Факел сатаны

– А вы что тут торчите! – вдруг заорал на сантехников генеральный директор.

– Это понятые, – спокойно пояснил Жур.

– Я протестую! – перешел на визг Бабухин и, схватив телефонную трубку, начал лихорадочно крутить диск.

– Не положено, – невозмутимо произнес капитан, нажимая на рычаг.

– Да вы… Да ваш прокурор… – Генеральный директор «Люкс-панорамы» аж задохнулся. – Завтра полетите со своих постов! Слышите, завтра же!

– Ладно, ладно, – сказал Виктор Павлович, не повышая голоса. – До завтра далеко. Сегодня лучше не будем терять время…

– Вы, я вижу, не знаете, с кем имеете дело! – грозно вращая глазами, прорычал хозяин кабинета. – Я помощник товарища Гаврыся! Вот жахнем депутатский запрос о вопиющем беззаконии…

– В чем вы видите беззаконие? – спросила Инга Казимировна.

– У нас парламентская неприкосновенность, – с апломбом заявил Бабухин.

– У народного депутата Гаврыся – да. Но не у вас, – сказала Гранская.

Ее властный тон подействовал на генерального директора. Он некоторое время сидел молча, нервно выстукивая пальцами по столешнице, и наконец проговорил:

– Учтите, я этого так не оставлю. Буду писать куда надо.

– Ваше право, – пожала плечами следователь. И сказала понятым: – Давайте поближе, товарищи.

Сантехники несмело приблизились к столу. Инга Казимировна попросила Бабухина встать и занялась содержимым ящиков. В первом же, верхнем, была обнаружена пачка иностранных банкнот: доллары, фунты стерлингов, немецкие марки, гульдены.

Валюта была пересчитана – количество, достоинство купюр. Бабухин на эту находку никак не реагировал. Стоял руки в брюки, разве что не насвистывал.

Следователь продолжала обыск.

– Что это за выставка? – спросил у хозяина кабинета Жур, показав на афиши.

– Выставка… – усмехнулся Бабухин. – Это те, кого я представляю жителям Южноморска. Между прочим, поддерживаю личные контакты, – многозначительно произнес он и добавил: – И с руководством Минкульта тоже…

– А картины чьи? – не обратил внимания на его намеки капитан.

– Подарены мне художниками, очень известными… Кстати, в настоящее время я веду переговоры о презентации картин Ильи Глазунова.

– А это не Пикассо, случайно? – подначил хозяина кабинета Виктор Павлович, останавливаясь возле полотна с абстрактной живописью.

– Я понимаю, вам не обязательно знать изящное искусство, – ехидно заметил Бабухин. – Но этот художник знаменит на весь мир. А открыл его я. Можете убедиться в этом из дарственной надписи на обороте. – Генеральный директор снял картину с гвоздя и, прежде чем Жур успел прочесть автограф, опустил ее на голову опера с такой силой, что полотно с треском порвалось, повиснув на шее Виктора Павловича.

В следующее мгновение Бабухин выскочил одним прыжком на балкон. Гранская, видя все это боковым зрением, на секунду растерялась, но тут же пришла в себя и кинулась за Бабухиным. Но тот уже перебирался на ветку могучего платана. Следователь заметалась вдоль железобетонных перил, понимая, что не сможет задержать беглеца. А он с прямо-таки обезьяньей ловкостью продрался сквозь листву и оказался над проезжей частью дороги, по которой катили автомобили. И когда в лоджии появился Жур, освободившийся наконец от картины, а вместе с ним понятые, Бабухин спрыгнул на проезжавшую под ним грузовую машину с крытым кузовом.

Инга Казимировна выскочила из кабинета в приемную. – Сбежал! – крикнула она операм.

Теперь они уже втроем поспешили вниз по лестнице. Следователь на ходу сообщила, как все произошло. Когда они выбежали из подъезда, Виктор Павлович сидел на обочине дороги с побледневшим лицом, держась за лодыжку.

– Что с вами? – бросилась к нему Гранская.

– Нога… – поморщился от боли Жур. – Неужели уйдет, гад?..

– Не дай бог! – вырвалось у следователя. – Что за машина? Марка, номер?

– Не знаю, – с трудом поднялся Жур.

Опера подхватили его под руки и посадили в служебный «москвич». Шофер, оказывается, тоже не успел заметить, на какой машине исчез Бабухин.

Гранская лихорадочно огляделась. Редкие прохожие спешили по своим делам, мороженщица отпускала мальчику в школьной форме эскимо.

– Простите, – рванулась к ней следователь, – вы не видели?..

– Как не видела, – перебила Гранскую мороженщица. – Видела, лихо сиганул начальничек. – Она кивнула на помпезную вывеску «Люкс-панорамы».

– И номер машины запомнили?

– Да кабы знала…

– Лошадь там была, – вдруг подал голос мальчуган, разворачивая станиолевую обертку эскимо.

– Какая лошадь? Где? – не поняла Инга Казимировна.

– И впрямь, – подтвердила продавщица, – из кузова той машины выглядывала лошадиная морда.

– А машина – ГАЗ-53, – солидно добавил мальчишка. Забыв даже поблагодарить, Гранская бросилась к «москвичу». Машина, взвыв спецсигналом, тут же рванулась с места.

Бабухин лежал, распластавшись, на брезенте, думая только об одном: как бы не сорваться. Грузовик, на котором он очутился, ехал по центру города. Директор «Люкс-панорамы» отмечал машинально в голове маршрут следования. На одном из перекрестков машина приостановилась.

«Может, спрыгнуть?» – мелькнуло у Бабухина.

Но тут грузовик продолжил путь, а за ним – стайка автомобилей, угодить под колеса которым ничего не стоило, попытайся Бабухин спуститься на дорогу. Чтобы этого не случилось, Бабухин крепко ухватился за крайний металлический брус. Затем он подтянулся на руках и осторожно заглянул в темное чрево кузова. На него глянули выпуклые влажные лошадиные глаза.

Конь был один, без людей.

Оставаться на крыше мчащейся машины было опасно. Мало того что можно было сверзнуться вниз, еще кто-нибудь заметит и даст знать водителю.

Бабухин перевалился через край крыши фургона, некоторое время его ноги болтались в воздухе. Наконец генеральному директору удалось коснуться ими борта. В следующее мгновение он уже был в кузове.

По лбу Бабухина струился пот.

– Докладывает пост ГАИ номер семь, – послышалось из рации в салоне «москвича». – Крытый ГАЗ-53 с указанными приметами минут пять тому назад проследовал в сторону улицы Нахимова.

– Разворачивай! – приказал водителю капитан Жур.

«Москвич», подав спецсигнал, резко пересек осевую линию и помчался в противоположном направлении. Затем, пролавировав в потоке автомобилей, свернул в боковую улицу.

Бабухин отдышался, осмотрелся. Из кабины видеть его не могли: окошко закрывал брезент. Жеребец оказался смирным и на нового человека никак не реагировал.