Спасительница рода

– Отец говорил, что у каждого достойного человека непременно есть враг, с которым нужно бороться. В этом и заключается путь к успеху. Победишь врага – получишь лавры. Я понимаю, что общественные нормы и воспитание в доме моих родителей – не то, на что мне стоит опираться, если хочу стать спасительницей рода, но все-таки. Насколько это верно?

– Да, у меня был враг, – голос Анны стал тихим и тусклым, словно в доме разом погасли все свечи, и сквозняк проник в щели. – Мой муж.

– Ваш… кто? Разве вы не сделали свой род таким, каким он был долгие годы – сильным, процветающим?

– Да, сделала. Но та червоточинка, которая проявилась в твоих родных – это его наследие и следствие моей ошибки.

– Почему вы это так называете?

– Ошибка – это чаще всего заблуждение, неверный выбор, переоценка себя или других. У меня случилось последнее. Я очень любила своего мужа, мой дар усилил мои способности ощущать каждое чувство, эмоцию: любовь, радость, тревогу, грусть, печаль, гнев, ненависть. Мне казалось, что мир вокруг прекрасен, что все всегда будет хорошо, – по щеке Анны скользнула слеза, но женщина быстро стерла ее кончиком перчатки.

– Но что же произошло?

– Он был слабее меня. Морально, не физически. И не мог полностью реализовать себя. У него был огромный потенциал – он мог стать гениальным художником. Менять жизнь людей через свои картины. Я видела это и ждала, когда он проявит свой талант в полной мере. Сначала молча, а потом моя натура взяла верх – я стала подталкивать мужа, говорить о том, чего он добьется, если рискнет стать тем, кем он рожден. Не могу сказать, что он совсем не пытался. Пробовал, но каждый раз отступал перед трудностями. А ведь без них до цели не дойти. Я становилась настойчивее, упрашивала его посвящать больше времени рисованию. И однажды он не выдержал. Муж проклял меня, мой дар и свой талант. Но он был слабее духом, поэтому силы его слов не хватило, чтобы повредить мне или роду в тот момент. Но злые слова никуда не пропадают, – Анна замолчала. Вероника чувствовала, что ее прапра еще не все сказала.

– А что произошло дальше? – аккуратно спросила девушка.

– Дальше? – уголки губ Анны чуть дернулись вверх, но тут же скользнули вниз. – Спустя несколько поколений его проклятие начало обретать силу. Его гены проявили себя. Все меньше рождалось детей с даром чувствительности, все больше скептиков и циников. И никто не умел рисовать. Другие таланты проявлялись, но кисть в руки не взял ни один. А потом стали рождаться дети, для которых успех в обществе был важнее предназначения. Чтобы не потерять силу рода, они пошли на компромисс.

– Какой? – задала вопрос Вероника, хотя уже знала ответ.

Анна усмехнулась.

– Ты это видела на примере своей семьи. Каждому таланту находили практическое применение и шли с ним не туда, куда звала душа, а туда, где платят больше денег. Они начали продавать себя. Деньги – это не плохо. Они приходят сами к тому, кто выполняет свое предназначение – это награда нашего рода. Но если стремиться к ним слишком активно, предавая себя, последует наказание – утрата всех талантов. И такой стала наша семья. Скоро твои родные могут все потерять. Лишь потому, что однажды я совершила ошибку.

Вероника в первый раз видела основательницу рода в таком смятении и не знала, что сказать. Но Анна не плакала и не кричала. Только ненадолго замолчала, а потом продолжила:

– Поэтому я так долго ждала тебя, милая моя. У тебя столько же сил, сколько было у меня. Ты способна менять жизни людей. Но не жди от них такой же самоотверженности – они не смогут и возненавидят тебя. Иди вперед, принимай других такими, какие они есть, и делай то, что должна. Я надеюсь, что ты сможешь искупить последствия моей ошибки, не совершив других, и возродишь наследие нашего рода. Я верю в это.

На миг глаза Анны блеснули. Вероника взглянула на свои руки и подумала о том, что неплохо бы научиться рисовать. В этот момент еще один кусок старого образа отпал с правой половины ее лица. Она возвращалась к себе, к истокам рода, к причине своего появления на свет. И ей уже не было страшно.

Уважение к предкам

– Что тебя тревожит? – спросила Анна. Вероника уже больше часа молча стояла у окна.

– Даже не знаю. Все как-то странно, – девушка оторвалась от созерцания и взглянула на свою прапра. – Когда я жила с родителями, все было просто и понятно. Да, я не знала о своем даре. Да, ко мне относились с жалостью и презрением. Да, мне не светило никаких достижений. И все-таки…

– Тебе не приходилось ничего решать, выбирать. Детей воспитывают в уважении к родителям, к взрослым вообще. А в итоге вы не способны взять на себя ответственность и принять взвешенное решение. Там, где достаточно вести себя уважительно и просто выслушать другого, вы отдаете право выбора в руки чужого человека. Так проще. Даже если потом будет трудно, сложно, неприятно. Но самое страшное – выбор – уже позади.

– И что тогда делать? Я понимаю, что мой дар важен, я хочу спасти свой род, но…

– Ты боишься. И это нормально. Всем страшно. Даже твоим родителям. В глубине души они боятся, что что-то пойдет не так, что их выверенная стратегия даст сбой, что придется импровизировать.

– Импро… что?

– Импровизировать. Действовать по обстоятельствам. Этому тебе тоже придется научиться. Ты чувствуешь – доверяй своему чутью, двигайся вперед, а если что-то идет не так, перестраивайся, адаптируйся к переменам.

– Я не понимаю, как это.

– Да, на словах это трудно осознать. Так что сразу перейдем к практике. Видишь вон тот дуб у границы наших владений?

