Жена напрокат

Когда молодые узнали, чего припёрся незваный генерал, союзом навалились его мутузить. Не лезь не в своё корыто!

И так отходили, что Иван Николаевич еле тёпленькие унёс бедные ножки.

Бредёт он в охах домой, горько думает:

«А на гражданке дедовщинка пострашне-ей, чем в армии…»

Тут его нагоняет толстейка молодуня. Подруга кандидатши в разведёнки. Тоже активисточка, прибегала мирить молодых.

То да плюс сё, и стала сыроежка жалеть бедного Ивана Николаевича.

И видит даже невооружённым глазом Иван Николаевич, что у молодуни кроме жалости и все прочие сахарные достопримечательности на месте. И в хороших количествах!

«Ох же и недви-ижимость! Ох же и сексопилочка!.. Обалдемон! Наконец-то я, съёхнутый, встретил свою Стодвадцатьнавосемьдесят!»

Дома он в счастье упал на свою братскую могилу, обнял, но заплакать не успел… Сердце…

Генерал погиб как подобает доблестному воину.

Погиб в боевом сражении на своём боевом посту.

На боевом посту Сто Двадцать на Восемьдесят.

1965

Завидки до озноба

Азарт – это состояние, в которое мы входим, выходя из себя.

    В.Жемчужников

Сорокалетний Фёдор Прямушин, отличный слесарь, превосходный рационализатор, в один раз получил получку, тринадцатую, выслугу, отпускные, совместительские, надбавку плюс изобретательские.

Всего ну с полкило!

Разом горячо набежало в одну кучку одиннадцать пачек с копейками.

Вce пачки рублями.

Рубляшики хрусткие. Новенькие. Ещё теплячки!

Только что с гознаковского станка.

Вcё б хорошо, да вот – рублями.

Что ими делать? Стены оклеивать?

Так обои жалко. На днях поменял.

– Э! – хлопнул себя по лбу Фёдор. – Да я рублями пол выстелю, как паркетом. Войдёт Натулька – ахнет!

Но ахнула первой не жена, а соседка, Марь Ванна. Заскочила за зубком чеснока.

– Федюк! – припала соседка к косяку. – Ты что тут делаешь?

– Да вот, – равнодушно повёл Фёдор рукой на золотистый пол в спальне и гостиной, покрытый рублями. – Если скажу, что отмечаю день гранёного стакана… не поверите… Я по-честной… Сладил машинку, выдал первую партию… Вроде блин не комом… Сушу вот… Только вы, тёть Марусь… – Фёдор приложил палец к губам.

Соседка распахнула рот и, не в силах вымолвить хоть слово, обмякло, отстранённо обеими руками разом махнула на Фёдора, будто отталкиваясь от него, и, часто моргая, попятилась за дверь.

Через мгновение она у себя бессознательно набрала милицию.

Сыроежкин дом занят.

И к лучшему.

Тех коротких секунд, в течение которых она слышала апатичные, вялые гудки, eй вполне хватило, чтобы, по её мнению, придти к благоразумному решению.

Положив трубку, Марья Ивановна твердеющим шагом снова вошла к Фёдору.

– Федюшка, – с тайной надеждой в голосе запричитала она, – ты меня не бойси. Не сорока я… Сегодня ты, касатик, будешь ещё печатать?

– Да ведь как, тёть Марусь… Оно б, может, и можно, да сушить боль негде. Вот, – сожалеюще покосился ceбe под ноги, – вот остался пятачок. С десяток рублянов кину и боль негде.

– Федюшка! Сладкий ты мой! – ещё нежней пропела Мария Ивановна. – Все мои по деревням королевствуют… В отпусках… У меня четыре пустуют комнаты. Как стадионища!.. Хоть мильон суши!

А про себя подумала:

«Возложи, сунься только сушить… Назад ты у меня ни рублейки не получишь!»

– Тёть Марусь, – бархатно ворковал Фёдор, положа руку на сердце, – ваш стадион без дела не останется. Я ещё и ваш расписной балкончик, похожий па царскую шкатулку, оприходую… Да… Через три часа мы с Натали отбываем нах Сочи. Поджариться, подшоколадиться…Вернусь из отпуска – сотнями выстелю вам ваши стадион, балконион, кухнион!

Мария Ивановна затосковала.

«Хорош гусь, хор-рош. Только не туда летит… Это ж он не желает брать меня, старую кошёлку, в компанию. Это ж он принципиально не желает, чтоб и я в рабочее время золотой ложкой трескала чёрную икру. Ладно. Засуну-ка я тебя в сундучару![17 - Сунуть в сундук – посадить в карцер.] Ты у меня, фальшивый монетчик, сам через пять минут почернеешь!»

И действительно, милицейский наряд аккуратно уложился в отведённые пять минут.

Не отрывая строгого взгляда от пола, старшина спросил:

– Значит, народный умелец, на самодеятельных началах печатаешь деньги? С рублей начал?

– С рублей, – скромно повёл плечом Фёдор.

– А где станок?

– Только что взяла соседка… Мы на паях…

Наряд – к соседке.