Тайная жизнь гениев

А вот впервые Моэм вступил в гомосексуальную связь, когда ему исполнилось 16 лет. Случилось это во время учебы в Гейдельбергском университете. Его партнером стал Эллингэм Брукс – приятный и к тому же обеспеченный 26-летний выпускник Кембриджа.

Однако, вернувшись в Лондон, Моэм длительное время опасался вступать в сексуальные отношения с гомосексуалистами, поскольку подобная связь считалась уголовно наказуемым преступлением. И поэтому Моэм перенес свое внимание на женщин. Особенно активно он интересовался прекрасным полом во время учебы в медицинском училище. И так уж случилось, что в эти годы он жил в одной квартире со своим близким товарищем Уолтером Пейном, который к тому же пользовался исключительным успехом у женщин. И когда Пейн терял интерес к очередной своей пассии, он уступал ее Моэму. Тот сначала приглашал ее отужинать с ним, а потом – и в постель. «В этом не было ни романтики, ни любви, только лишь удовлетворение», – вспоминал впоследствии писатель.

Со временем Моэм получил настолько богатый опыт общения с любовницами, что у него появились связи с женщинами, имевшими достаточно высокий общественный статус. Так, в 29 лет он соблазнил 40-летнюю Вайлент Хант – известную феминистку, редактировавшую журнал «Свободная женщина». Затем в числе его возлюбленных оказалась Саша Кропоткина – дочь известного русского анархиста Петра Кропоткина.

А 26 мая 1917 года Моэм женился. Его супругой стала Сайра Барнардо. Однако брак этот вскоре распался: скорее всего, из-за бисексуальной ориентации Моэма. Позже в одном из своих писем он признавался Сайре: «Женился на тебе не из-за того, что так уж сильно любил тебя, и ты об этом прекрасно знаешь». Вскоре Моэм и Сайра стали жить порознь, а в 1929 году и вовсе развелись.

В годы Первой мировой войны 40-летний Моэм встретил человека, любовь к которому он сохранил на всю жизнь. Им оказался 22-летний американец Джеральд Хэкстон. Во время их знакомства Моэм спросил у Хэкстона, чтобы он хотел получить от жизни. Хэкстон ответил: «Побольше удовольствий и азартных игр. Но у меня нет ни цента, поэтому мне нужен человек, который позаботился бы о моем благосостоянии». После этого разговора они отправились на квартиру Хэкстона, разделись и легли в постель. После интимной близости Моэм прошептал: «Не волнуйся о своем будущем, Джеральд, я сам побеспокоюсь о тебе».

И действительно, в течение тридцати лет, до самой смерти Хэкстона, вызванной отёком легких, в качестве секретаря и любовника он постоянно сопровождал писателя во время его многочисленных поездок по всему миру.

И хотя Хэкстон злоупотреблял алкоголем, проигрывал огромные суммы и нагло врал, тем не менее Моэм его любил и неизменно поддерживал в трудных ситуациях. Хэкстон же, чтобы как-то разнообразить сексуальную жизнь Моэма, подыскивал ему новых партнеров.

В 1943 году в Нью-Йорке 69-летний писатель встретил 17-летнего юношу, который к тому же писал стихи и являлся ценителем таланта Моэма. Звали молодого человека Дэйвидом Познером. А вскоре Моэм и Дэйвид стали любовниками. Правда, эта связь длилась недолго. Впоследствии в одном из своих писем молодой любовник так отозвался о Моэме: «Он не был каким-то выдающимся любовником, но в нем было много страсти. Иногда казалось, что он относится к сексу слишком уж по-деловому, но, с другой стороны, он иногда тратил много времени на то, чтобы просто ласкать партнера… Он совершенно не принимал сексуальных отношений с женщинами… Однажды, когда он увидел меня с девушкой, сильно расстроился».

После смерти Хэкстона у Моэма появился новый секретарь – Алан Сирл. Он боготворил писателя и считал лучшим из тех любовников, с которыми он имел близкие отношения до Моэма. Писатель относился к Сирлу с той же искренностью и любовью. А в 1962 году он даже усыновил Алана. Правда, впоследствии суд признал это усыновление незаконным.

И тем не менее с предсмертными словами Моэм обратился именно к Сирлу. Великий писатель прошептал: «Хочу пожать твою руку и поблагодарить тебя за все, что ты сделал для меня».

