– Сразу видать, што дуренькой, на цвету прибитый… То-то на те верхи катаются с самого с ранья.
В вестибюле гремела ведром и шваброй уборщица. Дверь была наразмашку, выпуская вон настоявшееся за ночь тяжёлое тепло.
Без передыху Бегунчик проскочил в простор больничного тепла, сел на корячки, привалил меня к дивану.
– Ну, рыжик, не живёт худо без добра!
Он ппробовал диван.
– До чего перинный! Пока приём… Выспишься до приёма на мягком, как король, и ни с одним ментярой не поздоровкаешься! И к врачу в первых лицах будешь. Первейше тебя никогошеньки нету во всём городе!
Усталая кость к мягкому лакома.
Пожалуй, Бегунчик ещё со ступенек не слетел – я уже уснул.
12
Молодой унылый хирург буркнул:
– Ну-ка, топнем пяточкой в пол. Топнем…
Я попробовал и, покривившись, сел.
Поддерживая ногу выше колена одной рукой, другой он широконько отвёл ступню влево, отвел вправо. Насуровил брови.
– В коленке ходит в стороны… как маятник… Разболтана… Надорвана наружная боковая связка… Эта нога попадала раньше в переделку?
– Ещё года три назад… Гоняли футбол… Вывихнул. Чашечка аж на бок заскочила… Бывает, идёшь, в ноге хрустит, как у старой козы.
– Эу! Не нравится она мне, детонька…
Он скользнул летучим постным взглядом по набрякшей ноге, кивнул сестре – выжидательно пялилась на него от окна:
– Лангетку.
Меня облило страхом. Я оцепенел.
Имел я уже счастье проваляться чуркой полтора месяца в больнице именно с этой, с левой, ногой, обутой в гипсовый сапожок. Неужели снова на полтора месяца?
Сестра наложила гипс лишь сзади по всей ноге от корени до вышки. Не думал, что можно так быстро обезобразить ногу.
Я чуже косился на прямую, уже негнущуюся ногу.
– Не узнаёшь? – с некоторой долей вины улыбнулась сестра.
– Не-е…
– Ещё до паралича налюбуешься своей лангеткой. А пока не совсем застыло, отгинай углы снизу, чтоб ребром гипса не тёрло щиколотки. Отогни и сверху по краям ушки. Не будет давить и при ходьбе за одно ушкё можно из кармана придёрживать эту чурку… Ня давай ей съяжжать на сами щиколотки. А натрёшь щиколки в кровя, так зялёнкой, зялёнкой…
Это что-то новое, уныло думал я, отгибая белый желобок с обоих концов. Гипс был ещё податливый.
– Какая зелёнка? Какая ещё ходьба? – растерянно бормотал я. – В прошлый раз ну все сорок пять дней честно припухал в больнице…
– В больницу? – спросил врач. – А может, ты ещё запросишься в пятую хирургию?[366 - Пятая хирургия – морг.] Успеешь… Её никто не обежит… А пока ни пятой тебе, ни шестой.
– Такие с утра строгости…
– Никакой больницы, – зажевал доктор зевок. – С этим не кладём.
– Спасибо вам…
– Спасибов много, да… – в усмешке он потёр три пальца, – маловато… Через недельку так начнём потихоньку расхаживать… Да-а, ходить… ходить… Жизнь в движении!
Он гулко постучал ногтем по застывшему у меня на ноге каменному желобку.
– Это удовольствие… Музыка эта всего на три недели… Отлежимся дома… – До хруста в челюстях зевнул, даже слезу трудовую выжало. – Хох… Сочи на дому!.. Мне б так… Ну, встаём потихоньку… Сейчас с ветерком домчим на скоряшке!
Голова у меня пошла кругом.
Какой дом? Какие Сочи? Какое отлёживание?
Может, бухнуть всё как есть? Глядишь, возьмут в больницу?
Но как скажешь?
Документов ни напоказ при себе, всё у этого панка Коржова. В регистратуре поверили так, на честное слово, всё записали со слов… И что я студент нового набора, и что живу по адресу бабы Клани… С горячих глаз наплёл густо.
Шофёр повёз, как я и сказал, в сторону вокзала.
Я принялся показывать ему дорогу.
Выждав вежливую паузу, он с перехмурами сбычил глаза на меня.
– Ты мне, – вздыхает, – нервишки не жги… Не тычь пальчиком, в какую сторону везть. Ты мне адрест… Я не толдон какой… Город знаю, как свою лицо. Адрест!
Я смято молчал.
– Ну чего сидишь, как пришибленный кутёнок? В сам деле, не на вокзал жа везть?!
Я совсем опал духом.
Теперь с моей ногой ходу никакого. Круглые сутки торчи на вокзале или в привокзальном скверике? Любопытная милиция, милые лица, как пить дать навалится с расспросами, кто да откуда… Паспорт у Коржова. Объяснения на пальцах вряд ли утолят её живейший интерес.
Я вспомнил о детском парке. Это рядом.
– До вокзала не обязательно доезжать, – говорю. – Возьмите на Энгельса.
– Обязательно… не обязательно… – по-малой проворчал шофёр. – Совсем не обязательно, когда эвон, – качнул на выскочившего из-за угла дома каменного горнового на крыше вокзала, – грозит уже накалённой дубинкой!