Негоциант

Негоциант
Анатолий Анатольевич Подшивалов

Господин изобретатель #6Попаданец (АСТ)
Попаданец, что-то помня из школьной химии и фармакологии, с которой сталкивался по работе, изобретая и воюя в Абиссинии (видимо, первым из попаданцев), все же добивается успеха, несмотря на всяческое противодействие автора, посылающего ему невзгоды и испытания. Заключительная глава выглядит трагически, но это не окончание книги, а всего лишь очередное испытание, через которое суждено пройти главному герою.

Анатолий Подшивалов

Негоциант

Уважаемые читатели!

Поскольку предлагаемое вашему вниманию произведение относится к жанру «Альтернативной истории» поведение и личностные характеристики реальных исторических личностей являются вымыслом автора и вариантом их поведения в другой реальности, равно как и сходство второстепенных героев с реально существовавшими людьми является случайным, и автор за это ответственности не несет – это же фантастическая художественная литература.

Данное произведение написано от первого лица и представляет собой дневниковые заметки главного героя. С определенного момента повествование будет идти от третьего лица, но привязка ко времени и местности сохранится.

Глава 1. Авиамодельный кружок ЕИВ Михаила Александровича

15 января 1893 г., Петербург

Ну вот, наконец-то можно перевести дух и вспомнить, что творилось в течение этих безумных недель. На Новогоднем балу в Зимнем Маша блистала и ее постоянно приглашали танцевать. Я же стоял вместе со старичками, которые косились на мой странный мундир: не то тайный советник, не то действительный статский, ясно, из новопроизведенных, построить новый мундир не смог, только лишнюю розетку добавил. А собственно, так оно и было, я кинулся к старому портному, но он за два дня сделать ничего не мог, только разве что звездочку-розетку на воротник с шитьем добавил, я договорился о построении нового парадного мундира, но уже только после праздников, на шинель и тужурку, то есть сюртук, достаточно было нашить новые петлицы, что мне портной тут же и сделал, но не пойду же я в сюртуке на бал, это как в трениках на заседание райкома заявиться.

Зимними предновогодними вечерами мы прогуливались с Машей недалеко от дома. Она каждый раз здоровалась с грифонами, смахивая варежкой снег с их морд. Особенно хорошо было на улице после того, как свежевыпавший снежок припорошил грязь и копоть из десятков тысяч труб, которые коптили минимум два раза в сутки, делая снег серым. Дворники убирали улицы, каждый у своего дома, за этим следили городовые и могли оштрафовать хозяина. Грязный снег с навозом – извозчики не так стеснялись, как летом, хотя штрафы за нагадившую в центре лошадку никто не отменял, сбрасывали прямо в канал. Ефремыч следил за работой дворника Василия, и у нас претензий от полиции не было, да и Вася оказался добросовестным мужиком, чистил снег во дворе везде, где доставала его лопата.

Жалованьем прислугу я не обижал, каждый получал приличную зарплату, да и, приехав после Рождества в Питер, попросил Ефремыча всех собрать и вручил конверты с премией – всем по 50 рублей, а Ефремычу и Хакиму по сотне (напомню, что в месяц приходящая прислуга получала в Питере 5–7 рублей, а живущая на хозяйских харчах – и того меньше). Ефремыч вел хозяйство, все записывал и отчитывался мне, я вручал ему несколько тысяч вперед, и пока этого хватало на квартал. Отдельно я выделил своему дворецкому денег на обновки и теперь он выглядел очень солидно, Хакиму купил серебряные газыри к черкеске (их у него было две – парадная и повседневная) и серебряный наборный пояс для кинжала.

Пригласил своего телохранителя выбрать себе оружие из оставшихся эфиопских подарков, раз царь разрешил мне их забрать себе. Хаким долго выбирал и остановился не на самом красивом кинжале (который я собирался ему подарить, но раздумал и решил – пусть воин сам выберет себе оружие), а на более простом, правда, тоже в серебре, но лезвие, как объяснил мой телохранитель, у него было из старого булата, таких теперь днем с огнем не сыщешь. Еще бывший ассасин выбрал себе две шашки дамасской стали: одна с травленым изречением из Корана на лезвии, другая попроще. Потом я увидел, как он ловко с ними обращается, с двумя сразу, когда вращающиеся со свистящим звуком клинки сливаются почти что в круг.

