– Виктор Тимофеевич знает: без куража рекордную штангу не взять!
Вдруг перешёл на серьёзный тон:
– Кстати, нам важно договориться о следующем. Уже явились откуда-то политические национал-либералы, которые жаждут захватить свою нишу в новой системе взглядов. Переобуваются, делая сальто-мортале, предлагая свои услуги. А попросту говоря, хотят, чтобы мы взяли их на содержание. Но именно такая публика склонна продавать своих покупателей. Лично у меня их суета не вызывает ничего, кроме сарказма. Мне представляется, нам надлежит полностью отстраниться от любых политических поветрий. Никакого месива протестов! Никакого нигилизма пятой колонны! Мы идём своим путём. Берём на вооружение «Принцип Лампедузы» – чтобы всё осталось по-прежнему, надо всё изменить. Под вторым словом «всё» в данном случае я подразумеваю наше общественное поведение.
Глава 12
Синицын впервые летел в Москву по приглашению.
Это было удивительно, даже странно. Он всегда мотался в Первопрестольную по делам, утрясая в различных ведомствах уйму мелких вопросов, которые либо относились к компетенции федералов, либо тормозились на региональном уровне. Но неделю назад ему позвонили из министерства.
– Георгий Нефёдович, мы готовим решение по тематике вашего бизнеса. Хотели бы с вами проконсультироваться, чтобы понять, как оно будет воспринято на местах.
С ним хотят проконсультироваться. Ну и дела!
Томительные месяцы карантина измотали народ, от безделья уставали больше, чем от работы. Хотя как раз у Синицына настала страда: в самоизоляции люди день-деньской у мониторов, компьютерный трафик заметно подрос. Жора волчком крутился, пришлось даже учредить дополнительные дежурства для срочного устранения сбоев. Зато соответственно подросла и прибыль.
Но то были авралы технического свойства, Синицын умел снимать их, что называется, по щелчку. Однако по крупному жизненному счёту, который был для него неотделим от российских судеб, Георгий пребывал в состоянии смутного беспокойства и ожидания неизвестно чего, считая, что коронакризис неизбежно разрядится серьёзными сдвигами где-то на верхах власти. Сейчас-то политическая жизнь вроде встала на паузу, большие начальники каждый день в прямом эфире воюют с пандой, как на Южном Урале запросто окрестили пандемию, и казалось, всё «вечное» выкинули из своих светлых голов. Но Синицын, отдавшись внутреннему чувству, угадывал, что где-то в коридорах власти карантинную паузу используют для глубоких раздумий о дальнейших путях-дорогах России.
Иначе: кризис кончится, а счастья как не было, так и не будет.
В самолёте он по привычке предавался анализам и воспоминаниям. Припомнились священные тексты бывшего кремлёвского замполита Суркова об извечной незыблемости путинского внутрироссийского мироустройства. И тут же в голове юркнула когда-то поразившая его частность. Сурков, рассуждая о том о сём, сослался на «Лёшу Венедиктова». Лёша! Для Синицына патлатый «Веник» из «Эха Москвы» был символом другой России, и панибратски якшаться с ним мог только его единомышленник, пусть и потаённый. Та-ак, с незыблемостью разобрались… Потом почему-то всплыла тема об энергетике реванша. Известно, страны, попадавшие в крутой переплёт, на удивление быстро возрождались после краха. Германия, Япония, Сингапур… Да и Китай, полвека назад ходивший в телогрейках и ездивший на велосипедах. Ещё Пушкин писал: «Недвижный Китай». Он такими и оставался до прошлых семидесятых, казалось, навсегда отставшим от прогресса. Серьёзные люди такие взлёты объясняют ядерной мощью энергетики реванша, пробуждаемой в недрах великих народов, по немилости истории впавших в упадок. Для России такая перекройка – в самый раз, позарез нужен реванш. Сумеет ли Путин пробудить дремлющую втуне мощь? Планы у него, возможно, есть. Да вот идей не видно – не слышно. А тут без духоподъёмного слова никак. Впрочем, время косит, оно же и сеет. Глядишь, займётся перезагрузкой идей и элит. Правда, слишком уж неторопливо он в кадровых делах поспешает… Вдруг, неожиданно, совсем-совсем ниоткуда явился Шнурок из думского Совета по культурке. Задорный мужичонка! Но ежели этого «писающего мальчика» возводят в ранг властителей дум и законодателей художественных вкусов… Не-ет, что-то тут не так. Хотя… Искюйство! И сразу вслед за этим другое, что-то вроде горького сожаления: боже мой, во все века эпидемные карантины оставляли потомкам драгоценные россыпи личных писем, отражавших суть эпохи. А теперь – всё! Такие, как он, Синицын, покончили с традицией душевных посланий из вынужденной самоизоляции, заменив её жизнью в онлайне, суетливой перепиской через гаджеты, которая не оставит следов в истории.
Эти таракашки безобидно шевелились в башке, как бы отгоняя, заслоняя всё ту же главную, беспокойную мысль: что после панды? Вирусный удар вышел столь назидательным, что Россию придётся вакцинировать. Но от чего? От каких хворей?
Вот в чём вопрос.
Ещё перед вылетом в Москву Георгий условился встретиться с Добычиным, который, опасаясь заразного вируса, отказался от курортных отпускных приключений и самоизолировался в казённой депутатской квартире, совершая семейные вылазки по Подмосковью. Завершив дела, Синицын позвонил ему:
– Ну что, Сева, накатим где-нибудь по паре «даблов» крутого вискаря со льдом?
