Сатира. Юмор (сборник)

Председатель колхоза сказал Косте:

– Судить бы тебя, паразита. Но поскольку ты последнее гнездо самогонное истребил, простим.

Начал Костя работать на ферме. Ничего, освоился. Водки в рот не берет. Только почует запах, сразу слышится взрыв и сиреневая щека начинает дергаться. Врачи говорят, что такие симптомы могут остаться на всю жизнь.

Бестолковый сын

– Откуда взялись люди? – спросил Сашко.

С высоты кандидатской эрудиции я злорадно подумал о своих предках. Забавно, что бы они ответили крохе! Сказка о том, как Бог слепил Адама из глины, их не спасла б. Разве что заинтересовала б детализация относительно качества глины, гончарных задатков Бога и нескольких технологических подробностей. О том, что из одного-единственного Адамова ребра вышла целая Ева, лучше и не заикаться. Вряд ли ребенок поймет.

– Сашко, – сказал я, – сначала люди были обезьянами, а потом стали людьми….

Заинтриговав таким заявлением свою аудиторию и почувствовав, что между мной и моей аудиторией натягиваются крепкие нити контакта, я бросился рассказывать о том, как обезьянам надоело сидеть на деревьях и как постепенно из моды начали выходить хвосты. Потом я провел тонкую анатомическую параллель между гомо сапиенс, с одной стороны, и орангутангом, гиббоном, шимпанзе, гориллою, с другой, не забыв при этом напомнить о признаках, которые отличают «гомо сапиенс» от вышепоименованных человекоподобных мартышек.

Можно было переходить к карантропам и зиньян-тропам. Они уже не обезьяны, но еще и не люди. Тут я было не оскандалился, запамятовав австралопитека трансваальского, но вовремя спохватился и перекинул изящный мостик от него к питекантропу.

Пришлось сделать небольшую преамбулу про геологические эпохи. Я вижу, у моей аудитории затухает интерес к теории происхождения человека, и про синантропа и гейдельбергскую челюсть докладываю сжато, конспективно. Но, перебрасывая очередной мостик от питекантропов и синантропов к неандертальцам, я не мог не остановиться на эпохе раннего палеолита, и у моей аудитории начали слипаться глаза. Про юного неандертальца из пещеры Тешик-Таш Сашко выслушал с интересом и спросил, сколько ему было лет.

– Много-много тысяч лет, – ответил я.

– Разве бывают такие старые мальчики? – послышался новый вопрос, и я понял, что пора закругляться, если хочу рассказать еще кое-что. Про порочную теорию пресапиенсов, вызванную находкой так называемого есантропа Дауюка, Сашко выслушал без особого энтузиазма. Кое-что пришлось скомкать и перейти к кроманьонцам.

О кроманьонцы – славные парни! Я всегда им симпатизировал и намеревался вызвать симпатию к ним и у своей аудитории. Солидный рост, крепкое телосложение, приятные черты лица, находчивость, умение рисовать на скалах носорогов и оставлять пропасть черепков для археологов – все это вместе взятое хоть у кого вызовет симпатию. А череп, а кубатура черепа! Что б там ни твердили, а у кроманьонцев уже была голова на плечах. Рассказав о кроманьонцах и сделав ударение на том, что между ними и современными людьми почти нет никакой разницы, спросил у своей аудитории, все ли ей ясно.

– Понятно! – радостно ответил Сашко. – Я понимаю, почему сажают в клетку. Людей становится все больше и больше, потому что они беременеют от обезьян, а обезьян – все меньше и меньше – им не от кого тяжелеть. А чтоб последние не превратились в людей, их оберегают, сажают в клетки…

Ну вы слыхали! Я в его годы гораздо сообразительнее был. Полуторачасовая лекция в одно ухо влетела, из другого вылетела, а эффекта никакого!

Гость

Курочку не назовешь лодырем. Никто не скажет, что Данила Курочка спит до полудня. Данила Курочка еще до восхода солнца выходит на свой огород и стоит там столбом, опершись на лопату и вперив глаза перед собой в землю. Так стоит он до тех пор, пока не выйдет из дому Федора, жена. Она спешит в звено.

– Данила! Ты что, заснул? Иди завтракать, на работу опоздаешь!

Данила грозит ей пальцем и делает знаки, чтоб тише говорила. Федора не понимает, сердится:

– Чем столбом стоять, лучше б ворота починил. Смотри – перекосились, от людей стыдно!

Данила злится. Он подходит к Федоре и начинает читать мораль, как он любит говорить:

– Ворота, ворота! Не в воротах дело! Ты понимаешь, я все-таки выследил крота.

– Какого крота?

– Нашего. На нашем же огороде, того, что картошку подрывает. Я за ним, паскудником, вторую недели увиваюсь!

– И на работу опаздываешь…

– Да отстань ты со своей работой. Работа не волк, а тут, понимаешь, крот. Я, говорю, вторую неделю за ним наблюдаю и сегодня подглядел, когда он из норы выглядывает. Знаешь, когда?

– Отвяжись ты со своим кротом! Ешь быстрей да идем.

– Выглядывает он ровно в пять часов двадцать минут. Если б ты не гаркнула, я б ему лопатою голову счесал. Как часы.

Федора уходит на работу, а Данила еще долго стоит над кротом и качает головой:

– Не выходит, зараза. И дернула ее нелегкая во всю глотку заорать.

Солнышко уже высоко-высоко взбежало. По всему видно, крот не намерен высовываться, и Данила начинает собираться на работу.

Лодырем Данилу не назовешь, на работу он ходит каждый день.

Вот идет, идет Данила по улице и подходит к сельмагу.

Возле сельмага машина, ящики сгружают. Ну, как не подойти и не расспросить, что привезли?

– Добрый день!

– Добрый день. Жена в магазин послала? Самой, гляди, некогда, на свекле?

– Не-е… Это я так. Покупать мне нечего. Пришел, как бы его сказать, в гости.

– А-а-а.

И стоит Данила в сельмаге минут сорок, и молча рассматривает пузырек одеколона «Кармен», и думает Данила, из чего «Кармен» делается.

Потом Данила заходит в кузницу.

– Добрый день!

– Добрый день. Бригадир прислал? Скажи ему…

– Не-е, я так… Пришел, как бы его, в гости…

И стоит Данила минут сорок в кузнице, и смотрит сосредоточенно, как железо в горне сначала розовеет, потом синеет, а потом вроде белеет, и мучительно думает Данила, отчего все это так, а не наоборот с железом происходит. Данила глубоко вздыхает и уходит.

Сами ноги заносят его на ферму. Девчата корм в кормозапарники закладывают.

– Добрый день!

– Добрый день. Ты б, Данила, помог нам, что ли? Чего без дела стоять?

– Не-е, мне некогда, я на работу иду. К вам я так зашел, в гости. По пути.

– А-а-а… Ты у нас занятый.

И стоит Данила минут сорок, и смотрит молча на кормозапарники, и думает Данила, нельзя ли переделать Федорины чугунки по принципу кормозапарников. Вот только времени свободного никогда у Данилы нет. Стоит Данила, думает, а потом все-таки идет на работу.