Освоение русскими кольского Заполярья

Дело в том, что здесь в зоне тундры, которая тянется полосой 20—30 км, крайне суровые условия. Здесь не растет строевой лес, даже летом мало теплых дней, с моря часто дует холодный ветер с «зарядами» дождей, высокая влажность, частые туманы.

Приморские тундры Мурмана.

В тундре в основе растительности господствуют мхи (более 500 видов по Мурманской области) и лишайники (почти 1000 видов). Преобладают мохово-кустарничковые сообщества. Вдоль берегов склоны покрывают вороничные ковры, сухие пригорки – белые ковры лишайников (ягеля), среди них растут пятнами толокнянка, арктоус, филлодоце, лаузелеурия, все перечисление видов растений требует осведомленности в ботанике для читателя.

Дальше от берега и по низинам растет карликовая березка с листьями-монетками, низкорослая ива вперемешку с вороникой, багульником, черникой, брусникой и пятнами разнообразных мхов. В закрытых от ветра местах растет береза извилистая с низкими изогнутыми стволами, часть из которых нередко засохшие. В низких, заболоченных местах преобладают моховые болота с осокой и зарослями ив и березок. По долинам рек кривоствольные березы еще растут в зоне тундры, но все равно для строительных целей они не годятся. Только из торфа можно построить землянку, а мхом проконопатить срубы из бревен, доставленных из других мест. Вот и весь строительный материал мурманского побережья. Из камней можно сложить разве что забор, а каменные жилища в холодном климате невозможно и нечем обогревать, поэтому поморы их никогда не строили.

Чтобы понять, как происходило заселение берегов Мурманского края, необходимо обратиться к истории. С конца XV века на севере стало возникать феодальное землевладение в лице монастырей. Иван Грозный отдал Кирилло—Белозерскому и Соловецкому монастырям всю Умбскую волость, то есть весь Беломорский берег. Позднее монастыри продвинули свое влияние вплоть до Норвегии, основав Печенгский монастырь. Монастыри взимали с населения как десятинный, так и натуральный налоги. Так, за лов рыбы в реке Вороньей в XVIII веке брали 6 рублей в год, в реке Териберке 9 рублей в год, что было немалыми деньгами.

В Елизаветинское время возникали монополии (право одного лица) скупать продукты промыслов – трескового, сельдяного, зверобойного. Монополистами на Севере стали приближенные к императрице барон П. П. Шафиров, граф П. И. Шувалов. Промышленникам строжайше запрещалось продавать добытое на промыслах всем, кроме агентов монополистов. Они, не имея конкуренции со стороны вольных скупщиков, предельно занижали закупочные цены. Это привело к упадку промыслов, разорению промышленников, рыбаков и хозяев судов.

Екатериной второй (1762—1796) монастырские владения в 1764 г. были упразднены. Промышленники стали государственными крестьянами с уплатой налогов в казну. В 1768 г. все морские промыслы стали вольными, и поморы получили возможность ловить и продавать улов и сало морского зверя любому купцу внутри страны. Правительство пошло и на другие послабления, отменив пошлины с рыбных и зверобойных промыслов, салотопен, домов и бань в 1775 г., а с 1780 перестали брать пошлины с судов, приходящих с промыслов. После этого промыслы стали оживать, поморы богатеть, обзаводиться новыми судами, ловить больше рыбы. Для сравнения, во время монополий на рынок поставлялось едва 40 тонн сушеной и соленой трески, а в 1789 г. уже продавалось 214 тонн. Разбогатевшим крестьянам с капиталом было разрешено переходить в купеческое сословие.

