Люди в погонах

Профессор воинственно подбоченился.

– Помилуйте. Пришли – и не подчиняетесь. Прошу вот сюда за стол. Да, вот сюда. Извольте не упрямиться.

Затем он повернулся в сторону кухни и крикнул:

– Аннушка, принимай гостей!

Появилась высокая пожилая женщина с электрическим самоварчиком. Она познакомилась с гостьей, усадила ее и тут же поставила на стол большую вазу с вишневым вареньем.

За чаем Федотов расспрашивал Наташу про Дальний Восток, про то, как обстоит там дело с медицинским обслуживанием населения. Она задумчиво покачала головой:

– Как вам сказать? Есть, конечно, трудности. Кругом ведь тайга, горы. Селения разбросаны. Иной раз до больного очень трудно добраться. На машине проехать невозможно. Для самолета не везде посадочные площадки есть. Самый надежный транспорт – собаки.

– Знаю, знаю, – кивал головой профессор, – собачки там хорошо выручают. Вам, извините, тоже приходилось путешествовать?

– Еще сколько! По целым суткам с нарт не сходила.

– И супруг ничего… не протестовал? – спросила долго молчавшая хозяйка.

– Было всякое, – смущенно ответила Наташа, помешивая ложкой в стакане. – Вначале протестовал. Но не могла же я бросить работу из-за трудностей.

– Вот именно, – серьезно сказал профессор и, подумав, спросил: – А в опасные ситуации попадать не случалось?

– Конечно, случалось. Однажды чуть с жизнью не простилась. К рыбакам я поехала. До места добралась без происшествий. А пока с больным занималась, вода лед сломала. Ветер подхватил нашу льдину – и в океан…

Хозяйка всплеснула руками:

– Страх-то какой!

– Страх страхом, а больного спасать надо, – деловито заметил Федотов и снова повернулся к Наташе: – Ну, ну?

– Гонит и гонит, – продолжала она. – Чем дальше, тем быстрее. Волны разыгрались такие, что вот-вот конец и льдине и нам.

– Закалка! – воскликнул профессор.

Жена вздохнула:

– Какая уж там закалка.

– Какая? – Федотов отодвинул стакан с чаем и хлопнул руками по коленям. – Самая настоящая. Без нее и врач не врач. Да-да! Есть у нас в больнице медики тепличного происхождения. Что они знают? Для них за три квартала к больному сходить – великая трудность. Врач должен быть мужественным, смелым, сильным. А где, позвольте, этому учиться? В институте? В московской больнице? Нет. Учиться этому надо там, на востоке, в Сибири. Да, да! Я бы всю молодежь после институтов направлял в отдаленные районы. Вы согласны? – Профессор посмотрел на гостью и вдруг спохватился: – Извините, голуба, я, кажется, увлекся. Ну, значит, льдину понесло в океан, а потом?

– Потом военные катера догнали нас.

– Правильно… Хорошо… А теперь вы, стало быть, оседаете в Москве? Надолго ли, позвольте узнать?

Наташа подумала:

– Кажется, совсем.

– Почему «кажется»? – И вдруг он махнул рукой: – Ладно, поговорим об этом в больнице. Не посчитайте за труд, голуба, прийти завтра.

– Пожалуйста, как вам угодно, – с признательностью ответила Наташа.

После чая профессор помог ей одеться и напомнил:

– Приходите, голуба, непременно.

Утром в половине десятого Наташа была уже в новой городской больнице. Молодая женщина подала ей белый халат и проводила в кабинет профессора. Федотов вышел из-за стола, поправил пенсне и, взяв Наташу за руки, усадил на стул, как старую знакомую.

– Так вот! – воскликнул он громко, будто перед большой аудиторией, и зачем-то пошел к столу. Когда повернулся, опять поправил пенсне и произнес уже тише: – Будем говорить, Наталья… как вас по батюшке?

– Мироновна.

– Да, Наталья Мироновна. Как же быть с этим вашим «кажется», а?

Наташа вначале не поняла, о чем ее спрашивает профессор, потом вспомнила вчерашнюю беседу и смущенно проговорила:

– Может, я не так объяснила. У меня, понимаете, сын болен. Ему нельзя…

Федотов остановил ее движением руки.

– Я все, все знаю. Можете не объяснять. Ну что ж, оседайте в столице. После ваших путешествий имеете, голуба, полное право.

Он вызвал заведующую терапевтическим отделением Дору Петровну, невысокую, полную, с красивым серьезным лицом женщину. Знакомя ее с Наташей, сказал:

– Вот вам новый терапевт. С края земли человек вернулся. Извольте принять!

Дора Петровна окинула Наташу долгим изучающим взглядом и неохотно кивнула, как бы говоря: «Ну что ж, могу принять, если приказываете».

2

В суете и беспокойстве незаметно летело время. Стало холодно. Зачастили дожди. По вечерам, когда Анастасия Харитоновна уводила детей на прогулку, Наташа раскладывала на столе письма мужа, перечитывала. Ей хотелось найти ответ на самый волнующий вопрос: где он будет служить? Но Сергей умалчивал об этом. Он подробно описывал, как живет, с кем из друзей видится, расспрашивал о здоровье детей, о Москве, а о том, когда приедет, – ни слова. Только в конце каждого письма крупными буквами выводил: «До скорой встречи, моя беспокойная москвитянка».

Наташа стискивала руками голову: «Ну почему, почему он не пишет ничего конкретного? Неужели до сих пор не знает о месте своей новой службы? Нет, он что-то недоговаривает. Это чувствует мое сердце».

Как только приходили с прогулки дети, она заводила с ними игры, стараясь уйти от грустных мыслей. Но, когда наступала ночь и все в квартире засыпали, тоска и тревога снова заполняли Наташину голову. С нетерпением она ждала новых писем.

Как-то после работы, поднявшись к себе на третий этаж, Наташа увидела в ящике для писем уголок синего конверта. Она тут же нетерпеливым движением руки надорвала конверт, вытащила исписанный ровным крупным почерком листок и скользнула глазами по словам: «Скоро отбываю с полуострова. Готовься к встрече. Жди телеграмму». Наташа вся вспыхнула от радости, громко забарабанила в дверь и, едва Анастасия Харитоновна открыла ей, торжествующе закричала:

– Едет, уже едет!

Не зная, как выразить свои чувства, она принялась целовать сначала мать, потом детей, приговаривая:

– Папку встречать скоро будем!.. Слышите?.. Папку!..

Наташа схватила детей за руки и весело закружила их по комнате. Потом накинула на плечи старую телогрейку и, спрятав лицо под картонную маску, стала изображать хвостатую хитрунью лису, поджидающую, когда петушок выглянет в окошко. Володя был петушком. Он то выглядывал из-за спинки дивана, то снова прятался. Людочка восторженно хлопала в ладошки и заливалась неудержимым смехом.

Уже около одиннадцати Анастасия Харитоновна строгим голосом прервала игру: