Когда-нибудь никогда

Я отвернулась, чтобы не встретиться с ней взглядом. Мы обе прекрасно помнили тот переломный момент, что отдалил нас друг от друга. И забывать не собирались. По крайней мере, у меня ничего подобного в планах точно не было.

Когда-нибудь я расстанусь со всем тем грузом обид, что несу на себе. Или никогда – здесь как получится.

Мы перешли на кухню, пить чай. В холодильнике обнаружились заготовленные заранее пирожные. Пашка болтал без умолку, изредка уточняя что-то у родителей. «А на новый год мы купили огромные золотые шары и украсили елку, да, мам?». «А на прошлой неделе был такой сильный мороз, что у папы еле заработала машина, да, пап? Яна, представляешь, мы чуть не опоздали на урок!». Мне нужно было лишь ужасаться и восторгаться в нужных местах. Впрочем, я в самом деле слушала Пашку с удовольствием. Он с такой искренностью пытался поведать мне обо всем, что произошло за полгода, и это не могло оставить меня равнодушной.

Мне бы хотелось тоже что-нибудь ему рассказать.

Но неожиданно даже для себя обнаружила, что за эти полгода не произошло ничего такого, чем бы хотелось поделиться. Мелкие бытовые проблемы? Засыпание во время пар?

Даже Влад – и тот отчислился из универа. Уже и не скажешь, что учится строить самолеты. Может быть, он ещё и мотоцикл продал. Кто его знает.

Чай истончал запах мяты и мелиссы – традиционное для тети сочетание. Она всегда выращивала эти травы у себя в огороде, и мне, помню, нравилось срывать листки и растирать их в пальцах, вдыхая свежие ароматы. А что же теперь? Покупает в супермаркетах? Разве так интересно?..

Впрочем, не мне судить.

– А еще я решил, кем стану в будущем, – заявил в итоге Пашка. До этого речь шла о зоопарке, который они всей семьей посетили в сентябре, и я снова не заметила переход. Пашка всегда был таким – начинал рассказывать одно, перескакивал на другое и третье, возвращался в начало… Но мне это даже нравилось. Совсем скоро он станет по-настоящему взрослым (до сих пор кажется, что братец совсем недавно появился на свет). И речь его будет ровной и связной. А ещё – непродолжительной. Подростки предпочитают молчать, нежели говорить – знаю по себе. Он перестанет радоваться каждому моему появлению – в один момент окажется, что двоюродная сестрица не такая уж великая и всемогущая, а ещё скучная. Так что пусть хотя бы сейчас я побуду для него кем-то важным.

– И кем же? – поинтересовалась я. Пашка выжидательно смотрел на меня.

– Химиком! Как ты! – заявил братец. Даже немного подпрыгнул. – У Леры мама – химик! Она говорит, они там все взрывают. Я тоже хочу все взрывать! Я ей сказал – ты тоже скоро будешь химиком. Лера бы хотела с тобой познакомиться.

– Вдруг повезет и познакомится, – я чуть улыбнулась. – Взрываем – это да. Хотя вообще-то не всегда положено. Химия – красивая вещь. Если она в самом деле тебе понравится, то почему бы и нет? А ты что думаешь, тетя?

Когда-то мы с ней могли разговаривать обо всем подряд. Кажется, это время осталось в прошлом. Сегодня тетя была молчалива. Но это не удивляло. Все наши встречи – после того самого сентября, разумеется – объединяло мое и тетино молчание.

– Когда-то ты хотела заниматься биологией, – вспомнила она.

Я пожала плечами:

– Это близкие направления. Соседние факультеты. Но химия более перспективна.

– Когда-то Алексей жаловался мне, – продолжала тетя, будто не слыша меня, и взгляд ее был направлен на стену за моей спиной, – что ты хочешь заниматься биологией. Тогда как никто из твоих ближайших родственников не занимается естественными науками. Он говорил: конечно, Яна справится, но получит ли она должную поддержку?

Она наконец взглянула на меня, и я отчего-то мгновенно вспыхнула.

– В первую очередь нужно искать опору в самом себе, – вступил в беседу Виктор. Он в принципе предпочитал молчать, если мы с ним оказывались в одной компании (то есть, с тетей и Пашкой). – Нельзя постоянно рассчитывать на окружающих.

– Я недалеко ушла от биологии, – повторила я, но уже менее уверенно.

– Знаю, – тетя чуть улыбнулась, – ты всегда доводишь все до конца. Даже если остальной мир против.

