Индейские войны в истории США. Часть четвертая

Эта атака туземцев, в сочетании с потерями на море, настолько уменьшила силы отряда, что Кусков посоветовал Баранову вернуться в залив Принца Уильяма; но Баранов не собирался останавливаться. Он двинулся вперед, двигаясь вдоль побережья, в основном по ночам, и осмеливаясь разбивать лагерь только в местах, где была наименьшая опасность неожиданных атак. Наконец, 25 мая экспедиция вошла в залив, отделяющий от материка остров Ситка (позже переименованный в остров Баранова). Высадились на берег примерно в 10 километрах от современного города Ситка. Большая толпа туземцев собралась, чтобы наблюдать за передвижениями вновь прибывших.

Здесь Баранов основал русское поселение.

Надежда Баранова на то, что индейцы-тлинкиты наконец-то будут умиротворены, оказалась необоснованной. Недовольство давно тлело среди воинственных народов на Ситке и на материке. Не исключено, что враждебный дух подогревался английскими и американскими торговцами, которые снабжали дикарей огнестрельным оружием, боеприпасами и алкоголем.

Остров Ситка (красная стрелка), Якутат (желтая стрелка)

До комендантов постов Ситка и Якутат доходили слухи, что на русские форты готовится организованное нападение; но поскольку вожди в их окрестностях продолжали заявлять о дружбе, а торговля велась как обычно, торговые агенты и офицеры гарнизонов мало обращали внимания на повторяющиеся предупреждения. В повседневной жизни недавно созданных поселений не произошло никаких изменений. В леса отправлялись партии лесорубов для заготовки бревен и дров; на острова и в заливы отправлялись партии охотников. Часовые выставлялись в соответствии с инструкциями Баранова, но поскольку гарнизоны были невелики, для этой службы выбирались только больные и инвалиды, и поэтому наблюдение за окрестностями и охрана фортов выполнялись самым неэффективным образом. Тем временем дикари разрабатывали свои планы.

Одно из первых русских поселений на Аляске. Художник Фридрих Киттлиц (1799—1874)

Летом 1802 года по селениям был нанесен удар, который смел с лица земли только что созданную колонию.

Точная дата резни в Ситке неизвестна; единственными выжившими были русские рабочие и местные жители, которые были настолько напуганы, что даже не запомнили, какой это был день недели.

Однако несомненно, что событие произошло в конце июня. Лучшие описания этого инцидента содержатся в показаниях немногих выживших рабочих и охотников, нанятых конторой торговой компании на острове Кадьяк.

Абросим Плотников, охотник, который был среди выживших, показал следующее:

«В нынешнем 1802 году, около 24 июня – точной даты я не помню, но это был праздник – около двух часов дня я пошел на реку, чтобы присмотреть за нашими телятами, так как был назначен командиром форта Василием Медведниковым присматривать за скотом. Возвратившись вскоре, я заметил в форте большое множество колошей, которые не только окружили казармы внизу, но уже лезли с ружьями через балкон и на крышу. На небольшом холмике перед флигелями, стоял начальник колошей, отдавая приказы тем, кто был вокруг казарм, и крича некоторым колошам на байдарах неподалеку от берега, чтобы они поторопились и помогли своим в бою. В ответ на его крики из-за выступов скал выплыли почти шестьдесят байдар.

Ситка

Я не мог добраться до бараков, они уже были закрыты и забаррикадированы; поэтому я бросился на скотный двор, где у меня было ружье. Я только остановился, чтобы сказать женщине, которая работала на дворе, чтобы она взяла своего маленького ребенка и бежала в лес. Тогда, схватив свое ружье, я закрылся в сарае. Очень скоро после этого подошли четыре колоша к двери начали стучать в двери. Как только я выбежал из сарая, они схватили меня за зипун и начали отбирать ружье.

Я был вынужден оставить им и ружье, и зипун, а сам выпрыгнул в окно, пробежал мимо крепости и спрятался в густом кустарнике в лесу, хотя два колоша погнались за мной, но не могли найти меня. Вскоре после этого я выбрался из кустарника и приблизился к казармам, чтобы посмотреть, отбито ли нападение, но увидел, что не только казармы, но и недавно построенный корабль, склад и сараи, хлев, баня и другие небольшие строения были подожжены и уже вовсю пылали. Шкуры морских выдр и другое имущество роты, а также личное имущество командира Медведникова и охотников, дикари бросали на землю с балкона со стороны воды, в то время как другие хватали их и несли к байдарам, которые находились недалеко от форта».

