Когда-нибудь никогда

Я так близко была к тому, чтобы обернуться. Но вмешался отец.

– Тебе мало было прежнего наказания, Владислав? Зачем ты вмешиваешь в наши дела мою дочь, которая не имеет к ним никакого отношения?

– А почему я должен вечно что-то скрывать от нее? – заметил Влад, отвечая на вопрос моего отца собственным вопросом. Когда-то он учил меня, что так делать абсолютно некрасиво.

– Вечно? – уточнила я, не особо надеясь, что меня услышат.

– Именно, – отозвался Влад.

Отец недовольно качнул головой и открыл передо мной дверь. Последний выбор: послушно сесть внутрь машины, спрятаться там, где никто не сможет меня отыскать, или развернуться, убежать вместе с Владом и попытаться что-нибудь исправить (потому что хуже уже не будет)?..

Я выбрала первое.

Скользнула на пассажирское переднее сидение, сняла со спины рюкзак и поставила его на колени. Через пару секунд слева от меня оказался отец. И мы сорвались с места, подгоняемые светом холодных белых фонарей.

Я отвернулась к окну. И успела заметить Влада, вновь ставшего лишь тенью. Он уходил прочь, безнадежно опустив голову.

Я закусила нижнюю губу, но не отвернулась.

Ничего. Потерпеть осталось совсем недолго. А после я буду свободна. Вновь обрету статус простого химика, не отличающегося от еще ста человек на курсе. И никто ни в чем не сможет меня обвинить.

Впрочем, спасти я тоже никого не смогу.

Да и с чего Влад взял, что я умею – и должна – кого-то спасать?..

Глава 5. Вера в иллюзии

Я вернулась в свой новый (все еще чужой, несмотря ни на что) город субботним утром, в семь. Остановка была конечной, и потому вместе со мной поезд покинули все пассажиры. Впрочем, наши пути разделились еще на перроне. Кто-то бросился в объятия родственников и друзей. Кто-то направился в здание вокзала. Кто-то (и я в их числе), сразу вышел в город, где в ожидании замерли личные автомобили, такси или – как в моем случае – автобус.

Светало.

Из-за торговых центров, жилых домов и высоток выглядывали рыжие солнечные лучи, и в какие-то моменты, когда я уже сидела в автобус, мне приходилось отворачиваться, чтобы солнце не слепило глаза.

На первом этаже общежития меня встретила сонная вахтерша. Я, как и следовало, отчиталась о том, что вернулась, но не то чтобы кого-то это в самом деле волновало. Вахтерша махнула рукой, позволяя мне пройти, и на этом наше общение закончилось.

Я поднялась по лестнице до третьего этажа, сопровождаемая лишь тишиной. До конца прошла коридор, остановившись у последней двери слева. Комната мне выпала угловая, до жути холодная. Но еще в сентябре коменда заявила, что свободных кроватей больше нет, зато я вполне могу выбрать себе съемную квартиру и освободить место для того, кому оно действительно нужно. Мы с комендой сразу не поладили…

Я нашарила ключи, чтобы открыть блок – две жилые комнаты и одна ванная, – полная уверенности в том, что никто из моих соседок ещё не вернулся (а уезжала я последней). Сделала один оборот – от второго меня удержал раздавшийся по ту сторону крик:

– Кто там?!

Марина.

Решила заявиться пораньше?

Из двух моих соседок Марина была самой энергичной. Она успевала учиться (по моему скромному мнению, как попало), ходить на свидания с физиком-второкурсником и вытаскивать нас с Лерой в кинотеатр, пусть и получалось у нее это редко.

Я-то надеялась два оставшихся дня каникул просидеть в тишине.

Но если здесь Марина, то этот план можно считать проваленным. Она очень любит поговорить.

Я убрала ключ из замочной скважины – открывать для меня блок закончила Марина. Не успела толком войти внутрь, как она кинулась мне на шею:

– Ура, Яна вернулась! Почему ты так рано?

Она шагнула назад и посмотрела мне в лицо, будто все еще никак не могла поверить в реальность происходящего. Глаза у Марины были ярко-голубыми, отлично подходящими к ее имени.

– Хватило, – я слабо улыбнулась.

– Понимаю, – Марина заправила за ухо прядь коротких кудрявых волос. – У меня причина та же самая. С моей матерью невозможно находиться наедине дольше трех дней. Так что я тут со среды, да… Ну, проходи. Теперь станет веселее! Осталось только Леру дождаться…

– Здесь до сих пор холодно? – спросила я, стягивая рукавицы.

Ответ меня ничуть не удивил.

– После теплой квартиры кажется, будто здесь в десять раз холоднее, – Марина шмыгнула носом.

Ничего другого ожидать и не следовало. Даже одежда говорила за соседку – на Марине был теплый шерстяной свитер, надетый поверх клетчатой фетровой рубашки.

Я стянула куртку, повесила ее на крючок общей для двух комнат прихожей, почти сразу об этом пожалев.

Как ни беги – от холода никуда не скрыться. Я ведь уже говорила.

– Я поставлю чайник, Яна, – заявила Марина, потянувшись к дверной ручке. – И не спорь! А потом все тебе расскажу. За те три дня, что я просидела здесь одна, рассудок начал плавно меня покидать. Ты ведь не против, да?

– Конечно.

– Вот и чудесно.

Пока я разувалась и мыла руки, чайник почти успел вскипятиться. Я вошла в комнату, сопровождаемая его яростным бульканьем.

В отличие от квартиры отца, здесь ничего не говорило о том, что в комнате живу именно я. Стандартная кровать – мне достался первый этаж двухъярусной – со слишком мягкой сеткой. Стол, в одном из углов которого стояла пирамида из тетрадей, в другом – два стаканчика с канцелярией, а место по центру занимал ноутбук. Полка над ним, заставленная учебниками. Один из гвоздей, на который она крепилась, держался в стене на честном слове, так что учебники уже почти полгода грозились свалиться мне на голову, но пока держались. Один из отсеков старого деревянного шкафа с минимальным набором одежды.

Собственно, ничего больше у меня и не было.

Никаких мягких игрушек, как у Марины – а вся ее кровать и большая часть стола была завалена мягкими игрушками, привезенными из дома или подаренными уже здесь.

Никаких художественных книг, как у Леры, которая временами любит жаловаться, что не успевает ничего читать, и все равно продолжает покупать книги.

В нашем общежитии к каждой комнате предполагалась персональная кухня (вообще-то лет тридцать назад были и общие, но это время давно прошло). Наша кухня умещалась на площади метр на метр. Табуретка с чайником и тумбочка с однокомфорковой плиткой. Слева – полочка с тремя отделами, сплошь заваленная крупами и посудой. Наверху, на прикрепленной к стене подставке, микроволновка.

Ближе всего к кухне располагался стол Леры, поэтому именно его чаще всего использовали в качестве обеденного. Лера не имела ничего против ровно до того момента, пока Марина едва не утопила в сладком чае ее ноутбук. После этого случая она предложила нам ужинать за собственными столами, так мы и делали (если Лера оказывалась в комнате).

Но сейчас Леры не было, и стол мы заняли именно ее.

Впрочем, сейчас он почти пустовал.

От чая пахло карамелью, к нему Марина предложила ореховые вафли, и я не стала отказываться.