Реформа 1861 г. по отмене помещичьего владения землей и крестьянами на поморское население поначалу не повлияла, так как здесь не было помещиков. Не было и постоянных селений на Мурманском восточном берегу. В августе, закончив лов рыбы, рыбаки покидали станы и возвращались домой в Колу или на Терский берег, чтобы весной снова вернуться на промысел. В 1868 г. царское правительство, желая укрепить владение Мурманским берегом решило предоставить льготы желающим поселиться на жительство на Мурмане. Поселенцам дали право беспошлинно промышлять и торговать, даже с заграницей. Были обещаны ссуды по 50—150 рублей семьям на обустройство. «Колонисты» были освобождены от всех налогов и повинностей, в том числе от военной службы.

Бедное население потянулось с поморских сел Беломорья в надежде на получение ссуд и лучшую жизнь. Так, с 1869 года стали появляться становища в Уре-Губе, Териберке и Гаврилове, а в 1885—87 годах на берегах Кольского залива – Росляково, Белокаменка, Ретинское, Ваенга, Питьково, Среднее, Тюва, Кувшинка, а на Восточном Мурмане в бывших до этого местах летнего лова – Кильдин, Ручьи, Зарубиха, Мало-оленье, Трящина, Харловка и так далее. Практически в любом, прикрытом от морского прибоя месте с наличием источника пресной воды в эти годы появлялись одно или несколько жилищ поморов. Только в устье большой реки Вороньей никогда не было поселка. Это объясняется тем, что на входе реки в море расположен мелководный бар, на котором даже при спокойном море «пляшет» морская волна, а в ветреную погоду здесь вообще ревет прибой. Зайти и выйти из губы можно только на приливе и при тихой погоде.

Вот пример рыбака-одиночки в Кольском заливе. Здесь есть губа Собачья, даже не губа, а небольшая бухточка, прикрытая от северного ветра. Там, у ручья, в небольшом домике жил помор Степан Васильевич Новосельцев с говорящей фамилией. У него была своя ёла, и он ловил рыбу один. Однажды на промысле, как вспоминал наш дед Александр Житких, ёлы рыбаков стояли рядом, а у Новосельцева зацепился за дно якорь. Кто-то из поморов посочувствовал, «Что Степан Васильевич, «зарочилось», то есть зацепилось. А потом, когда тот якорь все же вытащил «Что Степан Васильевич, отрочилось». Тут Новосельцев вспылил и ответил тирадой непечатных слов. После такого ответа никто из рыбаков не хотел общаться с этим угрюмым Новосельцевым.

В соседней губе Ваенгской, в устье одноименной реки, где сейчас расположен г. Североморск, в начале 30-х годов стояли 5 домов и жили пять финских семей. Два дома находились за быстрой речкой и к ним шел мостик, а три других стояли справа от современного бетонного моста. Финны здесь были не редки, например, население Белокаменки, Росляково (Грязная губа) было почти исключительно финским.

Всех этих рыбаков с середины 30-х годов унесла с их насиженных мест либо волна сталинских репрессий, либо лихорадка коллективизации, если вовремя не исчезли сами, как обитатели Ваенги, собравшие пожитки в лодки и исчезнувшие в одну из ночей.

Более двух лет правительство задерживало выдачу ссуд и какого-либо ведомства по обустройству колонистов создано не было. Поморской бедноте, лишенной поддержки властей пришлось переносить большие лишения, жить в землянках, голодать, болеть. Дома построить было не из чего, за привозной лес надо было много заплатить. Тем не менее, в середине 90х годов XIX века на Мурмане возникли 39 колоний, в которых проживало более 1200 человек, а в конце века уже более 2 тысяч.

До переселения, ближе к промыслам, чтобы заработать на семьи, крепкие мужики уходили на тресковый промысел в Колу еще в конце зимы. Путь был трудным, на преодоление которого сейчас уйдет несколько часов, продолжался неделями пешком. Такие переходы до Колы и дальше на промысел могли стоить здоровья, а то и жизни. Но и отсюда ходить на Мурманское побережье тоже было не близко, на парусном судне, надо было пройти около 60 км по извилистому Кольскому заливу, а там еще по морю до места лова. Ясно, что уходить приходилось на длительный срок, а то и на несколько летних месяцев, жить в тесных времянках в антисанитарных условиях. Заботиться о жилищах не было времени, все оно уходило на ловлю и обработку рыбы. Как говорили поморы: «Жизнь наша на станах хуже каторги».