Упомянув, что в казарме было шестнадцать человек, и назвав имена других, которые отсутствовали на охоте или рыбалке, он продолжал:

«Вдруг я увидел двух колошей, бегущих ко мне, вооруженных ружьями и пиками, и я был вынужден снова спрятаться в лесу. Я бросился в подлесок на опушке леса, прикрывшись большими кусками коры. Оттуда я увидел, как Наквасин спрыгнул с верхнего балкона и побежал к лесу; но когда он почти пересек открытое место, он упал на землю, и четыре воина подбежали и отнесли его обратно в казарму на остриях своих пик, а затем отрубили ему голову. Кабанова вытащили из барака на улицу, где колоши пронзили его пиками; но как погибли остальные русские, которые там были, я не знаю. Резня и поджоги продолжались дикарями до вечера, но наконец я пробрался среди развалин и пепла и, блуждая, наткнулся на некоторых из наших коров и увидел, что даже бедные бессловесные животные не избежали кровожадных извергов, имея в боках копья. Напрягая все свои силы, я едва мог вытащить несколько копий, когда меня заметили два колоша и я принужден был предоставить раненых коров их судьбе и снова спрятаться в лесу.

Я провел ночь недалеко от руин форта. Утром я услышал ружейный выстрел и выглянул из кустов, но никого не увидел и, не желая снова подвергать себя опасности, пошел вверх по горе через лес. Осторожно продвигаясь вперед через лес, я встретил еще двух человек, которые были в том же состоянии, что и я: женщину с острова Кадьяк с младенцем на груди, и алеута, которого охотничья партия сначала взяла с собой, а потом оставила в лесу из-за болезни. Я взял их обоих с собой на гору, но каждую ночь я ходил к руинам форта со своими товарищами и оплакивал судьбу убитых. В таком жалком состоянии мы оставались восемь дней, ничего не ели и не пили ничего, кроме воды. Около полудня последнего дня мы услышали с горы два выстрела из пушки, которые вселили в меня некоторую надежду, и я сказал своим товарищам следовать за мной на небольшом расстоянии, а затем спустился к реке через лес, чтобы спрятаться у берега и посмотреть, нет ли в заливе корабля. Когда я добрался до берега, я увидел за небольшим островом судно, которое показалось мне похожим на нашу «Екатерину», но когда я подошел к берегу, который возвышался над всем заливом, я обнаружил, что это была не «Екатерина», а другой корабль. Позже я узнал, что корабль английский. Затем я поднялся на скалу, и позвал на помощь. Несколько колошей, которые были около реки, услышали мой голос, и шесть из них почти добрались до меня, прежде чем я их увидел, и мне едва удалось убежать от них и спрятаться в лесу. Таким образом, дикари три раза преследовали меня. Я пробрался в другое место на берегу, около мыса, где снова окликнул корабль, и к моей великой радости лодка отплыла от судна к тому месту, где я стоял. Я едва успел вскочить в нее, как преследовавшие меня колоши снова показались на берегу, но, увидев, что я уже в лодке, они ушли.

Командир судна * был в лодке, и когда мы поднялись на борт, я дал ему полный отчет о печальной катастрофе и попросил его спасти женщину с ее маленьким сыном и алеута, которых я оставил на берегу, и показал им место, где я велел женщине и алеуту спрятаться. Капитан немедленно отправил вооруженный ялик, и к счастью, мы наткнулись на то самое место, где они скрывались, и их взяли в лодку и доставили на борт корабля. Лодка была немедленно отправлена обратно на другую сторону залива и вскоре вернулась, к моему великому удивлению, с Батуриным, другим русским, которого я знал и встретил с радостью, и мы вскоре рассказали друг другу о том, что пережили.

* Генри Барбер, капитан английского брига «Юникорн» – А.С.

Мы попросили командира корабля проводить нас к месту разрушенного форта, чтобы посмотреть, не пощадили ли дикари кого-нибудь. Он любезно согласился снова сесть в ялик и взял меня с собой. Когда мы прибыли к развалинам, он осмотрел тела убитых, которые все были без голов, кроме Кабанова, и мы похоронили их. Из имущества мы не нашли ничего, кроме расплавленного ствола медного ружья и сломанной пушки, которые мы подняли и принесли на корабль. Когда мы пробыли на корабле три дня, с берега пришли два байдара с вождем колошей и его племянником. Первый спросил капитана, есть ли на борту русские и не желает ли он торговать. Капитан ничего не сказал о нашем присутствии и дружескими словами уговорил его подняться на борт вместе с его племянником. По нашей просьбе капитан схватил вождя и его племянника и приказал держать их в заключении, закованными по рукам и ногам, пока не будут выданы все люди, захваченные колошами во время разрушения поселения. Вождь приказал своим людям, оставшимся в байдарах, отправиться на берег и привезти их. После этого они начали возвращать наших служанок и детей, не всех сразу, однако, а по одному. Наконец, капитан сказал вождю, что если он не выдаст сейчас же всех пленных, находящихся него, он его повесит, и чтобы запугать его, были сделаны необходимые приготовления к казни.