С холодным оружием к такому бойцу вообще подойти нельзя, причем Хаким, похоже, мог вращать клинки сколь угодно долго, а потом нанести неожиданный удар, сначала одним, а потом другим, часто с поворотом, как бы уклоняясь от удара противника. По утрам на заднем дворе мы теперь вместе делали зарядку – он по своей системе, я – по своей, украдкой наблюдая друг за другом, что это сосед там творит. Конечно, в этом чаще был замечен я – мне было просто интересна работа телохранителя с холодным оружием – это что-то такое, что передается из глубины веков и я даже не пытался просить научить меня «приемчикам». Единственное, в чем я мог посоревноваться с Хакимом – в стрельбе из пистолета, но после первых же стрельб к нам пожаловал городовой и объяснил, что соседи пожаловались на стрельбу, тогда мы (вернее – Хаким) оборудовали тир в подвале.

Подвал, как и обещали, вычистили и побелили, но, чтобы не было рикошетов, пришлось один угол заложить мешками с песком и по бокам метров на пять сделать то же самое, тогда можно было пришпиливать мишени на деревянную стенку впереди мешков и палить в свое удовольствие. Хаким привык к «смит-вессону» и попросил купить ему это оружие, я дал ему пострелять из нагана, но бывший ассасин все же остановился на более тяжелом револьвере. Тогда мы поехали в оружейный магазин, и я купил на свое имя «смит-вессон» армейского образца с кобурой и патронами и вручил его Хакиму.

Маша, похоже, пожалела о том, что подарила диадему Ксении, великой княжне царственные родители купят у Фаберже и не задумаются, я же отписал мастеру Исааку, что в счет денег за шелк пусть изготовит примерно такую же диадему, но без рубинов, лучше с сапфирами и, если совсем повезет, с мадагаскарскими звездчатыми (их еще не скоро начнут искусственно выращивать, а рубины – вот-вот и появятся). Потом еще нарисовал колье из бриллиантов, увидел на новогоднем бале на ком-то из жен великих князей красивое украшение, вот нечто подобное пусть и сделает для Маши, в Африку за драгоценностями я Хакима пошлю. А пока диадемами и колье при достаточно ярком электрическом освещении в Николаевском зале Зимнего дворца пусть блистают другие дамы. Маша все равно их красивее – молодость никакие бриллианты не заменят. Говорят, что, когда свечи в Николаевском зале заменили на электролампы, многие аристократические дамы были недовольны, в полумраке свечей их морщины были менее заметны, даже под слоем грима и пудры.

Кстати, про Хакима и Машу: особенно теплой встречи у Маши с бывшим ее телохранителем как-то не произошло, Хаким склонился в низком, до земли поклоне (мне он так никогда не кланялся), а Маша лишь слегка кивнула с надменным видом. Все же в Эфиопии сословная пропасть между господами и слугами еще глубже, нежели в Российской империи. Я потом ее спросил, почему она так с Аглаей не поступает или с Ефремычем. Маша ответила, что Аглая – не служанка, а компаньонка, она получает жалованье дорогими подарками, Ефремыч – мой дворецкий и доверенное лицо, у эфиопских расов это обычно дворяне и не всегда – мелкие баляге. Вот к остальным слугам, кухарке, горничной, дворнику Маша относилась надменно, и они принимали это как должное. Поэтому в Москве Рождество они встречали вдвоем с Аглаей, а слуги сидели на кухне и веселились, и я бы пошел к ним. Видимо, я все же воспитан по-другому, князь я фуфловый и никогда настоящим не буду, Маша – другое дело, хоть и эфиопская, а аристократка еще та.

Она мне тут на днях выговорила (хорошо хоть наедине), что я очень уж запанибрата с Хакимом, я ответил, что это в Африке он был Хакимом, а в России – Христофор, на что она мне напомнила, что он вообще-то – кровавый убийца, и неизвестно, что еще от него ждать, а ты (то есть я) его обласкал и приблизил. И это о чем? А очень просто: во-первых, Маша отказалась быть посаженой матерью на свадьбе Малаши и Хакима (я-то все равно буду посаженым отцом, я же обещал), во-вторых, мне надоело каждый раз искать извозчика и я купил экипаж, подрессоренный, с закрывающимся кожаным верхом и меховым медвежьим пологом, а также с моими княжескими гербами на черных лакированных дверцах. К экипажу были прикуплены пара лошадок каурой масти, которыми вызвался править Хаким (все-таки я его звал так, как-то привычнее, да и телохранитель мой пользовался христианским именем, похоже, только в разговорах с Малашей).

