Смерч

Великий визирь порылся в ворохе бумаг, нашёл два нужных листа и подвинул их Валиде-султан. Кёсем долго рассматривала один из них.

– Мне кажется, я знаю, что это такое. Если я не ошибаюсь, это новый павильон для обрезаний? Его уже закончили?

– Иншаллах[25 - Иншаллах (тур.) – с Божьей помощью.]… Через неделю завершится отделка, и ты можешь принять участие в меблировании.

– Вот и хорошо. А это что?.. – Кёсем повертела в руках второй лист.

– Я же говорю – гениальный проект! – великий визирь ухмыльнулся и широко развёл руками. Вдруг его прорвало. – Всё боялись, что он импотент! Паниковали, что не будет наследника, что династия рухнет. И что?! За семь лет – восемнадцать детей! Одних мальчиков девять! Нет, павильон для обрезаний простаивать не будет!

– Ахмед, я спрашиваю, что это?

– Это? Наш неутомимый султан повелел отделать зеркалами помещения гарема, где он устраивает свои оргии.

Кёсем опустила на стол эскиз, который держала в руках, и снова подошла к окну. Она любила смотреть из окон дворца на спокойные воды вечного Босфора. Эта широкая водная улица всегда привлекала своей неторопливой, но удивительно интересной жизнью. Где-то справа, медленно-медленно, словно упавший на воду одинокий лепесток хризантемы, уходил в Мраморное море маленький белый парусник. Посреди пролива, все сильнее забирая влево, вероятно пытаясь спрятаться в бухте Золотой Рог, напрягая свои ветрила, скользила рыбацкая шхуна. Её наполненные ветром паруса напоминали нескромно обтягивающую девичье тело блузку, отчего шхуну хотелось назвать грудастой. У причала, под самым дворцом, плечистые амбалы выгружали из утлой фелюги какие-то тюки. Рядом загорелый рыбак в феске и шароварах пытался разобраться со спутанной рыболовецкой сетью. Наблюдать за неторопливыми действиями незнакомых людей, несуетливой жизнью огромного города, за неизменным и в то же время постоянно меняющимся морем было бесконечно интересно и благостно. Это приносило покой и умиротворение.

– Зеркала, говоришь… Да… Это начинает надоедать. Природная доброта и мягкотелость Ибрагима довели до того, что этот целитель Джинджи-ходжа начинает потихоньку управлять им, а его фаворитки просто садятся мне на голову.

– Нет, дорогая, ты на себя наговариваешь. – Ахмед подошёл к стоящей у окна Валиде-султан и обнял её за плечи. – Я не представляю, чтобы кто-нибудь попытался сесть тебе на голову.

– Ошибаешься… – Кёсем улыбнулась странной улыбкой, её глаза сверкнули холодным блеском. – Не стоило ей перебегать мне дорогу. Глупышка…

– Кто? Одна из его хасеки[26 - Хасеки (тур.) – жена, родившая нескольких наследников.]?

– Какая там хасеки! Обычная наложница, только слишком уж нравились Ибрагиму её 180 килограммов.

– «Нравились»? Что, в гареме её уже нет?

– Её уже нигде нет…

– Я не сомневался.

Ахмед попытался поцеловать Кёсем. Валиде-султан аккуратно отстранилась.

– Оставь… Не до того сейчас.

…Союз двух самых влиятельных людей в государстве был не случайным.

Долгие годы жизни потратила 15-летняя гречанка по имени Анастасия, чтобы пройти сложный и безрадостный путь от невольницы гарема до самой влиятельной женщины государства. Когда, будучи рядовой наложницей, пустив в ход всю свою красоту и обаяние, умноженные на природную хитрость и предприимчивость, она получила свой первый титул «Хасеки», к ней пришло понимание, что достичь максимально высокого положения во дворце Топкапы – в её силах. С этого момента её уже никто не мог остановить. Султан Ахмет I в ней души не чаял, называя её Махлейкер[27 - Махлейкер (тур.) – луноликая.]. А родив ему семерых сыновей и пять дочерей, она стала для правителя самым доверенным лицом и советником. Постепенно погружаясь в решение политических проблем, Кёсем поняла, что огромный опыт интриг, полученный ею в гареме, прекрасно можно использовать в управлении государством, и неожиданно стала ловким дипломатом, помогая мужу султану Ахмету справляться с не всегда лояльными государственными мужами, заседающими в Диване.

Смерть Ахмета I и воцарение сына Мурада IV, при котором она, получив долгожданный титул Валиде-султан, стала регентом, заставили её задуматься о том, что ей нужна поддержка, так как чиновники, заседающие в Диване, то и дело пытались перехватить у неё бразды правления. Да и повзрослевший сын султан, получивший в народе прозвание «кровавый», всё больше её игнорировал.

