Останься в Вейзене

Точно, огонь!

Гетберу не понравилось моё имя, поскольку оно напомнило ему заклинание, призывающее огонь. Я всё ещё понятия не имею, согласно какой логике здесь работает магия. Но кто мне мешает попробовать?

Я прикрыла глаза и выровняла дыхание. Затем взглянула на собственную ладонь и шепнула тихонько:

– Вар-Вэйр.

Ничего не произошло. Я попыталась снова, вкладывая в заклинание силу и энергию. Ничего.

Попробовала ещё раз. Потянулась вслед за заклинанием душой, пожертвовала на него частичку себя. И снова мимо. Видимо, весь мой магический потенциал тратится на то, чтобы переводить незнакомые словечки.

Почему даже сон лишает меня преимуществ, доступным всем остальным?

Гетбер говорил, камень выдал себя, когда усилил магию во много-много раз. Но ведь нужно иметь эффект, хотя бы микроскопический, чтобы было, что усиливать? И все-таки мои руки сами собой потянулись к камешку. Я сжала его в ладони и, смотря на кулак, повторила тихое: «Вар-Вэйр».

И снова пустота.

Пора настраивать микроскоп и разыскивать геологический молоток – такой, с заострением на конце, любимый предмет сказочных гномов, работающих в рудниках. Больше ничем не смогу помочь этой славной империи.

Я разжала кулак.

И на свободу вырвалось пламя. Недолго оно продержалось – секунду, быть может, и даже не успело согреть, не говоря о том чтобы обжечь. И все-таки оно было, насыщенное зеленое, будто кто-то поджег смесь с примесями бария и меди.

Невольно отбросила камень на пол. Он упал, обиженно звякнув. Но не сломался, ничего даже не откололось. Все-таки по твердости покрепче графита будет… Быть может, даже покрепче стекла.

Надо настроить микроскоп.

И спрятать шкатулку получше. Раз мои бессильные руки с помощью этой малютки смогли создать огонь, что же будет, если он попадёт в руки сильному магу?.. С таким уровнем магического таланта, чтобы маг этот, единственный на всю округу, не решался произносить моё имя вслух. Ключ от лаборатории тоже лучше прятать тщательнее. Будь моя воля, я бы и саму лабораторию поместила в сейф.

Историю о возникновении ядерной бомбы я много раз слышала.

Иногда изобретения играют против их создателей. Паниковать, конечно, ещё рано, поскольку я пока не поняла, по каким принципам работает эта магическая лупа. Или уже поздно, поскольку о существовании таких камешков знают все, кому не лень.

А ведь там ещё и другие есть. Вдруг существуют такие, которые мой шепоток преобразят в пожар на всю академию? Кто бы знал…

Долго работа не продлилась. Слишком сильно все-таки меня впечатлил огонь на собственной ладони. Так что, вдоволь навозившись с микроскопом, навертевшись шурупчиков и искрутив несчастное зеркало, я все-таки сдалась и пошла в нашу с Ирмалиндой квартирку.

Язык не поворачивается называть эту женщину соседкой. Даже в мыслях.

Соседки – это те, с кем я после пар обсуждала преподавателей и с кем ругалась поздно вечером из-за света (выключенного или включенного, зависело от того, насколько была загружена каждая из нас). Напарницей её именовать тоже не хватает наглости: Ирмалинда-то в академии работает в самого её основания, и это я ещё не спросила, чем она занималась до того, как академия начала свою деятельность.

Я постучалась в её дверь и после разрешения заглянула внутрь.

Ирмалинда сидела за столом, заваленная множеством исписанных бумажек. Видимо, её студенты недавно прошли контрольную точку.

– Проходите, милая, – она радушно махнула рукой на собственную кровать. Комната у неё опрятная, но не лишенная изящества. К шторам подвешены золотистые кисточки, на столе расположился глиняный сервиз. И во всяких особенных углах стоят маленькие букеты из засушенных цветов. Ирмалинда объяснила, что в пространстве существуют энергетические узлы, которые по-разному воздействуют на живые организмы. Некоторые из этих узлов улучшают настроение и укрепляют здоровья – их Ирмалинда своими цветочными композициями усиливает. А другие вытягивают последние силы, и их Ирмалинда блокирует.

– Как ваша работа с каменюшками? Что-то уже получается?

Я опустилась на кровать и ответила:

– Сложно пока сказать. Всё ещё разрабатываю инструментарий. Честно говоря, пока я ищу к ним подход.

– Найдёте, я не сомневаюсь. Скажу вам по секрету, были уже некоторые, что бились над этой загадкой, но мало что у них вышло путного. Тут нужен другой подход, творческий, и незамыленный глаз. – Она обернулась и подмигнула мне. Сверкнул бисер на ещё одной расшитой блузке. Вот только на этот раз блузка была цвета слоновой кости, и бисер на ней отливал всевозможными оттенками коричневого.

