Я вскрикнул и тоже заплакал.
– Слезы… не оружие… – потерянно прогудел парень, краснея и подсаживая повыше на нос очки. – Успокойтесь… Всё вырулим… Всё выведем на лад…
Я ничего не мог с собой поделать. Слёзы сами собой бежали и бежали.
Наконец я притих, стыдно отвёл лицо в сторону.
– А теперь ногу в стремя! – ободрительно кинул Александр, разом подталкивая к себе телефон, а ко мне стопку бумаги. – Распиши?те, как всё было, а я пока выдам параллельно звоночек этому Коржову.
Несчастный Коржов!
Каких только уничижительных чинов и званий не удостоился он от моего воинственного спасителя. И чинуша. И волокитчик. И бюрократ. И бездушный…
Я смотрел на Александра и смелел его смелостью. Рыцарь без страха и попрёка! Почти мне сверстник, может, года на три всего обогнал, ну чуть похарчистей раздвинулся в плечах, а ты смотри, ничего и никого, ни одной холеры не боится!
«Вот только такие орёлики имеют право работать в редакции и – работают! – воспарил я мыслию. – Они не толпа! Не-ет!»
И действительно, я лишь двоих видел в редакции, Александра и старушку из отдела писем, и оба в очках. У нас вон на весь совхоз один директор носил очки, больше никто, и не потому, наверно, что не надобны, а потому, что не доросли до очков. У совхозных стариков жило такое понятие, что очки – это агрома-адная культурища, особое место в миру, где-то наверху…
Ну, старушка – ладно. Зато Александр, Александр! Почти совсем мне ровня, а в очках!
Похоже, я слишком восторженно пялился ему в рот, отчего он, положив трубку, кисло глянул на меня.
Однако гордовато похвастался:
– До вздрога выстирал этого темнилу Коржика на все бока. Под конец стал как шёлковый. Засуетился, как змея на кочке… Говорит, пускай приходит сегодня же. Думаю, всё выскочит на путь. Давайте достругивайте и живо-два к этому Коржику!
Я почувствовал себя на десятом небе.
Кое-как дострочил, торопливо сунул Александру свой лист.
Я думал, Александр удвинет его в сторону.
А он прочитал тут же. Уважительно подпустил:
– А знаете, у вас есть перо. Так что пишите нам. Это на будущее. И… Конечно, это не моё дело… Скажите, что вас гонит в сантехники?
– Призвание! – дурашливо хохотнул я.
– Тукс-тукс… Если что, где вас искать?
Александр глянул в конец моей писанины, велел указать адрес.
Я весело чиркнул первое, что легло на ум.
Александр в замешательстве поправил очки:
– Это адрес госбанка.
Слышу, стыд плеснул мне краской в лицо. Не ври!
И я покаянно вывалил всю правду про свои вокзальные апартаменты.
– Вот что, – мягко сказал Александр. – Если у Коржова паче чаяния – мимо, звони… Здесь не застанешь – домой. Телефоны сюда и домой, адрес домашний я тебе сейчас запишу… Я предупрежу своих… Переспать, поесть найдётся на первых порах, а там, как говорил слепой, побачим.
Прощались мы мало не друзьями. Александр сказал, чтоб я называл его просто Сашей, чтоб не выкал и взял с меня честное слово, что я в любом случае не пропаду с его горизонта.
10
Я до ночи продежурил я под коржовской дверью, но самого Коржова так и не увидел.
Противоречивые догадки мяли меня. Неужели Корж сказал приходить, а сам улизнул? А может, они с просто Сашей просто уговорились подурачить меня? Пускай-де этот сопляйка поскачет между нами, много ли он из нас масла набьёт?
Заговор?
Да навряд ли…
И директор всё-таки директор, и Александру чего со мной комедию строить?
Скорей всего, гляди, Коржова по-срочному куда дёрнули… Надо ждать до победного.
Уже вечер.
Всё закрылось.
Я от Утюжка никуда. А вдруг Коржов всё-таки приявится? Не будет же он по вызову где до утра? Вспомнит, что кому-то что-то обещал, вспомнит, что его ждут, и наявится. А я уйди? Не-ет, надо ждать. Надо до победы ждать!
Что мне ещё делать? Куда спешить? На вокзал?
На вокзал я уцеливался в самый крайний момент. Часов в двенадцать поплинтую. На сон. А так чего мозолить глаза вокзальной ментовне?
Ночь чёрно растекалась по городу.
Реже пробегали, шурша шинами, усталые троллейбусы; как днём, не гудела растравленным пчелиным роем улица. Когда-никогда промигнёт одинокая запоздалая фигурка и тихо.
По полоске между тучами резво просквозил толстощёкий месяц и упал за крышу.
С тоски я ищу месяц, но месяца не видно за Утюжком. В расщелине улицы тускло тлели редкие звёзды… Скоро пропадают и звёзды; мелко, как бы на пробу, внезапно посыпал дождь.
Делать нечего, надо убираться…
Резвея, тугие капли всё сильней остукивали меня.
Вдруг накатило, дождь ударил стеной, обвалом, полил как из ковша.
Может, переждать в подъезде?
Мне вспомнилось, как я век проторчал в Утюжке напрасно, опало подумал, что мне этого Коржова не дождаться… Мне теперь всё равно…