Помогла закономерная кончина спившегося Мурада IV. Восхождение на престол ненормального Ибрагима вторично подарило Кёсем титул Валиде-султан и основательно укрепило её властные позиции. Много усилий потратила она, чтобы убедить Ибрагима казнить великого визиря Кара Мустафу-пашу. Следующий великий визирь, Султанзаде Мехмед-паша, не пожелавший сотрудничать с нею, так же неожиданно расстался со своей должностью, в результате чего важнейший государственный пост великого визиря занял Ахмед-паша, оказавшийся достойным соратником могущественной женщины. Без её помощи Ахмед-паша сумел довольно быстро устранить с дороги важного сановника, хранителя султанской печати, так называемого нишаджи, прибрав к рукам и этот важный трофей. Борьба Валиде-султан по имени Кёсем за укрепление собственной власти увенчалась победой.

Кёсем и Ахмед-паша составили на удивление крепкий союз. Основой его, конечно же, было не только стремление к полноте власти и этническое родство (оба были греками по происхождению), но и тот факт, что довольно пожилая Кёсем хотя бы в конце жизни смогла, наконец, насладиться пусть не полноценным, но всё-таки свободным общением с желанным, относительно молодым мужчиной…

Беззвучной тенью в комнату проскользнул бостанжи-бей[28 - Бостанжи-бей (тур.) – начальник стражи.].

– Они прибыли…

– Пусть войдут, – Ахмед-паша повернулся к Кёсем. – Извини я не предупредил…

– Мне выйти? – Кёсем направилась к выходу.

– Нет, нет! Наоборот. Мне бы хотелось, чтобы ты поприсутствовала.

Великий визирь жестом пригласил Валиде-султан присесть на софу, но она отошла к дальнему окну и принялась всматриваться в простирающееся за окном Мраморное море.

Тихо открылась золочёная дверь в кабинет, и вошедший дильсиз[29 - Дильсиз (тур.) – безмолвный слуга.], пропустив перед собой двух женщин, застыл в ожидании распоряжений. Ахмед-паша жестом отпустил его. Задёрнув тяжёлую портьеру, слуга плотно прикрыл дверь и исчез.

Тишина, воцарившаяся в кабинете, оказалась настолько длительной, что Валиде-султан пришлось повернуться лицом к присутствующим, чтобы выяснить причину долгого молчания.

Великий визирь неподвижно сидел за столом, внимательно рассматривая вошедших.

В нескольких шагах перед ним стояли две женщины.

Ближе к двери, сцепив перед собой кисти рук, склонив голову и смиренно опустив глаза долу, стояла пожилая женщина лет пятидесяти. На полшага ближе к столу визиря, выпрямив спину, в напряжённой позе, не склоняя головы, но не поднимая глаз, стояла совсем юная девушка.

В одеждах вошедших, во всём их внешнем облике просматривались балканские черты. Девушка была в тонкой вышитой рубашке с пышными рукавами, поверх которой была надета курточка красного сукна с длинным, разрезанным по внутреннему шву рукавом, что давало свободу жестам её тонких рук. Её длинная широкая юбка была щедро расшита золотым орнаментом. Головку девушки венчала небольшая плоская шапочка с красным верхом, а воротник рубашки был застёгнут золотой брошью, в которой блистал относительно крупный бриллиант.

Вся одежда её, все тона и расцветки были гармонично подобраны, что подчёркивало достоинства её стройной фигуры и делало честь её вкусу. Тонкие черты лица, розового мрамора кожа, бесконечно длинные, опущенные ресницы, яркие, пухлые, тонко очерченные губы – всё это создавало образ чистоты и невинности.

Словно заворожённый, великий визирь не мог оторвать взгляда от удивительных черт юной визитёрши, обезоружившей его внезапностью своего появления.

Во всём облике юной феи читалось то, что ищут в женщине мужчины всего мира, – мягкость и женственность. Именно это увидел в невинном, представшем перед ним создании много повидавший на своем веку Ахмед-паша, человек, проживший большую часть жизни рядом с гаремом, который в последние годы благодаря усилиям султана Ибрагима превратился в рассадник похоти и разврата.

Под влиянием волшебства, источаемого девушкой, очарованный великий визирь вдруг вспомнил самый женственный и любимый цветок Востока и невольно прошептал:

– Лотос…

Услышав его шёпот, подошедшая Валиде-султан, окинув девушку цепким, оценивающим взглядом профессионала, медленно протянула:

– Да, уж… Ло-о-тос.

Очнувшийся от гипнотического действия девичьего обаяния и услышав угрожающие нотки в голосе Кёсем, Ахмед-паша смущённо пролепетал:

– Да? Ты тоже так считаешь? – и, обращаясь уже к гостье, спросил: – Как тебя зовут?

Услышав слова, обращённые к ней, девушка подняла глаза и взглянула в лицо визиря, заставив его в очередной раз задохнуться.

– Её зовут Розанда, – ответила пожилая женщина и, увидев удивление в глазах Ахмеда-паши, пояснила: – Она не знает вашего языка.

– А ты кто такая? Зачем приехала? Как тебя зовут? – за строгостью вопросов визирь старался скрыть лёгкую растерянность от красоты девушки.

– Меня зовут Ягмур. Меня послал князь Василий Лупу, чтобы я сопровождала Розанду. Обучала её турецкому языку и была толмачом.

– Ягмур… Турчанка?

– Нет… наполовину, – переводчица ещё ниже наклонила голову. – У меня мать болгарка…