Хакиму была куплена черная бурка (чтобы не мерз зимой, сидя на козлах) и такая же папаха, новая черкеска и алый бешмет, благодаря чему со своей черной бородой он смотрелся абрек-абреком и пугал питерских обывателей одним своим видом. Борода у Хакима росла хорошо, несмотря на то что кожа для новых щек была взята с верхней части груди[1 - «Шагающий лоскут» – сначала срезается одной частью с груди и приживляется на нижнюю часть щеки. Для этого пациент месяца три ходит с наклоненной к плечу головой, потом второй конец с груди отсекается (а первый уже прирос на месте) и приживляется, куда надо.] (а там тоже волос будь здоров), вот он и зарос смешанной растительностью, начиная от густых усов до окладистой бороды, при этом шрамов внизу видно не было. И вот такому живописному жениху я на целый день отдал коляску, чтобы молодые съездили в деревню за благословением Малашиных родителей, а моя жена с Аглаей в этот день «намылились» тратить денежки по магазинам, и вот не тут-то было – коляски нет, а на извозчике мы не поедем… Малаша пока живет вместе с горничной в одной комнате, но после свадьбы переедет к Хакиму, хотя, подозреваю, что она к нему туда и так бегает давно. Она убирает в комнатах, но вот как-то Маша заявила, что Малаша плохо справляется со своими обязанностями и ее надо уволить. Выяснилось, что Маша сделала такое заявление с подачи Аглаи, я ей как-то выговорил за то, что у нее в светелке грязно и беспорядок, мол, могла бы и сама подмести пыль. А Аглая решила вину за собственную грязь свалить на Маланью, но сделала это через Машу, вообразив, что Маша имеет на меня сильное влияние, как аристократка на бывшего купца. И вот опять – нате вам, на извозчике мы не поедем, в посаженые матери не пойдем, нам зазорно, просто интриги мадридского двора…

Я не стал выслушивать нотации, этого еще не хватало, и ушел в Зимний, благо был приглашен приходить когда заблагорассудится и мастерить с Мишкиным авиамодель. Планер мы уже сделали и запустили – он довольно неплохо летал, пока Мишкин не пустил его с крутым набором высоты, подъемной силы не хватило и аппарат грохнулся, сломав центральную рейку. Но это все были ягодки, цветочки наступили позже, когда прикрутили резиномотор. Модель с первой попытки спикировала в пол и разломилась пополам в районе центроплана, разбросав по сторонам крылья. Пришлось идти в дворцовую мебельную мастерскую. Там нам подправили воздушный винт, вернее сточили лишнее – он был слишком перетяжелен и изгиб винта слабо выражен. После доработки винт стал похож на настоящий пропеллер первых аэропланов – краснодеревщик его даже отшлифовал. А вот центральную балку сделали понадежнее и крепление крыльев изменили. Я объяснил Мишкину про подъемную силу и кривизну крыла, из-за чего эта сила и возникает. После еще пары неудачных попыток, впрочем, не закончившись столь катастрофическими, как первая, наша модель пролетела законные тридцать метров.

На следующие полеты пришли глянуть царственные родители. Я исполнял обязанности авиамеханика, крутя закрутку резиномотора, потом держал винт, а Мишкин кричал: «От винта!», я отпускал винт, и прямо с его руки модель взмывала в воздух. Восторгам не было предела, но через некоторое время Мишкин заявил, что самолет – это хорошо («А олени – лучше», – подумал я), но ведь я обещал ему воздушный корабль. Пришлось строить корабль, я сказал Мишкину, что сначала надо организовать конструкторское бюро. Нарисовали сигарообразный корпус, в нем – три баллонета с водородом (хорошо бы с гелием, но где его возьмёшь). Впрочем, с точки зрения безопасности приземление дирижабля на открытый огонь исключено – свечей в Зимнем уже несколько лет нет. Воздушный винт сделаем побольше и разместим впереди, а резиномотор пройдет вдоль корпуса и будет спрятан под обшивкой.

Император с интересом наблюдал за работой нашего КБ и разрешил пользоваться услугами дворцовой мастерской в полном объеме. Поэтому, составив техническое задание и чертежи, мы с Мишкиным отправились на экспериментальный завод – так теперь назывался дядя Вася, который делал сигарообразный аппарат. Надо сказать, что мастер Василий так увлекся идеей воздушного корабля, что даже приволок откуда-то моток каучуковой «лапши», из которой получился неплохой резиномотор. Баллонеты заправили у продавцов воздушных шаров (собственно, баллонеты и были такими воздушными шарами).

