Факел сатаны

– А может, и того хуже… Я не исключаю его причастности к убийству. То, что у него какие-то делишки с Моржом, – факт.

– Да, интересно, что их связывает?

– Я уже дала задание лейтенанту Акатову выяснить это в колонии, где отбывали наказание Бабухин и Морж. Возможно, связь их началась именно там.

– Ну и здесь нужно копать. Так что, Инга Казимировна, форсируйте. А то меня не оставляют в покое.

– Забалуев? – усмехнулась следователь.

– А кто же еще! – нахмурился Захар Петрович. – Вот я думаю, неужели у председателя облисполкома мало своих дел, что он лезет в чужие.

– Ладно, я пойду, – поднялась Гранская. – Звонить в Москву…

Поселок Шошино был Богом забытым местом. Поэтому, наверное, и выбрали его для размещения колонии строгого режима. Неизвестно, сколько бы времени добирался до него Акатов, не выручи военные. Краснозвездный вертолет доставил лейтенанта милиции в Шошино за каких-нибудь двадцать минут. Гигантская стрекоза улетела дальше по назначению, а Денис зашагал по улице поселка с одно- и двухэтажными домами барачного типа.

Вот и тяжелые металлические ворота, окошечко – все исправительно-трудовые учреждения на одно лицо. Пока решался вопрос о пропуске, Акатов изрядно промерз на злом, резком ветру. Наконец его пропустили в зону. Но, к огорчению Дениса, начальник оперчасти был в колонии всего несколько месяцев и мало чем мог помочь Акатову. Да и сам начальник колонии служил здесь без году неделя. Денису посоветовали поговорить с прежним начальником отряда, в котором состояли Бабухин и Морж.

Показать, где живет разжалованный капитан внутренней службы Савелий Фомич Сусликов, взялся освободившийся с поста контролер.

– А удобно к нему домой? – на всякий случай поинтересовался Акатов.

– Примет, – усмехнулся тот. – А если бы еще пришел к нему не пустой – самым дорогим гостем был бы…

– В каком смысле? – не понял Денис.

Охранник вздохнул: сам не дотумкал, так что объяснять…

– Старый хоть? – продолжал расспрашивать лейтенант.

– Да нет… Уволили, потому что допустил беспредел. Ты с ним вообще по-простому.

Он еще успел рассказать, что Сусликов живет бобылем: жена ушла, забрала с собой дочку.

Когда они постучали в одну из дверей в бараке, открыл, как понял Акатов, сам Савелий Фомич. Он был в мятых, замызганных форменных брюках и рубашке, непричесанный.

– Что, передали? – обрадовался Сусликов.

– Не-а, – мотнул головой охранник. – Ты знаешь, Фомич, я этими делами не занимаюсь.

– Эх, мать вашу!.. – в сердцах выразился отставной капитан, и глаза его потухли.

Контролер представил гостя и поспешил удалиться.

– Заходь, лейтенант, – пригласил Дениса хозяин.

Акатов вошел в комнату и едва сдержался, чтобы не зажать нос: пахло перегаром, мышами, еще чем-то кислым и несвежим. Квартира была грязна и запущена, как и ее владелец.

– Я по делам службы, – начал Денис, уже сомневаясь, будет ли толк от разговора с Сусликовым.

– Садись, садись, – сказал тот, пытливо оглядывая гостя и убирая со стула сомнительного вида тряпку. – Пустой небось?

– Увы, – развел руками опер, уразумев наконец, что речь идет о выпивке. И почему-то извиняющимся тоном буркнул: – Не догадался: может, потом схожу?

– А, ладно, – махнул рукой Сусликов. – Все равно не знаешь, у кого добыть… Так за каким хреном?.. – Он спохватился, откашлялся. – Словом, что тебя интересует?

Акатов сказал: бывший заключенный Руслан Бабухин.

– Помню, – кивнул хозяин. – Кликуха – Лютик. Мотал у нас срок по двести сорок седьмой.

– Да, за дезертирство, – подтвердил лейтенант. – Правда, подробности дела мне неизвестны.

– Что ж, расскажу и подробности, если хочешь… Погорел он так: от армии, вишь ли, решил избавиться. Ну и присоветовали Бабухину обратиться к одному врачу, психиатру… Тот здорово наблатыкался освобождать маменькиных сынков и бздюхаляев. Хитро работал мужик…

Сусликов встал, заглянул в облезлый шкаф, вытащил бутылку, посмотрел на свет. Пустая… И со вздохом поставил на место.

– Как же тот врач действовал? – заинтересовался Акатов.

– Очень просто, – снова сел хозяин. – Приходит к нему клиент, говорит, через полгода, мол, призыв. Как бы отбояриться? За эти, конечно. – Разжалованный капитан сделал известный жест пальцами. – Психиатр заводил историю болезни. Писал в ней, например, что у больного в голове все время играет музыка или слышатся человеческие голоса. Глюки, словом. Или хочет вылететь птичкой в окно… Для пущей верности мог и в больницу положить. Уразумел?

– Вроде бы, – кивнул Денис.

– Подходит время призываться, а у парня на руках, считай, белый билет – ведь шизиков в армию не берут. Таким макаром и Бабухин хотел проскочить. Но вдруг – бац! Медкомиссия послала на обследование. Причем к таким зубрам, которые на своей психиатрии пуд соли съели. Короче, как Лютик ни мухлевал, как ни старался изобразить чокнутого, разоблачили.

– Но почему послали на проверку именно его?

– Не только его. Всех, кому раньше тот психиатр поставил диагноз… Я понимаю так, что на него кто-то настучал, – пояснил Сусликов. – Ну, врач схлопотал десятку с конфискацией, а его клиенты различные сроки. Бабухин, насколько я помню, два года…

– А за что его отправили на строгий режим? Два года, какой это срок?!

– Черт его знает. Я сам удивился, когда прочитал приговор. Даже обратил внимание прокурора по надзору. Тот обещал разобраться, да так ничего и не сделал. Видать, просто забыл. И попал Лютик из огня да в полымя.

– Странная кличка, – заметил оперуполномоченный.

– А он и впрямь походил на цветочек: застенчивый, как девица. – Савелий Фомич плотоядно хихикнул. – Ну и чуть ли не в первый день на него надели юбку… Знаешь, что это такое у зэков?

– Да, – кивнул Денис, – изнасиловали…

– Здорово навалился на Бабухина Хлыст. Сидел за убийство. Причем убил свою же любовницу и съел.

– Съел? – переспросил ошарашенно Акатов.

– За милую душу! Главное, замариновал мясо, пригласил дружков и накормил шашлыком из человечины. – Видя, что лейтенанту не по себе, Сусликов усмехнулся. – Ты, брат, только начинаешь службу. Такого еще насмотришься!..

– Кое-что уже видел, – бодрился Денис.

– Ну а в нашей колонии народ совсем отпетый. Один, к примеру, застал у занозы[4 - Заноза – любовница (жарг.).] любовника, схватил ее годовалого ребеночка и выбросил в окно на снег… Ребенок обморозился, ампутировали обе ножки.

– Ну и что же Бабухин? – направлял в нужное русло разговор Акатов.