Володя интересуется:
– Александр Иванович! Как дела с психдиспансером?
Медведев на срыве:
– Это ж идиотизм высшей марки! Такое может быть только у нас!
Тамара, жена Медведева, оказавшаяся в комнате, снисходительно улыбается:
– Слова-то какие! Всё иносранные!
Медведев знай распаляется:
– И-искал, и-искал этот диспансер! За четыре часа еле нашёл! Очередь к врачу – двадцать человек! В час – одного! Завтра с утра пойду.
Володя сочувственно кивает головой:
– Да, Александр Иванович! В щепетильную ситуацию вас затёрло. Артёмову, когда он ездил в ГДР, просто списали с карточки, что не псих. И не бегал к врачу.
– Мою карточку не нашли.
– У вас же отличная характеристика РК КПСС, что вы нормальный, не пьяница. А если врачи дадут обратное заключение?
Звонят с выпуска А, спрашивают, есть ли события на завтра.[95 - С выпуска вечером обзванивают все редакции и спрашивают о событиях на завтра. На следующее утро во все газеты страны уходит проспект, в котором даётся перечень событий на текущий день.]
Медведев сердито отрубил:
– Нет ничего. Не хотим вас загружать.
Поговорил Медведев с выпуском – звонит череповецкий корреспондент Тихомиров:
– Пускаете домну? – переспрашивает Медведев. – Хоррошо! Давайте в приподнятом настроении. Говорите, будет митинг? Это повод. Чтоб мы не были голыми фиксаторами факта, назвать фамилии задувщиков печи. Напишите как-то понеобычней. А то корреспонденты не очень-то думают. Благовещенская заметка похожа на читинскую. Штамп, тупость, глупость в информациях.
Заглянул Ахметов. Вчера он написал для Медведева заметку. Дали многие газеты. Ахметов сияет:
– Александр Иванович! Всё пашете!?
– Да, мы вечно пашем. Это у вас одни симпозиумы.
Как всегда, ровно в четыре пятнадцать жена принесла Медведеву яблоко, завернутое в газету. Положила в верхний ящичек стола.
Ровно в восемнадцать ноль-ноль Медведев начинает есть яблоко. Его хруп служит сигналом, что трудовой день окончен. В рабочее время он не может есть яблоко и одновременно читать поступающую информацию. Он должен sosредоточить всё внимание исключительно на информации и ни в коем случае не переключать его на яблоко. Он же председатель народного контроля по сектору «Как используем рабочее время?»
Сегодня я вёл книгу записей информации, полученной редакцией. Пришло 25 заметок. Семнадцать забраковали. Брак я несу в секретариат, кладу в папку «Текущий отсев».
Подобьём игого. За день восемь лбов выдали лишь восемь заметок. По штуке на нос. Не густо-с. Да если ещё учесть, что писали эти заметки на местах не любители, а профессиональные журналюги, становится совсем не по себе. В безделье протираем трусики и штанишки.
Вот какой компот выскакивает.
Под медведевское хрумканье с чувством свято исполненного долга я тоскливо собираю свои тряпочки и в обрат, домой.
По пути взял хлеба, сметаны и на электричку.
На платформе столпотворение.
Идёт посадка.
К какому вагону ни подлечу – не вжаться даже бочком.
Добежал до первого вагона – не войти.
Бабка канючит с платформы:
– Детки… Вы ж пожмитесь… Молодые…
Хмельной мужик:
– Граждане! Подвиньтесь на полчеловечка. Пускай милиционер войдёт.
Створки сохлопнулись. Из щели между ними торчит рука милицейская и пол-лычки.
Двери открылись. К первому вагону снова вальнулась толпа. Волосатый мужик просит машинисточку:
– Пусти к себе, любушка ах и голубушка ух!
– Пусти одного… Всё стадо тут будет!
Поезд тихонько трогается.
Одной рукой я держусь за поручень. Вежливо бегу рядом.
Мне кричат:
– Брось, шальной!
Машинистка ловит меня за полу пальто – одной ногой я стою уже на её территории.
– Ну вот, – улыбается она. – Входи, входи, бледненький. Это из-за тебя пришлось второй раз открывать двери?
– Из-за лычки.
Она внимательно посмотрела на платформу и впустила меня из своей кабины в головной вагон.
В Бусинове мело.
Было холодно. Я бежал. Ветер подхалимно поталкивал меня в спину.
На заледенелой горке я поплыл. И тут же боком поплыл на меня грузовик. Колёса не крутятся, а махина надвигается на меня. Я прыгнул в канаву. Еле уцелел.