– Я тоже так хочу, – вмешался Пашка. – Это ведь хорошая черта, да, мам?

Тетя кивнула. Но за этим кивком таилось нечто большее.

Если бы я тогда, в том сентябре, позволила отцу и тете позаботиться о моей безопасности и не лезла на рожон, с большой вероятностью я могла бы до сих пор жить здесь. Виделась бы с Пашкой каждую неделю. Может быть, даже ответила бы на чувства Влада – я неплохо умею убеждать саму себя. И напрочь забыла бы про существование Яра – он бы даже на вокзале стоял один. Кто знает, как бы все сложилось.

Сейчас слишком поздно поворачивать назад.

Но урок я усвоила.

Все поменялось, тетя.

Все слишком сильно поменялось, и ты совсем не знаешь, какая я сейчас. Да и не хочешь знать. Ты обвиняла нас с отцом в том, что мы поступили неправильно, когда скрыли от тебя правду. Но ведь ты до сих пор придерживаешься этой тактики. И веришь в ложь. Разве ты стремишься дойти до истины?..

Когда мы поднялись из-за стола, за окном в самом деле почти установилась темнота – где-то вдалеке, словно чья-то душа, догорал закат. Виктор пообещал, что доставит меня до дома. Пашка ещё долго обнимал на прощание, и я обнимала его в ответ, стараясь не встретиться ни с кем взглядом – глаза неожиданно защипало.

Когда мы встретимся в другой раз, думала я, мне будет уже девятнадцать. Это если повезет. А Пашка закончит первый класс и, быть может, уже пойдет во второй. А вдруг случится так, что я больше никогда сюда не вернусь? И Пашка потом сам приедет ко мне в гости, когда мне будет больше двадцати. Если захочет приезжать.

Прежде чем я ушла, тетя отозвала меня в сторону – на пару минут. Я не смогла отказаться. Я все ещё была ее ученицей – и племянницей, несмотря ни на что.

– Ты слышала про убийство черной ведьмы, что случилось этой ночью, Яна? – спросила она у меня. Я кивнула, тогда тетя продолжила: – С этим должны разобраться в самом ближайшем времени. Но я все равно прошу тебя: пожалуйста, будь осторожна.

– Мне осталось два дня здесь, – призналась вдруг я.

– Я отправлю тебе на почту материалы за последнюю пару месяцев, которые показались мне любопытными. Ознакомься, если будет желание… Если нет – отдыхай. Помню свой первый год в университете, – тетя покачала головой, – не самое легкое было время, отдыха в самом деле не хватало.

– Хорошо…

– И приезжай ещё, как только сможешь, – добавила вдруг она. – Мы все тебя ждем, пусть и немногие из нас решаются озвучить это вслух, – тетя покосилась назад, на прихожую с Пашкой и Виктором. – А теперь тебе пора. Завтра снова рабочий день…

Я поняла, на что она намекает.

Не только мне нужен отдых, но и Виктору тоже. Он архитектор, работает в частной компании. Пропадает в офисе. Конечно, ему требуется личное время на то, чтобы отдохнуть. Черные ведьмы и так слишком много его отняли…

Возвращались мы, слушая радио.

На середине пути внезапно начался снегопад. Гордые острые снежинки, едва коснувшись теплых стекол, таяли и становились прозрачными слезами. Они ловили отблески уличных огней. Получалось красиво.

Возле моего поезда царили пустота и уныние.

– Всего хорошего, – пожелала я, прежде чем уйти.

– И вам, Яна, – отозвался Виктор. И посоветовал вдруг: – Учитесь принимать людей такими, какие они есть. Тогда они и вас примут.

– Мне незачем.

– Вам лучше знать.

И уехал.

День выдался тяжелым. И начался к тому же рано. А я за два дня каникул привыкла подолгу спать – к хорошему быстро привыкают. Поэтому, едва оказавшись в квартире (отца и Миланы не было до сих пор), я переоделась, умылась и легла на кровать. Изначально я хотела просто немного полежать (не то чтобы девять часов – позднее время; обычно я к нему только просыпаюсь). Но организм решил за меня. Телефон выпал из рук. Я уснула.

Вскоре после этого отец с Миланой и вернулись.

Сквозь сон я услышала, как скрипнула входная дверь. По квартире пронесся уверенный голос отца, а следом за ним – недовольный шепот Миланы. Ненадолго звуки стихли. Вскоре кто-то заглянул в мою комнату (кажется, Милана). Пара секунд – и ночник на комоде погас. Дверь захлопнулась.

Как мило.