Тем временем два других неизвестных корабля вошли в залив и встали на якорь близко друг к другу. С капитаном одного из них мы были немного знакомы, так как он однажды зимовал на своем судне около нашего форта. Я кажется запомнил его имя – Абес (?), и это был англичанин*. И когда этот Абес узнал о наших несчастьях, он провел совещание с капитанами других судов (тоже англичанами). Когда дикари приблизились на своих каноэ, он выстрелил в них картечью из пушки, убив нескольких. Некоторые из колошей добрались до берега, а многие утонули. Нескольких колошей капитан Абес держал в плену и таким образом добился освобождения еще нескольких захваченных алеутских женщин. Как только колоши узнали о том, что произошло, они больше не посещали корабли; но от освобожденных женщин мы узнали, что они держат в плену одного из наших людей, Тараданова. Мы попросили капитана не освобождать вождя; и когда этот колош увидел, что он и его племянник не будут отпущены на свободу, они приказал привезти к нам Тараданова, еще четырех женщин и большое количество шкур морских выдр. Взяв Тараданова и женщин на борт, капитан отпустил вождя и его племянника, хотя мы умоляли его не делать этого, а отвезти их на Кадьяк. И в Ситке, и во время плавания капитан снабжал нас одеждой и обильной едой. Командиры других судов также подарили нам одежду, так как мы все свою потеряли».

* В одном из американских изданий, которые я использовал для написания этой книги я нашел информацию, что «Абесом» на самом деле был Джон Эббетс, капитан американского судна «Alert», которое зимовало в Ситке в 1801 году. Для неграмотного Плотникова не существовало разницы между американцами и англичанами; все, кто говорил на английском языке были для него англичане – А.С.

Другим свидетелем этого бедствия была Екатерина Лебедева, жена казака, служившего в форте. Она рассказала следующее:

Екатерина находилась на улице форта Св. Михаила в полдень (дня и месяца она, как многие неграмотные люди, не знала) и стояла около лестницы, которая вела на верхний этаж, где жил командир Медведников. Она услышала русский крик, но не могла разобрать слов. Из кухни выбежал человек по имени Тумаков и сказал ей, чтобы она поспешила в казарму, так как колоши приближались с ружьями. Все русские мужчины и женщины, которые были на улице, вбежали в казарму. Двери были забаррикадированы; но из окон они видели приближающуюся огромную толпу колошей, которые вскоре окружили казарму; все были вооруженные ружьями и пиками. Затем свидетельница называет имена тех, кто был в казарме, а также тех, кто отсутствовал. В этой части рассказа ее информация почти полностью соответствовала показаниям Плотникова.

Далее Лебедева сообщила, что когда колоши подошли к форту, они сразу же открыли непрерывный огонь из мушкетов по окнам, в то время как двери вскоре были выломаны, несмотря на ответный огонь оборонявшихся. Среди первых, кто был ранен, были командир и Тумаков; многие другие также были ранены; тогда остальным было приказано подняться на верхний этаж. Хотя русские продолжали стрелять, они не смогли добиться многого. Когда колоши ворвались в казарму, Тумаков, хотя и был ранен, выстрелил из пушки по входу и убил нескольких колошей, столпившихся в проеме двери; после чего остальные на время отступили. Вскоре обнаружилось, что для пушки на нижнем этаже не хватает боеприпасов, и чтобы получить новый запас, один из мужчин проломил потолок между верхним и нижним этажами, но тогда через это отверстие вырвалось пламя и повалил удушливый дым. Когда огонь распространился на нижний этаж, женщин загнали в подвал; но вскоре после этого некоторые из русских снова смогли выстрелить из пушки, а затем им удалось разбить давно запертую дверь, ведущую из подвала на улицу. Женщины выбежали, спасаясь от огня и дыма, и их тут же схватили колоши и увели к байдарам, которые лежали неподалеку на берегу. Оттуда женщины могли видеть, как русские мужчины выпрыгивают на улицу, когда жар от огня стал невыносим. Там их поймали и убили копьями. Когда все было кончено, свидетельницу отвезли в деревню колошей, где с ней обращались как с рабыней. Во время ее пребывания там был схвачен русский гонец, от которого дикари узнали о приближении большого алеутского охотничьего отряда под командованием Кускова. Был отправлен вооруженный отряд, чтобы догнать и уничтожить этот отряд, но они вернулись, не достигнув поставленной цели. Через много дней Екатерину Лебедеву и двух туземных женщин вместе с другими русскими пленниками и беженцами, посадили на борт английского корабля и, наконец доставили в Кадьяк. Когда она плыла на корабль в каноэ, дикарь, сидевший рядом с женщиной, прошептал ей, что во время нападения на отряд Кускова было убито десять колошей, после чего нападавшие отступили.