Необычная любовь Марселя Пруста

Романы известного французского писателя Марселя Пруста (1871–1922) вызывали огромный интерес у читающей публики. Впервые в большой французской литературе была показана гомосексуальная или, на худой конец, бисексуальная любовь, причем как у мужчин, так и у женщин. Три тома этой эпопеи даже объединены в отдельную часть, получившую название «Содом и Гоморра».

На исходе жизни, 14 мая 1921 года, Марсель Пруст встретился с другим знаменитым писателем – Андре Жидом, который, в отличие от других творческих личностей, никогда не скрывал своей сексуальной ориентации. Их беседа носила достаточно откровенный характер. И Андре сразу после этой встречи описал весь разговор в дневнике, который в конце своей жизни представил широкой публике. «Он сказал, – вспоминает Жид, – что никогда в жизни не любил женщину, разве что духовно, и не знал другой любви, кроме как к мужчине. Я и не предполагал, что Пруст столь исключительно гомосексуален»…

Марсель Пруст родился в Париже во время бурных событий Парижской коммуны. Он рос болезненным мальчиком, мучимый бессонницей. А в 10-летнем возрасте у него появилась астма, преследовавшая писателя на протяжении всей жизни.

С 12 лет он начал регулярно мастурбировать. И однажды за этим занятием его застал отец. Умный папаша не стал наказывать сына, а лишь порекомендовал воздержаться от этого занятия хотя бы четыре дня. Но ожидаемого результата это не принесло. Тогда отец дал сыну денег на посещение борделя. Но этот его поход закончился фиаско.

Школьные товарищи не особенно уважали Марселя: он был чрезмерно чувствителен и откровенен. А однажды своему однокласснику Раулю Версини он по секрету сказал, что им как-то овладел один из старшекурсников. И при этом Марсель особо не сопротивлялся. Да к тому же он и не жалел о происшедшем.

Юный Пруст был красив, и друзья сравнивали его с ангелом. Когда Марселю исполнилось восемнадцать лет, он был призван в армию. Годичная военная служба пошла Марселю на пользу: он окреп и возмужал. А его школьный товарищ Жак Бизе (сын композитора) ввел Пруста в высший свет. Симпатичный, стройный, во фраке, плотно облегавшем его фигуру, Марсель, великолепно знавший светский этикет, был достаточно популярен в салонах матери Жака и других знатных дам Парижа. Именно здесь он впервые встретил тех, кто в будущем стал прообразами его литературных героев…

Но за внешним блеском и лоском скрывалось довольно хрупкое здоровье писателя. Болезни буквально одолевали его. За вторую половину 1890-х годов он почти ничего не написал. В 1900 году Пруст не покидал постель и не одевался целых семь месяцев. Через несколько лет он оборудовал свою пробковую комнату, в которой прожил до 1919 года. Там он и начал писать свои романы. В 1903 году умер его отец, а в 1905-м – его мать, чью смерть Пруст переживал особенно тяжело.

Однако это трагическое событие освободило Марселя от некоторых ограничений. Так, теперь в доме писателя стали периодически жить молодые мужчины, которых он содержал как секретарей или слуг. Но ради памяти покойной матери Пруст старался скрывать свою нетрадиционную сексуальность.

И все же, несмотря на болезни, Пруст не был домоседом. Например, ему нравились продолжительные автомобильные поездки. И для этих целей он обзавелся даже собственным автомобилем— в то время достаточно редкое и дорогое приобретение.

Имел Пруст и личного водителя – молодого, симпатичного, но несколько вульгарного юношу. Это был выходец из Монако Альфред Агостинелли. Ему недавно стукнуло 19 лет. И поэтому трудно сказать, что больше привлекало внимание Пруста во время его загородных путешествий: благоухающие сады и цветы или его шофер.

Но недолго Агостинелли украшал жизнь писателя. В 1914 году Альфред уехал на юг Франции и поступил в авиашколу. Однако во время второго тренировочного полете его самолет упал в море. Альфред погиб…

Впрочем, Пруст недолго оставался в одиночестве. Еще в 1911 году, находясь в гостях у графа Орлова, Марсель обратил внимание на тридцатилетнего лакея, носившего редкое и довольно изящное имя – Альбер де Кюзиа. Но Пруста поразила даже не красота молодого человека, а его глубокие знания родословной почти каждой знатной фамилии. И когда писатель достаточно близко сошелся с Альбером, он неоднократно прибегал к его консультациям для своих романов.

Спустя какое-то время уже поизношенный Альбер де Кюзиа открыл в Париже публичный дом для мужчин с нетрадиционными сексуальными наклонностями. И Пруст не только материально поддерживал предприимчивого Альбера, но и сам нередко посещал это сомнительное заведение, известное среди соответствующей публики как «Отель Мариньи».