– Нет. Я даже границу не вижу.

– Ах да, я забыла, что ты еще не пользуешься внутренним зрением. Нужно выйти из замка, обойти его кругом. Там будет поле. Вдали темные силуэты деревьев. Иди туда. Как дойдешь до дуба, поворачивай обратно.

– Зачем?

– Ты не знаешь эти места. Рассказывать их тайны я не буду. Поэтому тебе придется довериться своему чутью. Только так ты доберешься до места. Если что-то случится, придется принимать решение самой. Никого, кроме нас, тут нет. Я не смогу тебе помочь. Когда придешь, вернемся к этому разговору.

Вероника пожала плечами. В детстве она много бегала по полям и лесам, залезала на деревья, даже пыталась ходить по болоту. И была уверена, что сейчас точно справится. Поэтому смело вышла из замка, обошла его кругом, увидела поле и замерла. Это был не зеленый луг рядом с домом ее родителей. Не поляна в лесу из детских книжек.

Бурелом, заросли, уродливые камни, бревна, перекрывающие путь, и едва заметная тропинка, по которой когда-то давно люди ходили в лес. Ладони вспотели, ворот платья сдавил горло, стало трудно дышать. Это был не страх. Это был ужас. Где-то в глубине этих завалов пряталось нечто. Вероника не могла понять, что ее так пугает. Темнота, скрывающаяся в тени, словно сидела в засаде, готовая в любой момент сорваться с места и поглотить путника.

Девушка сделала глубокий вдох. Анна говорила, что она должна доверять своему чутью и действовать по ситуации. Вероника закрыла глаза и сосредоточилась на своих ощущениях. Ее тело опутывал ужас. Словно осьминог, он пытался щупальцами дотянуться до ее души. И она, наконец, поняла, что ее так пугает. Это не поле. Это кладбище неупокоенных душ. Туда нельзя идти просто так. Мертвые требуют уважения. Им нужна плата. И они возьмут ее.

Что она могла им дать? Отнестись с уважением, как ее учили, значило отдать им право решать, что они заберут. Как там говорила ее прапра? Достаточно вести себя уважительно и выслушать другого.

– Здравствуйте, – Вероника поклонилась до земли. Почему-то такой жест показался ей самым подходящим. – Я благодарю вас за то, что вы прожили вашу жизнь и дали продолжение моему… эээ… нашему роду. Я уважаю право каждого из вас высказать то, что вы не успели. И готова выслушать.

Девушка оглянулась вокруг и увидела большой камень. Подошла, села на него, сложила руки на коленях, вздохнула, максимально расслабив все тело, и закрыла глаза, представив себя арфой. Раздался резкий звук. За ним еще один. Их становилась все больше. Они звучали какофонией. В каждом была боль, грусть, печаль. Вероника все чувства пропускала сквозь свое сердце, стараясь обогреть своих предков, настраиваясь на них, натягивая слабые струны и ослабляя напряженные.

Постепенно шум прекратился. Вместо расстроенной скрипки душа девушки уловила мягкие ноты. Гармоничная мелодия окутывала, давала силы, отвечала благодарностью на тепло сердца.

Вероника начала раскачиваться из стороны в сторону. Ей показалось, что она снова в люльке, и няня качает ее, напевая колыбельную. Стало очень хорошо. Кончики губ поползли вверх. Девушка не боялась – она улыбалась. Когда Вероника открыла глаза, то увидела, что бурелом исчез. Перед ней расстилалось зеленое поле. Колыхались травинки, улыбались цветы. Еле заметная тропинка стала широкой дорогой. А лес казался намного ближе.

Девушка легко соскочила с камня и, вспомнив игры с братьями и сестрами, бросилась к дубу наперегонки с ветром, солнцем, жизнью. Добежала до дуба, коснулась его ладонью, ощутив шершавый ствол, который не смогли победить ни века, ни погода. Обратно она шла медленно, наслаждаясь каждым вздохом, каждым солнечным лучом, каждым движением воздуха.

Перед тем как вернуться в замок, она обернулась к полю и снова поклонилась до земли. Только потом вновь обогнула дом и вошла внутрь.

– Смотрю, ты справилась, – удовлетворенно кивнула Анна. – Хотя я в тебе и не сомневалась.

Девушка улыбнулась и закружилась по комнате. С каждым движением от нее отлетал кусочек старого образа. А когда танец кончился, Анна увидела перед собой новую Веронику. Ту, какой она была рождена. Ту, которая исполнит свое предназначение. Спасительницу рода.

Готовы не все

– Тебе пора двигаться дальше, – сказала Анна на следующее утро. – Ты уже готова переходить на новый уровень.

– Да, наверно, – в голосе Вероники не было радости.

– Тебя что-то смущает? Боишься не справиться? Думаешь, что твои родные тебя не послушают? – прапра с портрета продолжала задавать вопросы, но девушка на каждый отрицательно качала головой. – Тогда в чем дело?

– Мне сейчас так хорошо, спокойно. Не хочется ничего менять. Я бы продолжала жить в этом замке одна, общаться с вами, гулять по окрестностям и не возвращаться в большой мир. Скажите, это возможно?

– Нет, – в голосе Анны явственно послышалась сталь. – Не для того ты пришла в этот мир, не для того тебе был дан такой дар, не для того я все тебе рассказывала, чтобы ты отступила, отказалась от всего, спряталась от мира только потому, что тебе в нем некомфортно.

– Простите. Я не хотела вас рассердить или расстроить. Просто мне уже давно не было так хорошо и спокойно. Хотелось, чтобы это состояние длилось как можно дольше.

– Я понимаю, милая, – женщина на портрете смягчилась. – Ты напомнила мне об одном неприятном эпизоде из прошлого, и мне показалось…