Внизу сигарообразного корпуса закрепили грузы, уравновесив подъемную силу аппарата, так что он просто висел в комнате на высоте полутора метров. Грузы сделали в виде как бы перевернутых надстроек и башен корабля с орудиями, а впереди поставили капитанскую рубку. Наконец слегка завели резиномотор и, привязав крепкий шнур, пустили корабль в свободное плавание. Мишкин с гордостью водил на шнуре свой «летучий крейсер». За эти занятием нас и застал император. Я объяснил ему суть воздушного корабля и как он сделан.

– Скажи, купец, это тоже из твоих снов? Ведь это грозное оружие, как представлю армаду таких кораблей над Петербургом, страшно становится.

– Государь, как ни странно, но гораздо более грозным оружием, которое убьёт таких воздушных монстров, будут самолеты, модель которого ты видел. Конечно, в действие их будут приводить не каучуковые нитки, а бензиновые моторы, а на крыльях стоять пулеметы, они просто продырявят и взорвут воздушных гигантов, превосходя их в скорости и маневренности.

– А сейчас можно построить такой корабль или самолет?

– Нет, государь, таких моторов еще нет, но скоро они появятся, точнее уже появились, но пока они – беспомощные младенцы, но скоро, очень скоро, они наберутся сил, и надо быть готовым к этому. Хорошо, если Россия поймет это первой из великих держав.

Мишкину надоело носиться по огромному залу, и он подбежал к нам, таща за собой дирижабль с остановившимся винтом, как пойманную рыбу. «Папа, – закричал он уже издалека, – князь Александр научил меня строить воздушные корабли! Скоро у нас будет свой воздушный флот, и я стану его первым адмиралом!»

Пришлось объяснить, что все не так просто, на резиновом двигателе большой корабль не полетит, значит, нужен мощный и легкий мотор, который будет работать на жидком топливе. Но это как-то Мишкина не вдохновило. Тогда зашел с другой стороны.

– Слушай, Михаил, вот сейчас ты пойдешь заниматься с преподавателями. Спроси у учителя физики, как рассчитать, сколько нужно водорода, чтобы поднять десять тонн груза, и какой они занимают объем – тогда ты поймешь размер самого маленького воздушного корабля, который понесет свой вес, вес экипажа, оружия и боеприпасов. Или если это гражданский лайнер, сколько пассажиров с багажом он возьмет, если вес его собственной конструкции, моторов и топлива будет занимать от половины до двух третей от требуемого.

– Потом спроси у преподавателя химии, как получить водород для гражданского лайнера и сколько это стоит. Вот тогда ты будешь знать, во что тебе обойдется флот из десяти кораблей. А потом расскажешь об этом мне, когда я приду в следующий раз.

Мишкин ускакал на занятия, а император сказал, что он вроде бы увлекся решением этой задачи, и попросил заходить меня к великому князю, надо же поддерживать этот интерес.

– Заходи с женой, она может с Ксенией пообщаться и пошушукаться и с Олей поиграть.

Потом я сказал, что вместе с профессором Ивановым собираюсь к Георгию, а потом, возможно, придется съездить за границу, в Германию.

– А туда тебя нелегкая понесет, вон, дружок твой Агеев без руки вернулся, говорят, что это ты его на немецкого полковника поменял.

– Да, было такое дело, государь. Только вот затеял я тяжбу с немецкой компанией, что переманила у меня ведущего химика, а он открыл синтетический хинин.

– А это что за зверь? А тебе обидно, что он не у тебя его сделал?

– Государь, не то что обидно, хотя и это тоже, дело в том, что у него был со мной письменный договор, что он пять лет после работы у меня не имеет права работать на заграничную компанию, чтобы секреты за рубеж не утекали. Так вот, химик этот не уволился и не попросил даже его отпустить, а просто самовольно покинул Россию – немцы его сманили. А хинин немцам нужен, чтобы воевать и жить в Африке, иначе их там малярия будет косить. Да и не только немцам он нужен – малярия везде есть и в России тоже. Так что я оценил убытки в полмиллиона марок и требую патент передать мне.

– Ну, купец, ты и крутенек, да кто же его тебе отдаст, патент этот?

– Дело в том, что химик не уволился, а значит, работает до сих пор у меня, а по договору, все, что он сделает, работая у меня, принадлежит мне, я ему только шесть тысяч премии выплачиваю за патент…

– Ну ладно, удачи тебе, будешь рассказывать, как ты немцев прищучивать будешь.

