Выход за предел

– Что-то сильно Кузя гусарит у нас в кабаке, – удивлялся Слива, – с чего бы это? Лина, может, на тебя запал?

– Не волнуйся, Слива, он на меня даже и не смотрит, – ответила Василина, но галочку в своей голове поставила.

Тогда еще вся богатая биография Кузи была ей неведома, но она уже с каким-то другим интересом наблюдала за ним. И однажды подумала: «Может быть, это он?» И вдруг почувствовала щемящую тоску.

Кузя танцевал со всеми подряд элегантно и красиво, но был очень неразборчив в партнершах. При этом было видно со стороны его полное безразличие к ним. Зато все дамы, к столикам которых он подруливал, просто таяли от счастья и буквально бросались ему в объятия.

«Может, позлить меня хочет?» – думала Василина, потому что после каждого танца Кузя пристально смотрел на нее, будто желая спросить: «Видела?»

Так оно и было на самом деле, только Василина неправильно принимала это на свой счет. Поняла она все гораздо позже. Сезон кончался, и народа стало меньше. Кузя стал приходить все реже и совсем ненадолго. Придет, поздоровается, осмотрится по сторонам, скажет, что сегодня занят, и уйдет. Василину это стало почему-то сильно беспокоить, но вида она не подавала. Как-то раз она сидела в гримерке, ждала своего выхода и крутила дурацкий кубик Рубика, который тогда только появился и был дико популярен у молодежи. Вдруг она почувствовала, что кто-то наблюдает за ней, резко подняла голову и посмотрела в гримерочное зеркало с лампочкой. За ее спиной стоял Кузя.

– Привет, а ты меня напугал, – смущенно сказала Василина.

– Неужто такой страшный? – спросил в ответ Кузя, глядя на кубик Рубика.

– Дай-ка я попробую, – продолжил он и забрал кубик из ее рук. Василина встала со стула и с любопытством и удивлением посмотрела на него и на свой кубик. Через несколько минут Кузя сел на ее стул и проговорил, вертя кубик в руках: «Я тебе цепочку подарил, в сумке посмотри». И, не поднимая головы, продолжил свое занятие. Василина еще более удивленно посмотрела на него, подняла брови и спросила:

– В какой сумке?

– В твоей, – ответил Кузя.

Она не спеша направилась к вешалке, сняла с нее куртку, а потом и свою замшевую югославскую сумку-рюкзак, очень подходившую к ее джинсовой куртке – большую, удобную, стильную и любимую. Поставила сумку на стол, расшнуровала и увидела лежавший сверху на всякой всячине черный бархатный футляр. Василина медленно достала его и открыла.

– Вау! – вырвалось у нее.

Внутри, на красном атласном подкладе, лежала очень красивая золотая цепочка с подвеской-капелькой в форме землянички, вся в мелких сверкающих камушках.

– Круто, – произнесла изумленно Лина, приложила цепочку к груди и радостно посмотрелась в зеркало. Но вдруг замерла, медленно повернулась к Кузе и тихо спросила: «И что я за это должна?» Он поставил собранный кубик Рубика на гримерный столик, встал, подошел, взял из ее рук цепочку и легко надел ее Василине на шею.

– Носить должна и никому не говорить, что я подарил – не люблю. А если спросят, скажешь, что по дешевке с рук купила у какой-то старухи, – ответил Кузя. Начался антракт, и в гримерку-оркестровку, с шумом отворив двери, ввалились музыканты. Все разом замолчали, увидев обалденной красоты цепочку на шее Линки.

– Ништяк, – протянул Гуцул и перевел взгляд на Кузю.

– Штяк-штяк, но я здесь не при делах. Вошел, а она примеряется. Мне, кстати, тоже понравилось, – сказал Кузя, а потом добавил, – пойду в буфет за горючкой, такую красоту обмыть надо.

И ушел. А ребята принялись рассматривать украшение и гадать, сколько же оно может стоить? Слива, стоявший позади, посмотрел на Василину, и она еле заметно кивнула головой. Это событие вдруг перевернуло все вокруг Василины, все ее сознание, все ее мысли и мечты, весь окружающий мир, всю ее шумную, но тихую жизнь. Обмывали обновку весь вечер, но продолжения не последовало. Перед последним отделением Кузя сказал, что завтра рано вставать, и ушел. Но Василину все равно переполняло счастье не из-за дорогого подарка, сделанного ИМ, а от мужского сдержанного поступка. И в ее душе почти не осталось сомнений – это ОН. Слива подвез ее, сияющую, радостную и взволнованную, как обычно, до дома. Она сказала «Пока!» и неожиданно чмокнула его в щеку, выпорхнула из машины и побежала к калитке со своей вечно болтающейся сумкой на плече. Слива посидел еще немного, вздохнул и уехал.

