нет Пентагона и ЦРУ. Что представлял бы собой Уолл-стрит? Глухую улочку Нижнего Манхэттена? И много ли стоит Сити без британской мощи? Если же с мировых вершин спуститься на наши равнины, так ли приметен был бы, скажем, «Промсвязьбанк», кабы через него не шло финансирование оборонки?

Из сказанного явственно проглядывало, что дистанцирование от либеральной тусовки через хитроумно-лживую уловку компромата было лишь первым шагом, само по себе оно не решало проблему «удержания на плаву». Предстояло на волне перемен прорываться в высшие эшелоны власти. Разумеется, под знамёнами наступающей эпохи, которые предполагалось вскинуть одними из первых. «Была бы пуговичка, а петельку мы прорежем», – вспомнил Хитрук итоговую шутку ВВ.

Прощупав Соснина на предмет его профессиональной солидности, Хитрук шагнул смелее.

– Да, Дмитрий, я вас понял, вы человек серьёзный. – Обратился к Подлевскому: – Спасибо, Аркадий Михайлович, ценю такие знакомства… А к вам, Дмитрий, у меня вопрос общего свойства: как вы думаете, если по-крупному, в чьих руках сейчас штурвал СМИ?

– Борис Семёнович! – опять быстро и отчасти как бы укоризненно воскликнул Соснин, на которого под влиянием перспективных обстоятельств накатил приступ пассионарности. – Тут и думать нечего. Нас держат на длинном поводке, позволяют рыскать в поисках хлеба насущного, да за долю малую, за базарный доход правду кривдой оборачивать, – вот и всё. Наше вам с кисточкой! Даю стопроцентную гарантию и, как у нас говорят, сто рублей в придачу. Политцензура канула вместе с Советами, а на её месте финансовая, – тыщи вариантов! Неважно, госСМИ или частные, у власти набор приёмов на все случаи жизни: ворохом льгот и дотаций играют, кого на подсосе держат, кого штрафами изводят, иной раз – без ножа режут, ущемляя распространение. Медиаполе ведь не рыночное, его регулируют. Формальных запретов мало – ну, топят тех, кто калечит имя вождя непристойностями. А в остальном… Народушка всё хавает, особенно болтовню злоучительную. Главреды нюхом чуют, чего стыдиться, а чем гордиться. Фронда – да ради Бога! Но от красной линии – за версту, в тон Кремлю поют. Индикатор порицания власти у них сигналит безошибочно. Баланс, Борис Семёнович, баланс! Между дозволенным и щекотливым. Потому у нас в СМИ факты с фейками вперемешку. Чумное время. – На миг прервал трёп. – Конечно, как говорится, включение исключений тоже в ходу, кое-кому, опять же по соизволению власти, разрешают её демонизировать, даже за счёт «Газпрома». Но это политика, чтобы за рубежом нашей демократией гордиться. Или объявят сезон охоты на кого-то из неприкасаемых. Или диктуют, чьи имена из СМИ изгнать, какие испозорить, а кого в квадрат возвести, под водопад лести поставить. Пара пустяков – подмигнуть, кто не к месту, кому рот зажать. Вы же знаете: о ком молчат СМИ, того нет. Всё сверху! Царёво око видит далёко.

Соснина понесло. Войдя в роль матёрого журналиста, он без умолку молол немудрящую тягомотину, пока не споткнулся о новый вопрос Бориса Семёновича, который был далёк от медиасферы и воспринимал банальности гостя как откровения. Почуяв перед собой и впрямь опытного «смишника», Хитрук вошёл в познавательный раж, спросил:

– А что нового, на ваш взгляд, в СМИ? Какие процессы? Прежняя рутина или проблески новшеств?

На конкретный вопрос Соснин не мог отвечать так же шустро, как трепался по поводу «общих свойств». Он давно не работал на штатных должностях и не знал, какие щи варятся на редакционных кухнях. Дмитрий задумался, не забыв изобразить на своём лице крайнюю степень умственного напряжения. Но балаболить по существу было не о чем. И Соснин как опытный диспутант решил попросту отвертеться, а заодно вновь показать свою учёность, ухватившись за слово «новшества», – за последнее слово вопрошающего искушённому демагогу ухватиться легче всего. Но не знал он, разумеется, что своим косвенным, не по делу ответом угодит не просто в яблочко, а в самую точку, в самую сердцевину интереса, каким жил в тот период Хитрук.

