– Вот именно! Считал, информация – удел середнячков. В ТАССе понял, как труден этот жанр. Требует большего мастерства, поворотливости. О визите во Францию я написал в «Тассовце» «Шесть дней и пять ночей». Прочтёте. Опозданий нам не простит не только газета, но и сама история. Отправной точкой для романа служит живое свидетельство очевидца – информация. Она должна быть в оправе. Без оправы она не будет сверкать, как не заблестит и драгоценный камень. От нашей заметки идёт отсчёт истории современности.
Первые шаги в ТАССе я сделал в Минске. Сопровождал Брежнева. Со мной тогда были мои первые учителя Герасимов и Лукьянов.
Заранее надо познакомиться с местом, куда едешь. Заготовка сначала в голове, потом на бумаге – основа нашей работы. Информация должна давать оправу, где что и за чем происходит, хотя бы та же церемония.
В Болгарии во время десятого съезда Ильичу оставалось возложить венки «Борцам за свободу». Журналисты кинулись к памятнику. А Ильича нет. Ждут, ждут… Нет.
Власти размагнитились и разошлись.
А Ильич передумал. Хорошая погода. Шепнул близким:
– Пойдём по магазинам!
Это вроде бабский заскок.
Я и брежневский фотограф Владимир Мусаэльян вцепились в знакомые спины телохранителей:
– Братцы! Не покиньте!
Ехали по городу. Зашли в гастроном, потом в универмаг.
В универмаге комитет комсомола срочно собрал бюро, выделил три самых красивых девушек. Когда Ильич осмотрел универмаг, его пригласили в отдельную комнату и те девушки вручили ему подарки. У Ильича есть два товарища, которые ведают подарками.
Нежданные встречи, приветствия.
На ступеньках в универмаге Мусаэльян стал снимать. Пятился, пятился – а он длинный – и упал со ступенек.
Подошёл Ильич, помог подняться и спросил:
– Не разбился, Володя?
– Нет.
– Ты аппаратуру не разбил?
– Цела.
А снимал Владимир, когда Ильич разговаривал с женщиной с двумя маленькими детьми.
У сопровождающего Ильича были на всякий случай плитки шоколада с великолепными видами Кремля. Ильич дал ребятишкам по плитке. То-то радости!
Вечерело. В парке заработали под штраусовские мелодии фонтаны с подсветкой. Идём к памятнику. Надо возлагать цветы. Цветов нет. Организаторы-то возложения разошлись.
Болгары находчивые. Нарвали цветов прямо с клумбы и отдали Ильичу. И возложение прошло как положено.
В Болгарии встречали хорошо. Цветы, цветы, цветы.
Были встречи в Венгрии, в Германии.
Ильич любит охотничьи магазины. Были в одном таком магазине в Берлине.
Каково наше журналистское положение? Идёшь сзади и на ходу пишешь. Как согласовать?
Раньше про каждый чих писали. Теперь строже. Без сюсюканья, безо всяких подробностей.
Мы не писали, но Ильич в Берлине ходил по магазинам, интересовался ценами на хлеб, на промышленные товары. Трудно нам уловить ту грань между золотой серединкой протокола и размазыванием.
Париж. Орли. Народу поменьше, чем в Софии и Белграде. Я впервые увидел лозунг «Мы помним Сталинград!». Чистая публика Елисейских полей спокойна, элегантна.
Когда возвращались в Орли, было такое. По обочинам молодёжь радостно приветствовала гостей. А другая часть молодёжи стала бросать в наши едущие машины листовки. Завязалась драка. Древками парни били «листовщиков». «Листовщики» бегом на проезжую часть. А полиция не разбирается, кто прав, кто виноват. Виноват тот, кто нарушает. Хватали тех и тех и бросали назад, к забору.
А французский высший свет – это кино! В театре все в смокингах, старушенции с лорнетами, декольте невероятных размеров. Вблизи посмотрел, как выглядят французские актриски.
То и дело приходилось бегать к телефону. Всё уточняешь, кто есть, кого нет… Каждую минуту – какая-то неожиданность. Соображай, как выкрутиться из положения.
Едем на Мари-Роз, где жил Ленин. Что будет там? Кто встретит? Оказывается, встречало всё политбюро ФКП. А я никого не знаю в лицо. Я назвал всех присутствующих членов политбюро, а Красиков, наш корреспондент в Париже, потом уточнил в «Юманите». Я ездил за Ильичом, писал, надиктовывал текст Красикову. А уже он передавал в Москву.
Вам интересно…
Квартиру, где жил Ленин, купила компартия. Но квартира до тех пор будет собственностью партии, пока кто-то в ней живёт. Жила молодая коммунистка. Вышла замуж, съехала к мужу. Ищут, кого тут поселить.
– Я бы поехала! – пустила бойкий голосок Зина Хромова из соседней редакции. Зина недавно получила квартиру в Мытищах. – Если бы чуток раньше знать…
Марсель был в туманной дымке. Марсельцы пели «Марсельезу» и «Интернационал».
Едем по городу. Мне говорят:
– Подыми один глаз. Замок Монте-Карло!
– Некогда! Не видишь? Речь на коленке пишу.
По Франции, как и везде, ездили, вцепившись в спины охранников.
Владимир Николаевич читает записки. Отвечает.
– Вот тут анонимный вопрос: «Коля! Ну а как всё-таки француженки? Хороши?»
– Не видел.
Оказывается, Калистратов не был на занятии. Но спесиво так спрашивает:
– Ну и что он тут нёс? Знаю, ничего нового. Может, приходил приврать? На людях легче сочиняется-вспоминается.
17 ноября
Тассовские зюгзаги
Три года прошлёпал я в ТАССе, в центральном аппарате, редактором союзной промышленно-экономической редакции под руководством отставного подполковника Александра Ивановича Медведева, твёрдо считавшего, что тассовцу вполне достаточно для высокопрофессиональной работы всего восьмисот слов.