Во мне всё поёт!
Для скоростного охмурения запускаю в боевую разведку вступительный стишок.[94 - Автор А. Лёвшин.]
– Я бы хотел подарить тебе небо
С блеском мерцающих Звёзд!
Воздух с пушистыми хлопьями снега,
С вихрем счастливых Грёз!
Я бы хотел подарить тебе Землю
С лаской любящих рук!
Птичье весёлое звонкое пенье
И солнца сияющий круг!
Я бы хотел подарить тебе радость
И беззаботный смех!
Юных мечтаний прекрасную сладость,
Жизни твоей успех!
Я бы построил из молнии стены,
Заставив замолкнуть гром!
Сделал бы крышу из облачной пены
И ввёл бы тебя в этот дом!
Будь же хозяйкою дома, что миром
Люди повсюду зовут!
Будь для кого-то мечтой иль кумиром.
Только, пожалуйста, будь!
– Лихо наверчено! – хлопнула она меня по плечу. – Ох эти писарчуки-коробейники! Всё раздаривают налево и направо. Только хотела б я увидеть что-нибудь из подаренного. Тот же дом со стенами из молнии и с крышей из облаков… Как жить-то в таком «государевом доме»?
– Своей лоховитой прозой всю радость срезала… Ну как сапогом в суп!
Над входом в клуб я уныло ищу обычную в Праге вывеску на увеселительных заведениях «Девки даром».[95 - Девкидаром (чешское) – вход для девушек бесплатный.]
А тут нигде никакого и намёка на даром.
Беру два билета.
В тёмном зале уже жужжал журнал.
Пригнулись, затёрлись мы в угол.
В конце журнала взял я Козу за руку.
На начальных титрах мы пилотно поцеловались. Обменялись микробами. По-царски сыпанули друг дружке по три мильона микробов. А чего мелочиться?
На последних титрах я прошуршал своё коронное:
– Может, саукаемся? Будь моей…
– Побуду… Вот только шнурочки разглажу, – шепчет она ответно и, простите, хихикает. – Коль сельцо наше крошулька, и, как говорится, порядочной девушке некуда и сходить, как толечко замуж… А потому так и быть, раз планида моя таковецкая… Схожу…
Я почувствовал, что в ней ко мне что-то щёлкнуло и нет у неё никаких шансов уйти из моих объятий. Шелудивый восторг заворочался во мне.
– Навсегда чтоб! – выставляю строгое обязательное условие.
– Это как хочешь обзывай.
– Да «увезу тебя я в тундру»!
– Спасибо, хрюндик! Но на близкие дистанции я больше не езжу. Или ты забыл? Меня уже увозили и подальше, на край сахалинского света. Да прижало возвращаться своим ходом в родные Синие Дворики. Я б от того ласкуна готова была отрулить вообще на край Вселенной!
_- Не упылила б… Уж больно долго добираться… Тот твой край обретается в тринадцати миллиардах световых лет от Земли!
Фильм был оперный.
«Божественное дело ёпера. Но пускай лучше коты доживают век без разлуки со своими яйцами!» – пламенно рассудил я и плотней сжал Козе локоть. У Козы правильно заточенные мозги. Она не стала меня ни о чём спрашивать. Даже не глянула в мою сторону. А молча встала и пошуршала внаклонку к выходу. Я следом. Люди мы не жадные. Нам много не надо. Хлебнули трёхминутной ёперной радости, мы и сыты на сверхосытку, уплясали ко мне. Горячий и живой компресс на всё тело и на всю ночь – наш!
Брачного бала мы не давали.
Не накрывали поляну.
Маленький слепили княжев столик. На два носа.
Правда, я не тронул бутылочку благородного вина. Пожалел для Козы. Всё никак я не мог ей простить, что она когда-то отпихнула меня. И выставил припасённую на всякий пожарный случай тяжёлую бутыль солнцеудара.
Вот пожар и подоспел.
Э! Здравствуй, стаканчик, прощай, вянцо!
Открыл я огнетушитель.[96 - Огнетушитель – большая бутылка спиртного.]
Державно тряхнул над головой солнцеударом:
– Ну что, красавеюшка, поехали аукаться?! По махонькой для храбрости? Иль по гранёному для глупости?
– Поехали по аллее Королевские Глупости! – великодушно велит она.
Встали мы с полными стаканчиками. Я и говорю:
– Шамиссо сказал:
«Любовь душой жены завладевает,
Любовь ей рай, любовь ей и темница;
Когда жена себя ей подчиняет –
Она раба и властна, как царица». Так выпьем за наших любящих и любимых цариц!
Мы чувствительно чокнулись, и Коза одним глотком осушила свой стаканчик.
И понеслось!