Начал не шибко:

– Новшества?.. Пронимаете ли, Борис Семёнович, новшеств в нашей «сми» и в наши дни хоть отбавляй, счёту нет. Однако же, если поковыряться… А вы поглядите, сколько лет, – нет, десятилетий! – словно анкерными болтами прикручены, сидят в своих креслах главреды ведущих газет, о телевидении и не говорю. Есть латинская максима «Темпере мутантос эт нос мутамур ин илис». – Решил показать свою широкую учёность и уточнил: – Она и в Большом оксфордском «Лексиконе» означена. В переводе – времена меняются и мы меняемся вместе с ними. Но в наши-то дни, уважаемый Борис Семёнович, у этого правила новое звучание. Времена меняются, а смишные начальники к ним приноравливаются, к любому тараканьему шороху власти прислушиваются, пляшут, как Тина Тернер на сцене. По сути-то остаются выкормышами девяностых со своими нафталинными технологиями, – когда волею случая вынырнули из ниоткуда и вознеслись на вершины четвёртой власти. Вот сменил Путин правительство, вроде как сквознячки повеяли, затхлости поубавилось. Да ведь Ленина заветы, которые в КГБ зубрили, он позабыл. Ленин что говорил? Почту и телеграф сперва надо взять! По-нынешнему, информационную сферу. А в ней, говорю, начальники прежние, приспособились. Кстати, помните у Маяковского «Вова приспособился…». При Медведеве очень актуально звучало. Ну, это так, шутка. Но в том дело, что, перефразируя классика, в теперешних новизнах старина девяностых годов слышится. Коротич-то когда-то назвал СМИ «цепными собаками перестройки». А сейчас просто интеллектуальная импотенция. – Для ради важности со смаком прикозырнул цитаткой из Шекспира: – «Ничтожество в роскошном одеянии!» Вы меня понимаете, Борис Семёнович?

О-о, Хитрук понимал Соснина гораздо глубже, чем мог предположить Дмитрий. Стратегия «Удержания на плаву» предполагала очень похожий вариант: вопреки ротации кланов сохраниться под видом рьяных, но взыскательных поклонников и даже соратников новой управленческой политики. Именно взыскательных! Требующих, образно говоря, «удвоения новшеств». Конечно, речь уже не шла о самозваной элите девяностых, о допотопных чудищах «парка гайдаровского периода» – за исключением Чубайса. Однако же и медведевским элитариям было не просто тайком-ползком перебраться в грядущее десятилетие Путина-2,0, пристроившись хотя бы в самом конце его свиты.

Поначалу!

Борис Семёнович ещё не знал, как именно использовать этого толкового журналиста, к которому начал испытывать чувство приязни, но укрепился во мнении, что Соснин пригодится. Боевой парень! К тому же в нужное время объявился, в самый раз. Вдобавок не политический наркоман, идейными пристрастиями не страдает. Да и внешностью под кадриль ассам профессии – яркий, самоуверенный. Общаться с ним полезно не только в кабинетном формате. Разумеется, его можно подрядить сочинителем речей для ВВ, но это не главное, в пресс-службе полно умельцев-спичрайтеров. Важнее, что этот Соснин в паре с Подлевским, и значит, сгодится для выполнения деликатных поручений, о которых работникам банка знать незачем. Впрочем, «тему Соснина» надо обсудить с Подлевским наедине.

Между тем Аркадий как бы затаился, внимательно приглядываясь к говорившим. Столь странная, непривычная для него ситуация отнюдь не смущала Подлевского. Он вовсе не чувствовал себя третьим лишним, ибо видел, что Борис Семёнович весьма доволен новым знакомством. Сам он тоже осознал ценность Дмитрия для их общего дела – новый Соснин ничего общего не имел с вечно поддатым журналистом из Поворотихи. И Аркадий тоже понимал, что позднее обсудит с Хитруком эту встречу тет-а-тет.

Прощаясь, Борис Семёнович пошутил:

– Дмитрий, мы с вами беседовали без масок, не только в прямом, но и переносном смыслах. Однако обстоятельства мешают нам крепко пожать друг другу руки. Аркадий Михайлович, как вы думаете, у нас будет возможность восполнить этот пробел?

– Не сомневаюсь, Борис Семёнович.