Единственное фото рыбака-помора Александра Илларионовича Житких с паспорта.

Поэтому в конце XIX века, точная дата неизвестна, прадед Илларион Антонович Житких с семьей переселился из Колы в Териберку. Основная причина уехать на суровое побережье была близость к рыбным местам и возможность при этом жить с семьей, а не уходить в станы на долгое время. К 1883 году он колонист Териберки, затем гражданин Териберки. В 1894 г. имел в Териберке дом, 4 овцы, 3 оленя, шняку и 3 карбаса. Был членом Териберского церковно-приходского попечительства. В 1883 г. Женился на дочери мещанина г. Колы Сусловой Марии Степановне. Детей было семеро- Александр, Наталья, Михаил, Елена, Анна, Дмитрий, Гавриил. Жизнь поморов на промыслах была настолько опасной, что даже из больших семей доживали до старости далеко не все. В Териберке Илларион потерял троих сыновей, кто погиб в море, кто на первой мировой войне. Трагически сложилась судьба одного из них – Дмитрия. Шняка, на которой он рыбачил с поморами, в районе Семи островов при шторме перевернулась, но рыбаки смогли выкарабкаться на ее киль. Проходившие мимо рыбаки спасли всех, но психика 18-летнего парня не выдержала, он помешался.

Помочь ему было нечем и его отправили в больницу г. Архангельска. Там он еще заболел тифом и уже почти выздоровел, когда его навестил друг детства Александра Житких – А. Симаков.

С 13 лет они оба «зуйками» пошли в море. Поморские зуйки – это ребята, выполнявшие подсобные работы на промыслах, наживку ярусов, уборку, приготовление еды, топку печей и т. д. Симаков по какой-то причине оказался в Архангельске, навестил Дмитрия в больнице и накормил его консервами с хлебом, что категорически нельзя было делать. Как говорила наша мама, после этого случая мир не забрал нашего деда Александра и Симакова. Писатель В. И. Немирович-Данченко, посетивший колонию в Териберке на четвертом году ее существования писал о некой семье: «У нее (колонистки Житких) было трое сыновей. Один из них умер, другой замерз в Гаврилове, а третий во время зимнего промысла был унесен на льдине в океан».[9 - В. И. Немирович-Данченко. У океана. Жизнь на Крайнем Севере. 1875.]

О том, что поморы были беззащитны перед силой стихии, повествует событие в море 3 апреля 1936 года.

Воспользовавшись хорошей погодой, 3 апреля рыбаки на своих судах с раннего утра вышли на ловлю трески. Метеослужба была еще довольно слабой и никакого прогноза о возможном шторме не дала. Перед выходом в море рыбаки обычно обращались за советом и прогнозом погоды к старым и опытным в морском деле поморам. У них была примета переждать апрельские шторма, как они говорили «благовещенскую погодку». Шторма приходили иногда до 7 апреля, праздника Благовещенья, иногда после, но, как правило, налетали в этот период при переходе погоды от зимы к весне. Но в те первые дни апреля никаких признаков ухудшения погоды даже старейшины не заметили, уж очень хорошая она стояла.

Ураган налетел с северо-запада в 5 часов утра и совершенно неожиданно, пришел сплошной стеной со снегом. О силе ветра говорит такой маленький эпизод: в это раннее время две женщины пошли на реку за водой в поселке Кулоньга, который находился неподалеку от Белокаменки в устье одноименной реки. Наполнив деревянный ушат водой, они вдвоем несли его на коромысле. Налетевший шквал вырвал из рук этот ушат, опрокинул, и он укатился обратно в реку, а бурная речка унесла ушат в Кольский залив. Но было уже не до ушата, так как на ногах трудно было устоять.