Они приземлились на Поварской, на тенистой верандочке какого-то ресторанчика вблизи стоящего на страже русской словесности бронзового Ивана Бунина. И торопливо, под селёдочку с картошкой, – давно не чокались, трубы горят! – остограммились. Отдышавшись, хотели сделать серьёзный заказ, но Добычин вдруг предупредительно поднял указательный палец:
– Погоди, Жора. Чтой-то вспомнилось мне, как мы два года назад в Питере на троих гуляли. Славно посидели, душу отвели! Те густые разговоры до сих пор памятны, а главное, согревают. Не повторить ли, а? Давай-ка, звони Донцову.
Второй раз просить Синицына было незачем. Но оказалось, из-за коронавируса Власыч теперь без шофёра, сам за рулём, а потому губы спиртным не пачкает. Но откликнулся горячо:
– Через двадцать минут подскочу, страсть как охота свидеться.
Дай мобильник Севе, он точный адрес подскажет.
Пока ждали, Добычин молчаливо играл пальцами на столе, о чём-то размышляя. Потом сказал:
– Хочу вопросить. Ну приедет Власыч, и что? Трезвый, он на кой нам нужен?
– А мы его заставим здесь машину бросить, – с ходу нашёлся Синицын.
– Это мысль… Но всё равно, Жора, какие душевные разговоры на этом ресторанном ристалище? Сплошь пастеризованные речи. Помнишь питерский уют? Отгородились от всего мира, уединились – ну и пошла откровенка. А тут… – Обвёл рукой веранду. – Голоса не повысишь. Как здесь рецидив разномнений учинить?
Добычин глядел в корень. Тот питерский загул на троих и у Синицына оставил в памяти да и в сердце очень уж тёплый след. Сейчас, словно по воле Божьей, все звёзды сошлись, всё сложилось так, чтобы повторить, снова расстегнуть души, – дел нет, время есть. Власыча уломаем, машину бросит. Но где, где? Верно молвит Сева: не ресторанный это загул. Уют нужен, заточение. Неуверенно спросил:
– А может, дома у Донцова? Вера с Яриком в Поворотихе, живёт один.
– Ишь, какой ловкий в разгадывании кроссвордов! – ткнул Сева. – Набеспорядим, посуду перепачкаем, ему потом с уборкой возиться. Не мужское это дело.
Казалось, поезд дальше не идёт. Но тут Синицына осенило, и он схватился за смартфон.
– Ирка, это снова я… Нет, не улетел. Ты сегодня дежуришь или дома? Дома?! Слушай, если к тебе через полчаса трое мужиков завалятся, выдержишь?.. Вечно ты со своими шуточками. Ну ладно, ладно… В общем, жди, скоро будем.
Конечно, не через полчаса, а спустя час с гаком Синицын, Добычин и Донцов, навестив по пути «Пятёрочку» и другие ашаны, нагруженные снедью и «боекомплектом», ввалились в однокомнатную квартирку Ирины. Само собой, Власыч без пререканий согласился оставить машину на ночной парковке, – только Вере в Поворотиху позвонил, – и путь к вожделенному отдохновению был открыт.
Три тарелки, рюмки и столовые приборы уже ждали гостей. Хозяйка мигом сняла плёночную упаковку, расфасовала мясную и рыбную нарезку, салаты, сыры, кружки лимона под коньяк, а сама, скрестив на груди руки, чинно уселась на маленький полудиванчик, обитый бледно-синей тканью-полосушкой.
– Вот это укрывище! – с восторгом воскликнул Добычин, и намекая на питерскую пьянку: – То что надо. Здесь и сейчас – ну в точности как там и тогда.
– У вас, ребята, бутылок больше, чем тарелок. Чую, будут безумства карантина. Что ж, приступайте, а я послухаю.
– Нет, уважаемая, напитков всего два бутыльца, – оправдался Добычин. – Остальное соки, минералка.
– Складно говорит, – поддакнул Донцов. – Во хмелю мы тихие, по задворкам разума не гуляем. По другой части бушуем.
– Да ладно тебе, Власыч, вумного включать, картиниться, – съязвил Синицын и повернулся к Ирине. – У него одно на уме: хлопнуть стакан, песню сгорланить да каблуками сбацать. Учили читать и писать, а выучился он петь да плясать. К тому же приставуч к барышням в хамской форме.
– Танцы-то будут с бубнами? – в тон отозвалась Ирина, и скованность первых минут как рукой сняло. Жора, чтобы вконец расслабить друзей, с чувством произнёс:
– Ирка, она своя!
За неё, за хозяйку дома, и подняли первую рюмку, по поводу чего Ирина пошутила:
– Приятно слышать доброе слово от носителей передовых взглядов.
Добычин сразу вцепился:
– Во как нас величают! Ну я, положим, по этому разряду прохожу, как-никак депутат. А вы кто? Не пойму – дельцы или деятели?
– Люди, меченные временем, – поправил Донцов.
Соскучившись по тесному общению, когда можно не ёрзать, а запросто, без самоцензуры и даже с язвой в подтексте валить в котёл общего трёпа любые «несвоевременные» мысли, утоляя голод на дружескую толкотню словами, мужики сразу ринулись кидаться мнениями и сомнениями.
– Меченные временем, они уже в Европах, если не дальше, – подковырнул Жора. – Как утверждал бывший министр образования Фурсенко, не уехавшие на Запад просто не смогли себя продать.
– Ну-у, полез на стенку! Ты вожжи-то натягивай! – наигранно сердитым тоном урезонил Добычин. – Фурсенко в помощниках президента до сих пор ходит, ему сам чёрт не брат.
– У нас на Урале пошёл звон, будто Путин, чего доброго, и к внутренней политике подберётся.
– Может статься, – авторитетно изрёк Добычин. – Корпоративного юриста Медведева убрал, экономика задышала.
– Другой стиль руководства пошёл! Меня консультировать позвали. С ума сойти! Того и гляди, стратегическое планирование учинят.