Грехи юности

Говорят, что автор знаменитой «Эмиль, или о Воспитании» с большой неохотой вспоминал некоторые эпизоды из своей юности. И это понятно. Ведь в молодости Жан Жак Руссо какое-то время был законченным извращенцем. Он находил пустынные улицы, глухие переулки или темные аллеи и, якобы удовлетворяя естественные потребности, располагался так, чтобы показать проходящим девушкам и женщинам свои обнаженные ягодицы. И он испытывал неописуемое наслаждение, когда женщины, негодуя, обзывали его самыми обидными словами. А при мысли, что кто-нибудь из них так рассердится, что поймает его и высечет розгами, его буквально лихорадило, поскольку ему этого очень хотелось.

Однажды он проделал свое любимое действо возле колодца, из которого несколько девушек набирали воду. И вдруг одна из них, увидев молодого человека в непристойной позе, в испуге начала громко кричать, Руссо едва унес ноги от сбежавшихся на шум мужчин и женщин.

А вспыхнула эта страсть у Жан Жака еще в малолетстве: 8-летним мальчиком Жан Жак неожиданно влюбился в свою воспитательницу мадемузель Ламберье. В столь юные годы будущий писатель и философ не выделялся особой живостью мысли, да и в целом не отличался особым прилежанием в учебе. Поэтому воспитательница нередко выговаривала ему и грозила наказать розгами. Но эти угрозы на Руссо не действовали.

И однажды мадемузель Ламберье перешла от слов к делу и отхлестала воспитанника по голым ягодицам. Но тот вместе с болью и стыдом испытал еще и неведомое ранее сладострастное ощущение. Оно вызвало у него неудержимое желание подвергнуться наказанию розгами снова, и, когда вскоре это случилось, он опять испытал то же чувство наслаждения. Возникла условно рефлекторная связь между чувством боли и половым возбуждением, которая сохранялась еще довольно продолжительное время. Эта страсть оказалась столь велика, что он примыкал к группе девочек и начинал играть с ними в «школу», требуя от тех из них, которые играли роль учительницы, сечь его розгами.

Для Руссо была присуща еще одна сексуальная странность. Его мог обуять восторг даже от одного вида некоторых предметов. Ему, например, нравилось бродить по комнате и целовать кресло, шторы на окнах и даже пол.

А как-то раз одна его знакомая дама отдала Руссо свою нижнюю юбку. Ей хотелось, чтобы из нее скроили Жаку жилет. Руссо написал: «В эмоциональном порыве я поцеловал и записку, и юбку раз двадцать… У меня такое ощущение, что она разделась, чтобы одеть меня…»

В своей «Исповеди» Руссо также признается, что до тридцати лет у него не было сексуальных связей с женщинами. И он, чтобы удовлетворить свои естественные желания, предавался исключительно мастурбации. При этом он представлял себе различные возбуждающие картинки.

Впрочем, особых успехов на любовном фронте Руссо так и не достиг. Скорее, наоборот. Так, за целый год своего пребывания в Венеции он имел только два более-менее близких контакта с женщинами, если можно так назвать эти его приключения. И то эти два случая появились исключительно по воле его друзей. В первом его друг Доминик предложил Руссо молодую падуанку. Писатель попросил женщину спеть, а через полчаса, так и не прикоснувшись к ней, ушел.

Второй подарок подобного рода для Руссо за оказанную услугу сделал некий капитан торгового судна. Он предложил ему на ночь двадцатипятилетнюю брюнетку, отличавшуюся живостью и очарованием. Будучи осведомленной об особенностях характера своего клиента, женщина решила взять инициативу в любовной игре на себя. Но в тот самый момент, когда необходимо было продемонстрировать ответную реакцию, Жан-Жак потерял всю свою мужскую силу. Ноги окаменели, на лбу выступил пот, и все усилия ни к чему не приводили. В конце концов женщина потеряла терпение и, оправив корсаж, презрительным тоном произнесла: «Джанетти, оставь женщин и займись математикой».

Перед уходом он просил женщину о новом свидании на следующий день, но она предложила встретиться на третий день. При этом добавив, что Руссо требуется отдых. Но когда он пришел к ней, она не пожелала его принять.

А любовь мимо прошла…

Знаменитый датский сказочник Ханс Христиан Андерсен (1805–1875) отличался высоким ростом и худощавым телосложением. Его худое лицо украшали маленькие голубые глаза и острый нос. Руки и ноги у него были относительно длинными, поэтому в шутку его иногда называли «аистом» или «фонарным столбом».

