Медицинские истории

Медицинские истории
Анатолий Музис

Виктор Музис

Я сначала не понял, что за карта была у меня в руках. Потом подумал, что это карта отца, каким-то образом оказавшаяся у врача – он тоже был частым гостем в Боткинской, там же его и не стало прямо у меня на руках. Но это было несколько лет назад. Даже не несколько, а довольно прилично. И вдруг я понял, чья это была карта и почему человек на каталке показался мне знакомым – это был мой дядька, мой любимый дядька, родной младший брат отца. У обоих инициалы были одни – А.И., но имена разные: моего – Анатолий, а дядьки – Александр. Я всегда звал его «дядя Аля».В книге два автора и два рассказа!

Анатолий Музис

А я выкарабкался…

"Индей" Раис умер!

Кто провидит судьбу? 1986 год мы встречали вместе в 108 палате. Тогда мы могли сойти за относительно здоровых людей. Организовали Новогодний стол. Были еще "Танцор" Жуков, "Аспирант" и "Дис". "Танцор" был "хорош" уже до 12.00. И все же каждый (кроме "Диса") выставил кто четвертинку, кто бутылку. Хороша была и закуска. Деликатесы. Особенно запомнился холодец, который изготовила жена "Индея". Он, кстати, выставил самую обильную и богатую закуску.

Сидели, шутили, Желали друг другу выздоровления и здоровья.

И вот, год спустя. Новый 1987 год. Мы опять в Боткинской, но в разных палатах. Оба в тяжелейшем состоянии.

Но я выкарабкался, а он нет.

А остальные? Жуков выписался с очагом в легком – отказался от операции. Жив ли он сейчас, нет ли?

"Дис" тоже оказался здесь под 1987г. Он лежал в соседней палате, мы мало виделись, почти не говорили. Он оставил после себя ощущение еще большей согбенности и сильнейшего гнилостного запаха изо рта. Что-то у него внутри гниет и серьезно.

Сказал только, что пришел к тем же выводам, что и я, но с другой стороны.

Знал бы он, что и я уже ушел вперед от тех выводов и считал их хотя и правильными, не ортодоксальными. И что более высоко оцениваю его неприятнейшую по молодости, но критически более трезвую оценку раненой жизни.

Встретился под 1987-й и "Гегемон-власовец" Иван Дмитриевич. Все так же хромает, опираясь на палку, но какой-то похудевший, прилизанный. Все так же громогласно, но беззлобно ругает матом Советскую власть и коммунистов. А о себе сказал: – Я сейчас ушел из стеклотары. Нетрудовые доходы, проверки. Сам понимаешь, мне это ни к чему. Лучше металл сдать. И хитро улыбнулся: мол, старые времена вернутся.