***

Ниже приводится сжатый пересказ рапорта капитана Стерджиса с американского судна «Каролина». Он писал:

«В 1799 году русские с Камчатки основали поселение в заливе Норфолк, состоящее из 30 русских и 700 или 800 туземцев с Кадьяка и Уналашки, с целью охоты на морских выдр и других животных. Они построили сильный форт, вопреки желанию туземцев, которые, тем не менее, вели себя миролюбиво, вероятно, устрашенные превосходящей силой захватчиков. К их большому позору, русские не приняли такого же примирительного поведения, но из-за некоторых реальных или мнимых подозрений в заговоре, проводили самую жестокую политику по отношению к туземцам; некоторых из них русские перебили, а других отправили в плен на остров Кадьяк. Побуждаемые местью за потерю друзей и родственников, и обнаружив, что их запасы пушнины и почти все средства к существованию были захвачены чужаками, поселившимися среди них вопреки их желанию, туземцы составили план нападения на форт, с целью либо истребить своих угнетателей одним ударом, либо потерпеть неудачу в попытке. Им это удалось, они завладели фортом врасплох и немедленно казнили нескольких человек в гарнизоне.

Незадолго до этого корабль «Дженни» из Бостона находился в проливе Норфолк, где семеро американских матросов дезертировали и нашли убежище у русских. Туземцы знали это и, желая оградить американцев от своей мести, они отправили послание с просьбой к последним нанести им дружеский визит в деревню тлинкитов. Шестеро из американцев приняли приглашение; а один отправился на охоту с группой туземцев Кадьяка. Когда эти шестеро прибыли в деревню, индейцы сообщили им о своих планах и попросили их о помощи.

Они отказались это сделать, но узнали, что им не будет нанесено никакого вреда, но в то же время им сообщили, что они будут задержаны в деревне, чтобы предотвратить передачу русским какой-либо информации о том, что тлинкиты намеревались предпринять. С момента их успешного нападения на русских индейцы постоянно защищали и снабжали американцев, пока примерно через двадцать дней не прибыли два американских и один английский корабль Затем этим шестерым разрешили идти, куда они пожелают».

Юрий Лисянский издавший в 1812 году свою книгу о кругосветном путешествии под командованием Крузенштерна, в главе о резне в Ситке пишет об американцах несколько другое:

«В числе их находились три матроса, принадлежащие к Соединенным Американским Областям. Они, оставя суда свои, сперва вступили в службу Русской Компании, а потом перешли к нашим неприятелям. Сии вероломные американцы бросали зажженные смоляные пыжи на кровлю верхнего строения, зная, что там хранится порох и сера. Все здание в три часа превратилось в пепел. При всем этом варвары успели вытаскать до 2000 бобров, кои заготовлены были для вывозу».

В той же книге Лисянского, изданной в Лондоне в 1814 году на английском языке, этот же абзац выглядит так:

«Среди нападавших были три американских моряка, которые, дезертировав со своего корабля, поступили на службу к русским, а затем приняли участие в войне против них. Эти двойные предатели были одними из самых активных в заговоре. Они изготовили горючие пыжи, которые подожгли и бросили в дома, где, как они знали, хранился порох. Дома загорелись и были взорваны. Всех, кто был найден в форте, казнили. Не довольствуясь этим, колоши разбрелись в поисках как русских, так и алеутов и имели много возможностей проявить свое варварство. Двое русских, в частности, были подвергнуты самым мучительным пыткам. Ситка была настолько богата товарами, что колоши, несмотря на сплошные пожары, сумели награбить две тысячи шкур морских выдр и других ценных вещей».

* Лисянский Юрий Федорович (1773 – 1837) – русский мореплаватель, военный моряк, писатель. Во время первой русской кругосветной экспедиции командовал шлюпом «Нева». В октябре 1804 года по просьбе Баранова «Нева» приняла участие в бомбардировке Ситки, захваченной и разрушенной тлинкитами в 1802 году – А.С.

***

Следующие несколько страниц будут посвящены описанию боев с тлинкитами на острове Ситка. Текст составлен на основании записей русского мореплавателя Юрия Лисянского.