Андерсен постоянно преследовали несколько фобий. Так, он опасался огня, считая, что именно в пожаре ему суждено погибнуть. Поэтому, отправляясь в путешествие, он всегда запасался длинной веревкой на тот случай, что, если в гостиничном номере вспыхнет пожар, он с ее помощью спасется.

Его также мучил страх быть похороненным заживо. Поэтому он часто напоминал друзьям, чтобы те, прежде чем предать его земле, разрезали одну из артерий. Если же он болел, то всегда клал на прикроватный столик записку следующего содержания: «Это только кажется, что я умер».

Что же касается интимной жизни великого сказочника, то и здесь у него не все было гладко. Более того, как считает большинство биографов писателя, он вообще не имел ни одной сексуальной связи ни с женщинами, ни с мужчинами. Но желания интимной близости у Андерсена, вероятно, все-таки появлялись. Так, в 1834 году, находясь в Неаполе, он сделал в дневнике следующую запись: «Всепожирающие чувственные желания и внутренняя борьба… Я по-прежнему сохраняю невинность, но я весь в огне… Я наполовину больной. Счастлив тот, кто женат, и счастлив тот, кто хотя бы помолвлен».

И тем не менее в жизни Андерсена были три женщины, которых он любил, но, увы, ни у одной из них ответного чувства вызвать не смог. Первой задела чувственные струны Ханса Риборга Войгт – 24-летняя сестра его школьного товарища. Ее милое личико и непринужденность в поведении зажгли в чувственном сердце Андерсена, которому шел 23 год, настоящую любовь. И прояви он больше настойчивости и уверенности, возможно, между ними завязались бы тесные отношения. Но, к сожалению, таковым он не был. Когда писатель умер, в его квартире нашли сумочку, в которой хранилось письмо от Риборг. Но его, согласно завещанию писателя, не вскрыли.

Еще одной женщиной, появившейся в жизни Андерсена, была 18-летняя Луиза Коллин. Первое время писатель пытался найти в ней утешение и сочувствие, которые требовались ему после прекращения отношений с Риборг. Однако со временем он уже был без ума от Луизы. Правда, и в этот раз ответного чувства не последовало.

Знаменитая шведская певица Дженни Линд стала третьей женщиной, появившейся в жизни Ханса. Эту симпатичную блондинку с изящной фигурой и большими карими глазами Андерсен впервые увидел в 1843 году в Копенгагене, куда Дженни приехала на гастроли. И, чтобы обратить на себя внимание, он завалил ее любовными поэмами и подарками.

В 1846 году Линд выступала с концертами в Берлине. Туда же прибыл и Андерсен, надеясь, что ему удастся увидеться с ней в один из рождественских дней. Однако певица не удостоила Андерсена приглашением, и он вынужден был встречать праздник в гостиничном номере в одиночестве. В 1852 году Линд вышла замуж, что на длительное время повергло писателя в полное отчаяние.

После 1860 года, появляясь наездами в Париже, Андерсен порой наведывался в дома терпимости. Однако там он коротал время лишь за душещипательными беседами с нагими проститутками. И когда кто-то в разговоре с писателем намекнул, что в известных заведениях он, видимо, не только проводит время в беседах с девочками, но и занимается с ними чем-то другим, Андерсен был буквально шокирован этим предположением.

И Андерсену ничего иного не оставалось, как заниматься мастурбацией, которая одна позволяла ему выплеснуть накопившуюся сексуальную энергию наружу. От этого он очень страдал, но действовать по-другому уже не мог.

Кстати, некоторые биографы великого сказочника предполагают, что у него была скрытая склонность к гомосексуализму и педофилии. Действительно, его письма к балетному танцовщику Харальду Шарфу и юному герцогу Веймарскому вполне можно назвать «любовными посланиями», если их рассматривать с сегодняшних позиций.

«Мне нравятся дети… Я частенько подглядываю за ними сквозь гардины… Ну и потеха наблюдать, как они раздеваются. Сначала из-под рубашонки выныривает круглое плечико. За ним ручонка. Или вот чулок. Его стягивают с пухлой ножки, тугой, в ямочках, и, наконец, появляется маленькая ступня, созданная для поцелуев. И я целую ее». Этот отрывок из сказки «Что рассказал месяц» наводит на вполне определенные предположения.

Хотя, с другой стороны, это могут быть просто нереализованные отцовские чувства, которые автор поведал страницам своей книги.

Сексуальный меланхолик