Колокола весны

Новороссийск.

Киев.

Керчь.

Сколько уже излетал…

На одну Луну не заскакивал! А так везде отбыл. Сколько повидал… Сколько понаслушался всего…

Однажды перед поездкой захожу за закорючкой на маршрутный лист к одному райначпупсику.

Был такой высер Понитков.

Конопатый – воробьи мордотень обосрали, – капризный, с норкой. Посток с вершок, а спеси на целого министра. Не зря молвится, во всяком чину по сукиному сыну. Бегает этот Понитков по своему тупику,[67 - Тупик – кабинет.] как маятник, а не расписывается. Ехидно так со смешками гугнявит сквозь гнилые кривые бивни:

– Слушай! Ты что, паралитик? Да на хрена ты, квадрат, и таскаешь, и таскаешь, и таскаешь этот навоз? У нас что, своей грязи мало?

Обожгла мне душу его побранка. Закипел во мне ад.

"Да вы что?! Эта ж земля – как святыня! Как знамя!" – хотел я прокричать в ответ. А молчу. Толку нипочём не сведу.

И не стал я ни кричать, ни просто говорить. Кому было говорить? Нет, всё ж не ту страну назвали Гондурасом. Гондурас – страна дураков и дур. Там эти понитковы!

Напусти Бог смелости, а то и горшки полетят…

Ещё смеяться!

Ничего.

Как говорил один генерал, «последним смеётся тот, кто стреляет первым»!

И я выстрелил.

Сваял документишко для Москвы.

Так и так, писал, всё время я мечтаю объехать все наши города-герои. Места крупных боёв.

Из поездок я привожу политую кровью наших людей священную землю.

А у нас в районе один товарищ Понитков не понимает важности моего дела. Глумится надо мной. Он обозвал все мои поездки за священной землёй матом.

Через пять дней приехал подполковник.

Вижу, киснет у моего оконушка незнакомыш в военном.

Было это рано утром, на коровьем реву.

Чего в такущую ранищу? Откуда?

А, думаю, он не корова, я не солома. Не съест!

Напахнул на плечи выходной пиджачишко. Выхожу.

Пожал он мне так уважительно руку и долго, не без восхищения, как мне показалось, всматривался в мой значок мастера. Два других значка, за учебу, его не интересовали.

– Откуда у вас значок мастера спорта?

Я слегка трухнул и с пятого на десятое качнулся пояснять.

Рассказал, как размазал…

Подбежало времечко, когда весь смысл жизни я увидел единственно в этом значке.

Ездил я много. Полистай маршрутные листы. За десятерых мастеров отбарабанил!

А значка нет как нет.

Как его добыть?

Пo правилам мне к нему не подскребтись. Очень уж скользкие правила. Вчетвером – в группе не должно быть менее четырёх кактусов – нужно в одиннадцати походах прошлёпать три тысячи сто пятьдесят километров.

Ей-бо, и грустно, и смешно.

Грустно оттого, где я буду искать эту группу? В Двориках же кроме меня никто дальше кафешки «Улыбаловка» на велосипеде не катается. Даже в Воронеже – народу под мильон! – нету велосипедной секции.

С кем ехать? Не с кем. А один, по правилам, ехать не моги: не в зачёт твои страдания.

Дальше.

За отпуск я выскочу лишь в один поход. Значит, надо на одиннадцать лет растягивать эту резину? Нужно мне это как слепому очки… Гхэх! Стать мастером – это вам не в кандидаты наук пробрызнуть!

А смешно оттого, что эти три тыщи надо мусолить одиннадцать лет. Да я в одно лето больше накручиваю!

А мне поют, хочешь стать мастером – всю жизнь посвяти. Бросай-де свою деревнюху и дуй, где есть велосекция. Меня сватали в Тулу. Сватали в Рязань. Там добыть мастера мне ничего б не стоило.

Но я не хочу покидать свою землю. Свои Дворики. Не хочу спокидать свои грешные вавилоны. Как-никак сам выводил. Только тут и чувствуешь себя человеком…

Озорною метельною дымкой
Принакрылись поля и луга.
На чужбине мы лишь невидимки,
А на Родине мы – берега.[68 - Из стиха известного поэта из Вязноватовки Нижнедевицкого района Воронежской области Ивана Семенихина.]

И вот вернулся со значком из армии Митя Просветов. По-уличному Дрюша. Хватанул по какому-то виду. Не то по боксу, не то по бегу.

Как больной лился я по пятам за этим Дрюшей.

У Дрюши был единственный на весь район значок!

Клянчил я хоть на что поменять. Не хочешь меняться, продай. Месячную зарплату суну! А сам… Голь мудрёна. На выдумку возьмёт – не евши поспит.