– Надеюсь, – попыталась улыбнуться. Надеюсь, проснусь раньше, чем придётся писать отчёт по проделанной работе. – Проверяете знания? – кивнула на стол.

– Мы сегодня творческому подходу учились, как раз к слову, – ответила Ирмалинда. – Здесь пятьдесят штук рецептов травяного отвара. Для успокоения, для бодрости, для крепкого сна.

– Полезный предмет! – я искреннее восхитилась.

– Не станут мастерами магии, так хоть гостю смогут угодить, напоить чаем, – она хмыкнула. – Как ваши ученики? Начинают проявлять себя во время лекций?

Да, на молчаливых подопечных я тоже успела пожаловаться. Ещё позавчера.

– Сегодня у нас случился очередной сбой, – призналась я. – Ученикам было не до учёбы, поскольку они вовсю обсуждали маскарад.

– Ах, – Ирмалинда мечтательно выдохнула, – маскарад…

– Важное событие?

– Конечно, – ответила Ирмалинда, не колеблясь. И тут же спохватилась: – Точно, вы ведь не местная! Хотя для нас этот маскарад так значим, что мы считаем, будто о нём знают все на свете. И заблуждаемся. Маскарад… он в Вейзене проводится каждый год, и это священный долг каждого академиста – на нём побывать. Я и сама не пропускала ни один, что таить, только в последние пару лет стала слишком старой для того, чтобы веселиться. Но вы обязательно съездите, ещё успеваете. – Она взглянула на круглый циферблат ярко-желтых часов. – Где-то через часа полтора начнут кататься омнибусы от ворот нашей академии и прямиком до центральной площади Вейзена! Они предназначены для академистов, но вы, думаю, вполне сойдете за свою, – Ирмалинда подмигнула.

– Как вообще появилась идея этого маскарада?

– О-о, – протянула она. – Вы, главное, успейте к самому началу. Там каждый год рассказывают одно и то же, так что многие приходят позднее. Но вам, посещающей маскарад в первый раз, эта история точно должна понравиться.

Я посмотрела в сторону окна. Четвертый этаж, никакие деревья сюда не дотягиваются. Так что превосходно видно небо, постепенно сменяющее лазурную голубизну на более основательную, васильковую. Через полтора часа на небе уже распластается закат. А там и до темноты недалеко.

– У меня и одежды нет подходящей, – призналась я, – что уж говорить о маске.

– Маски – это условность, – Ирмалинда махнула рукой, будто пыталась прогнать невидимую муху. – Будь вашим собеседником кто-нибудь более рассудительный, он бы так и сказал, что мы и без маскарадов никогда не снимаем маски… А вот платье мы вам сейчас подберем, у меня много интересного есть в закромах. Если вы, конечно, не побрезгуете.

Я не успела окончательно решить, поеду ли на маскарад, а Ирмалинда, легонько отодвинув меня в сторону, уже принялась вытаскивать из-под кровати самый настоящий чемодан.

– Здесь всякое, – объяснила она. – То, что я уже не ношу, выкинуть жалко, а отдать некому. Какой у вас любимый цвет? – Ирмалинда внимательно посмотрела мне в глаза, и по телу отчего-то побежали мурашки. – Вашим глазами пойдёт малахит. Было у меня одно платьице.

А как, интересно, на моём родном языке называется тот камешек, который я сейчас исследую? Больше всего похож на хризолит, и все-таки это не он. Хризолит когда-то чрезвычайно нравился моей маме, она носила подвеску, которая цепко удерживала ограненный камень. Я вдоволь успела его рассмотреть.

– Вот и оно. Помялось все-таки, но ничего… Быстро выпрямится. Бархатное. Дорого оно в своё время обошлось моему мужчине.

Ирмалинда протянула платье, и я послушно его взяла. Мягкое… Качество, свойственное всему, к чему я прикасаюсь в этом странном мире. Темно-зеленое, поблескивающее серебром не хуже настоящего камня. Как сказал бы автор местной геологической книжки, блеск жирный – ткань так и лоснится.

Я развернула сверток. Платье оказалось длинным, почти как черное, которое я ношу, не снимая. Только черное закрывает лодыжки, а из-под подола этого платья они, скорее всего, кокетливо будет выглядывать.

Юбка у него простая, чуть расклешенная к низу. Зато оригинальны плечи – благодаря жестким вставкам выпирают в сторону, преображая силуэт до перевёрнутого треугольника. Талию обхватывает пояс, тоненький в центре, но к концам ткань расширяется, а после и вовсе струится волной. Так что каждый шаг в этом платье сопровождается полётом двух невесомых перышек.

– Двадцать лет ждало своего часа, – заметила Ирмалинда, довольная тем, с каким интересом я рассматриваю её платье. – И хорошо, что дождалось. У меня к нему ещё жакетик есть. Смотрите-ка.