Книга Юрия Лисянского, изданная в Лондоне в 1814 году

13 июля 1804 года Лисянский подошел к заливу Святого Павла, где собирался отремонтировать корабль. На следующий день после того, как «Нева» вошла в гавань, на борт прибыл помощник коменданта здешнего поста с сообщением от Баранова о разрушении поселения и форта на острове Ситка. Баранов просил Лисянского помочь вернуть Ситку «под власть России». 15 августа, после сокращенного по срокам ремонта, «Нева» покинула Кадьяк и через пять дней подошла к «Ситке». Там уже стояли на якорях две малые шхуны «Святая Екатерина» и «Святой Александр Невский». Каждая из них имела по 4 небольших орудия.

От одного из офицеров Лисянский узнал, что индейцы-тлинкиты заняли позицию на утесе в нескольких милях отсюда, где они укрепились и решили вступить в бой с русскими.

25 сентября в восемь часов вечера к Ситке прибыли шестьдесят байдарок, на которых находились алеуты и двадцать русских.

26 сентября Лисянский отправил на дежурство по гавани корабельный гребной катер, вооруженный четырьмя фальконетами (с целью предотвратить внезапное нападение тлинкитов).

28 сентября «Нева» была отбуксирована сотней алеутских каноэ к месту, откуда предполагалось начать бомбардировку укрепления тлинкитов. На следующий день Баранов и его люди высадились недалеко от места современного города Ситка.

В сумерках к русским прибыл посланник от вождей тлинкитов с предложением мира. Баранов заявил, что условия мира могут быть согласованы только с вождями. На следующий день тот же посланник появился и привел пленного алеута. Русские приняли пленника, но посланник получил тот же ответ. В полдень приблизились тридцать вооруженных дикарей и, остановившись на расстоянии выстрела из мушкета, начали переговоры. Условия Баранова заключались в том, что русским будет разрешено сохранить постоянное владение утесом и территорией вокруг. На это тлинкиты не согласились и вскоре отступили, будучи предупреждены, что корабли будут немедленно перемещены еще ближе к индейскому укреплению, а за то, что последует, колоши должны винить только себя. На мачте «Невы» был поднят белый флаг, сигнализирующий о том, что русские еще раз предлагают вступить в переговоры.

1 октября «Нева», «Святая Екатерина», «Святой Александр Невский» и два бота («Ермак» и «Ростислав») были выстроены в линию перед индейским фортом.

В английском издании дневников Лисянского дается такое описание форта тлинкитов:

«Этот форт имел форму неправильного многоугольника, его длинная сторона была обращена к морю. Он был защищен бруствером толщиной в два бревна и высотой около шести футов. Вокруг бруствера были навалены густые кусты. Картечь наносила небольшой урон, даже на расстоянии кабельтова. В частоколе, на стороне, обращенной к морю, были амбразуры для стрельбы, и двое ворот, обращенных к лесу. Внутри было четырнадцать больших хижин. Судя по количеству провизии и домашней утвари, найденной там, форт должен был вмещать, по крайней мере, 800 воинов».

Поскольку ответа не последовало, был отдан приказ открыть огонь, и лейтенанту Арбузову с двумя лодками и полевым орудием было поручено уничтожить каноэ, лежащие на берегу, и поджечь большой амбар у берега, который, как предполагалось, был складом тлинкитов. Обнаружив, что он не может нанести большого ущерба, стреляя с лодок, Арбузов высадился и двинулся к форту, после чего Баранов отправился к нему на помощь со ста пятьюдесятью людьми и несколькими пушками. Окружающие леса были настолько густыми, что обе стороны не могли видеть друг друга; продвижение русского отряда было медленным, и наступила ночь, когда люди Баранова добрались до укрепления.

План форта тлинкитов. Рисунок Юрия Лисянского

Тем временем дикари оставались совершенно спокойными, за исключением того, что время от времени раздавался выстрел из мушкета, вероятно, как сигнал. Приняв это бездействие за робость, Баранов опрометчиво приказал своим людям взять форт штурмом. Его встретили дикари, построившиеся плотным отрядом, и открыли по наступавшим меткий огонь, вызвав панику среди алеутов, которые тащили орудия. Оставшись с горсткой матросов и промышленников, командир отряда был вынужден отступить. Затем тлинкиты бросились в погоню. Русские сражались храбро и сумели спасти свои полевые орудия, хотя и с потерей десяти человек убитыми и двадцати шести ранеными. * Отступив к берегу, отряд был прикрыт стрельбой корабельных орудий. Баранов, поняв, что совершил грубейшую ошибку, начав штурм, предложил Лисянскому взять на себя руководство осадой.