После того разговора не прошло и пары дней, как я получил ответ от Шмидта. Юрист писал, что подавать иск придется в России, так как Вознесенский – русский подданный и ущерб он причинил русскому подданному. Ответил: «А как же тогда иск к Фарбениндустри, ведь убытки я понес от нее, и она сманила у меня работника». После этого ответа Шмидта (деньги за дело Виккерса я ему отправил полностью, а он, собака, даже не поблагодарил, только подтвердил получение) у меня сложилось впечатление, что доктор Гельмут не хочет портить отношения с немецкой единокровной компанией, мол, пусть русские сами выскребаются из своей грязи. Я ему написал, что в таком случае его гонорар уменьшается на величину гонорара русского юриста и судебные издержки, что я понесу в России, по-моему это справедливо, а так что, смотреть, как немец-перец палец о палец не ударил, а его клиент сам все делает.

Пришлось нанять юриста по ведению гражданских коммерческих дел со знанием международного права. Он меня тут же предупредил, что дело сложное, и он не гарантирует положительного исхода: если Петю еще можно засудить, что ему будет лучше вообще на родину не возвращаться, то выбить деньги с иностранной компании – дело глухое. Тем не менее иск в Коммерческий суд, рассматривающий жалобы и тяжбы фабрикантов и купцов, я подал.

С такими мыслями я собрался и поехал на вокзал, по дороге на пару дней заеду в Москву.

19 января 1893 г. Купавна

Подъехав к поселку, заметил, что начали рыть котлованы под фундаменты для большого цеха по производству лекарств и для корпуса поменьше – лабораторного. Они располагались недалеко от здания управления, куда я и зашел первым делом. Переговорил с управляющим по поводу финансов и спроса. Как и ожидалось, спрос на лекарства вышел на плато, на СЦ слегка снизился, зато вырос на ацетилсалицилку – сезон, и доктора распробовали, назначают. Поблагодарил за оперативную отправку шелка в Африку, распорядился, чтобы того, кто внес наибольший вклад в оперативную отправку, назначили начальником отдела сбыта и работы с клиентами – с него теперь и спрос будет.

Встретился с патентным поверенным, сказал ему, чтобы он внес в реестр полученные российские привилегии на перо непрерывного письма, гусеничную самоходную строительную машину – трактор и автоматическое ружье оригинальной конструкции с перезарядкой пороховыми газами. Дал ему снять копии с привилегий и заверить у нотариуса, сказав, что потом их заберу. Поинтересовался, как идут дела с подачей заявок на эти патенты за рубежом. Оказалось, что Франция одобрила все три заявки, и тамошний поверенный, нанятый по контракту, приступил к оформлению патентов, остальные страны пока молчат. Понятно, видимо, все же царь дал указание посольским протолкнуть изобретения, а, поскольку Франция сейчас особо заинтересована в расположении к ней Российской империи, то французы чинить препятствий не стали и быстро все провернули. Посмотрим теперь, как быстро оформят сами патенты.

Разобравшись с патентами, встретился с новоиспеченным начальником лаборатории Николаем Перепелицей. Работа в лаборатории кипела, без дела никто не сидел, и это мне понравилось. Николай сообщил, что нанял еще восемь химиков и шесть лаборантов, четверо взяты на испытательный срок. Пока строится здесь еще один чисто лабораторный корпус, часть людей сидит в красильном цеху, тем более там рабочих немного, почти все перепрофилированы на производство лекарств, уволили только самых бестолковых.

Поздравил его с новым назначением и премией в размере двух тысяч рублей за разработку пишущей пасты и сказал, что мы срочно налаживаем производство перьев непрерывного письма. Спросил, есть ли какие задумки по лекарствам, оказалось, что лаборатория продолжает поиск сульфаниламидных соединений, но надо испытывать их на животных, в штате есть один химик-биолог, он говорит, что нужно ставить опыты на мышах, так мы сразу будем отсекать потенциально токсичные продукты для человека. Составили заявку на штаты и оборудование для биолого-токсикологической лаборатории, я подписал ее и попросил Николая самостоятельно дать ей ход у Парамонова, если будут возражения (а я думаю, их не будет, Мефодий – человек умный), то разрешаю обратиться сразу ко мне напрямую и вообще, если что-то будет новое и перспективное, сразу докладывать мне.