Василина не вбежала, а просто влетела в дом и набросилась с поцелуями на поджидавшую ее Мамашулю, сказала ей, что ужинать не будет, помчалась в свою комнату и закрылась там. Ее разрывало счастье изнутри, ее просто трясло от счастья. Она разделась и легла в постель, но тут же встала и чуть не запрыгала от радости. Потом включила настольную лампу над своим школьным столом, достала из сумки футляр, открыла его и долго любовалась подарком. Потом вдруг решила показать подарок бабушке, но передумала. Потом выключила свет и снова легла, и опять встала и уселась на кровати. Она просто не знала, что ей делать с собой, она не могла ни стоять, ни ходить, ни лежать – она не могла дышать. Ни разу в жизни она не испытывала такой радости, такого полного, неведомого доселе ей счастья.

К утру усталость взяла свое, и Василина задремала. В полусне к ней вроде бы приходила прабабка Катерина из Лондона. Появилась какой-то светлой тенью в комнате и с печальной улыбкой на бледном, размытом лице. – Василинка! – произнесла она. – Ты же знаешь – не все то золото, что блестит. Смотри в суть, не глазами и даже не сердцем, а смотри душой – она дальше видит. Учись ею смотреть, и разглядишь.

Утром Василина открыла веселые глаза и, соскочив с кровати, бросилась к столу, испуганно думая: «А вдруг все это сон?» Но подарок лежал на месте. Схватив его, Василина побежала в ночнушке и тапочках к Мамашуле, но ее дома не было.

Василина оделась, взяла сумку и направилась в больницу к Ларисе Ивановне. Ей просто необходимо было с кем-то поделиться своей радостью. Когда она вбежала в кабинет старшей медсестры, та, оторвав взгляд от журнала, проговорила:

– Что, опять, подруга?!

– Да нет, Лариса Ивановна, мне просто некуда больше с этим пойти, – весело ответила Василина, достала из сумки футляр и рассказала все.

– Поздравляю! – также весело отреагировала Лариса Ивановна. – Поздравляю тебя! Ты влюбилась.

Встала из-за стола, подошла к сейфу, открыла его, что-то достала оттуда и произнесла: «Теперь тебе понадобится вот это!» И она протянула Василине пачку презервативов.

– Спрячь подальше, чтобы бабушку не шокировать, но всегда имей под рукой. Ты же уже знаешь этих музыкантов-раздолбаев. Остальное – говно вопрос.

Василина посмотрела на медсестру с улыбкой и спросила: «Лариса Ивановна, а откуда у вас такая странная присказка?»

– Да в память об Олежеке осталась, комсомольце из Грозного. Веселый такой, кругленький, но щедрый, – ответила Лариса Ивановна, обняла Василину и тихо прошептала, – а теперь вали отсюда со своим счастьем, у меня медобход начинается.

Вечером он не пришел, и на следующий день – тоже. И на третий. И на четвертый. Он появился через неделю. Вошел в гримерку, где сидела Василина, тупо уставившись взглядом в пол, а ребята играли на сцене.

– Привет, – сказал он и, небрежно усевшись на стуле напротив, посмотрел ей в глаза. – Давно не виделись, на соревнованиях был, вальнули мы Россию.

Василина вдруг поразилась тому, как же он был красив! Обычно до конца застегнутая его рубашка голубого цвета, была расстегнута, а обязательный галстук приспущен, двухдневная небритость и ямочка на подбородке говорили о мужестве и длинной дороге. Но, главное, Василина впервые увидела его глаза: они были зеленовато-голубыми, цвета морской волны. Она резко выдохнула, махнула головой и ответила:

– Привет, а я вот жду… выхода на сцену.

– Хочешь шампанского? – спросил он, все так же глядя на нее.

– Очень хочу, – произнесла Василина в ответ.

Кузя встал и направился в буфет, а Лину позвали на сцену. В антракте он принес шампанское с коньяком, а музыканты скромно выставились принесенным из магазина портвешком. Чем и догонялись до конца работы. А когда Слива попрощался с гостями и объявил коду, натанцевавшийся с телками Кузя подошел к эстраде и спросил Лину:

– А ты поешь «Путники в ночи»?

– Да, – ответила она удивленно и посмотрела на него. – Что, спеть надо?

– Да не… А в какой тональности? – спросил он снова.

– В до-мажоре, кажется, – ответила Василина.

– Годится, – сказал он задумчиво и пошел, бросив на ходу: – Позже подойду, дело будет.

– Дело будет, – вспомнила она такие же странные слова Насти-цыганки и улыбнулась. Выйдя из ресторана на улицу со служебного и подойдя к «жучке» Сливы, Василина стала будто бы поджидать руководителя, чтобы ехать домой. На самом деле, она ждала ЕГО – ни жива ни мертва от волнения. Он и появился как из-под земли, и опять напугал ее.

– Я сегодня в гости еду к серьезным людям. Ты домой или со мной? – спросил он тихо, но решительно.

Василина облила его счастьем, льющимся из глаз, и так же тихо и решительно ответила:

– Или… – И через паузу: – Только мне нужно домой заехать, бабушку предупредить, она всегда ждет.

– Не вопрос, я за машиной, – сказал он и ушел.

А Слива пришел и спросил:

– Ты, наверно, сегодня не поедешь со мной, Лина?

– Нет, не поеду, Слива, – ответила она, не в силах сдержать свою радость.